Я знаю твой секрет
Шрифт:
– Пришлось. Упорно не понимаю, зачем тебе тот клоповник. Это ведь твой дом, и ты в нём полноправная хозяйка.
– Это не мой дом. И ты прекрасно это знаешь.
Хотя хотелось бы, конечно. Один завтрак, вон, чего стоит: яичница, бекон, тосты с малиновым джемом, круассаны со сливочным маслом, кофе, сок…
Всё подано на белоснежной фарфоровой посуде, сервированное по всем правилам и снабжённое серебряными столовыми приборами.
Да я, блин, вшивая аристократка!
Правда заторможенная чутка, раз никак не могу
Нет, несомненно, такие привилегии имеют свои плюсы: вроде солидных карманных и шикарной тачки в личное пользование, оставшейся возле студгородка, но…
Согласитесь, когда все свои подростковые годы живёшь едва ли не впроголодь, подобные подачки, что кидаются сейчас, воспринимаются, по меньшей мере, с подозрением.
Не говоря о том, что на подсознательном уровне упрямо ждёшь подвоха. Вдруг тебя одним прекрасным днём обломают и пинком вышибут обратно в разваливающуюся пустую хрущёвку? Такое ведь возможно, а значит, надо заранее быть готовой.
Так что, подобно запасливому хомячку, последний год я тайком тащу себе в норку все подаренные украшения, дорогие шмотки и выдающиеся мне деньжата. Складывая всё добро на чёрный день.
– Аврора, – чашка с разочарованным стуком касается блюдца, и на меня вскидываются укоряющие глаза-льдинки. Чёрт, аж прям до мурашек пробирает, настолько у них похожий взгляд. – Это твой дом. Всегда им был.
– О, да. Жаль, что почти восемнадцать лет я была не в курсе. Это бы значительно упростило моё существование.
Высокий, коренастый мужчина с всё больше и больше становящимися заметными возрастными залысинами открывает было рот, чтобы сказать то, что я и без него прекрасно знаю, но передумывает.
Тоже понимает, что нет смысла повторяться.
– Аврора, я правда очень хочу, чтобы у нас что-то получилось, но если ты и дальше будешь меня отталкивать – ничего не выйдет.
– А надо ли? Отец был мне нужен первые лет так десять. Потом необходимость в нём отпала.
Сколько мук совести в этих нахмурившихся бровях. Понимаю, что для него эта тема болезненная, но… А для меня разве нет?
– Ты ведь знаешь, что от меня это никак не зависело. Твоя мама…
– Мама всего лишь вычеркнула тебя из свидетельства о рождении. Ты же вычеркнул и её, и нас из своего мира. На долгие-долгие годы даже не задумываясь о том, что где-то по миру могут бродить твои шустрые сперматозоиды.
– Аврора…
– Что, Аврора? Ты бы и не чухнулся, если бы не пришлось оформлять опекунство, так что давай не будем сейчас разводить эти сопли про отцов и детей, – резко встаю, скрипя ножками стула, хватая тарелку и сок. – Я доем у себя. Спасибо за компанию, Борис.
– Папа.
– Право таковым называться надо заслужить, – холодно бросаю и поднимаюсь обратно наверх, запираясь.
Вот поэтому я и стараюсь как можно реже здесь бывать. Уж лучше в провонявшей
Надеюсь, сегодня успею вернуться туда до отбоя. Правда для этого придётся побыстрее разделаться с первым "заданием".
***
Взяла, взяла, и… да, тоже взяла.
Застёгиваю все внутренние молнии в рюкзаке, "зачпокиваю" все кнопки, вешаю тонкую лямку с металлической вставкой на плечо и, глянув напоследок а высокое зеркало, чтобы удостовериться, что я если не само совершенство, то близка к цели, выхожу из спальни.
Во всём доме, как в лакшери морге – красиво, но безмолвно. В коридоре на постоянке работают реагирующие на движение споты, от чего кажется, что на улице уже давно кромешная ночь, хотя на деле нет ещё и десяти.
Замерев на лестнице, прислушиваюсь, но не улавливаю ни звука. Моих шагов и то почти не слышно благодаря мягкому ковровому покрытию.
Не, ну точно как в морге. И так же стерильно, приходящая несколько раз в неделю уборщица это обеспечивает.
Мда. Вот вы мне скажите: зачем такие хоромы, в которых можно заблудиться, если живёшь один? Ради понтов? Или это отголоски несбывшейся мечты о большой и шумной семье?
Не знаю, да и знать не хочу. В данном случае мне это богемное отшельничество только на руку.
Смогу проскользнуть незаметно.
– Далеко собралась?
Ага, щас. Незаметно. Как же.
Борис обнаруживается в гостиной. Интеллигентно проводит свой немногочисленный выходной за чтением перед включённым электрокамином.
Широкие французские двери распахнуты настежь, так что мимо никак проскочить не получилось бы.
– На вечеринку.
– Вернёшься?
– Да. Скорее всего.
С учётом того, какой уже сейчас час, в общагу я опять не попаду. Коменда у нас не прям лютая, но дама принципиальная. В одиннадцать ворота закрываются, а она становится офлайн, и баста. Не успеваешь – ночуй на улице.
– Хорошо. Может, завтра проведём день вместе? Сходим куда-нибудь?
Он снова за своё?
– Не могу. К лекциям буду готовиться. К тому же я собиралась ещё на кладбище заехать, – предельно корректно соскакиваю, поправляя повязку на голове, фиксирующую выскакивающие из причёски короткие локоны.
Внешне "небрежный" объёмный пучок на затылке обошёлся мне двумя часами прыганья с плойкой, обожжённым об неё пальцем, половиной флакона лака для волос и дюжиной воткнутых в черепушку шпилек. Вот уж точно красота требует жертв.
– Кладбище? Снова? – мрачнеет Борис. – Тебе не кажется, что ты там слишком часто бываешь?
– А в чём проблема? Там вроде абонемент покупать для посещения не просят. Вход бесплатный.
– Не в этом дело. Не стоит цепляться за мёртвых, ведь твоя жизнь продолжается.