Я знаю все твои мысли
Шрифт:
Джим Рейберн. Гид сам не знает, с чего начать, говоря об отце, а я не знаю тем более, так что давайте по по- рядку. Джим Рейберн, родился в 1959 году в Ньюпорт- Ньюс, Вирджиния (по зодиаку — Рыбы, по китайскому гороскопу — Собака). Строитель. Два года назад мама Гида бросила его (Козерог, Свинья… ужасное сочетание. Это уже я подумала, не Гид. Мальчишки ничего не смыслят в астрологии, отец Гида тому пример — а надо бы!). Венди Рейберн — беззаботная душа в лимонных сабо — втюрилась в школьного учителя Гида по физике, мистера Соумса. А Гид думал, он голубой! Теперь у него есть подтверждение (к сожалению, даже засвидетельствованное собственными ушами), что это не так.
Теперь папа Гида постоянно теребит усы,
Говорят, мальчику нужен отец. И я не могу сказать, что Джим Рейберн — ужасный человек. Но, пожалуй, хорошо, что Гид от него уезжает — хорошо для нас обоих. Ведь он должен разобраться, кто он такой. А раз уж мне придется проводить так много времени в голове Гидеона Рейберна по причине, до сих пор мне неизвестной, то наверняка есть вещи поинтереснее, чем думать о том, почему у Гида и его папаши не сложились идеальные отношения. Например: я понимаю, что Гид еще не знает, когда будет заниматься сексом в часовне и будет ли это делать вообще, но как, скажите, можно незнать, девственник ты или нет?
Балерина
Последние двенадцать часов в жизни Гида я вижу так отчетливо, будто это моя жизнь. Все как на ладони — точно это я их прожила. Правда, хорошо, что на самом деле это не так — ведь все эти двенадцать часов он про- торчал в машине с отцом!
Вернемся на пять часов назад. За окном — ветер, колышущий траву, и поросший луговыми цветами, но не слишком увлекательный ландшафт центрального Коннектикута. Гид делает упражнение «то, что ты любишь», позаимствованное им из маминого «Дзен- буддистского альманаха». Оно предназначено для того, чтобы напоминать, что и в тяжелые времена остается то, что ты любишь, как недвусмысленно следует из на- звания. Гид произносит про себя: «Печенье. Хоккей на траве. Поцелуи. Моя пуховая подушка с запахом отбеливателя. Поцелуи…»
Неужели? Странно, что он до сих пор не вспомнил о сексе. Говорила же я, что и мальчишки иногда чувству- ют точь-в-точь как девочки.
— Что ты думаешь по поводу перехода в новую школу? — рявкает Джим Рейберн, испортив такой замечательный для всех момент. В мире Джима проблемы решаются по мере возникновения. Кончилось молоко — возникла проблема с молоком. Когда мама Гида его бросила, то возникла проблема с женой. Которая, судя по красноречивой картине, возникшей в голове Гида, вскоре переросла в проблему «нет жены»: субботний вечер, отец вместе с такими же обделенными в личной жизни жалкими приятелями с работы зависает в подвальном баре. Слушают они, как водится, Нила Даймонда, а по мере того как проходят часы и в янтарных пепельницах накапливаются окурки, переходят на Мерла Хаггарда.
— Я ни капли не волнуюсь, — врет Гид. — Думаю, в Мидвейле мне понравится.
Кажется, это успокаивает отца ненадолго. Гид пользуется молчанием, чтобы сделать еще одно упражнение из «Альманаха»: релаксация сознания путем распределения по категориям всего, что видишь. Вот коровы на лугу. «Бьюик ле сабр» с разбитым багажником, перетянутым красной веревкой. Желтый дом. Пенек недавно срубленного дерева. Деревянные щепки похожи на женские ногти, и при мысли об этом Гиду становится тесно в штанах.
Неужели пенек в занозах способен возбудить парня? Какое жуткое извращение! Однако я начинаю видеть преимущества пребывания в его голове. Мне больше
Мидвейл все приближается. Они уже в двадцати милях, в десяти и вот, только моргнуть успей, уже на рас- стоянии мили. Гид начинает паниковать и никак не может отделаться от одного невероятного предположения: если уж он так сильно боится, может, правда выйдет так, что он никому не понравится? Что если никто из тысячи двухсот учеников из сорока двух штатов и восемнадцати стран не захочет с ним дружить? Он де- лает глубокий отчаянный вдох. Отец теребит усы и произносит:
— Что, Гид, в штаны наложил?
— Пап, погоди минутку, — отвечает Гид.
Отец пожимает плечами, будто говорит: сынок, разве я хоть раз тебя подвел?
Гид знает, что не дело являться в школу с таким страхом в сердце. Он опять ищет утешение в достопочтенном «Дзен-буддистском альманахе» (кажется, это чудное мистическое увлечение — единственное, что объединяет Гида и его мать). «Альманах» не раз советовал в минуты сомнений просто сосредоточиться на себе, всех сторонах своей личности, хороших и плохих, и открыть свое сердце всему сущему сразу. «Вы поймете, — вспоминает Гид, — что, осознав свою истинную сущность и приняв себя таким, какой вы есть, вы поможете и окружающим принять вас абсолютно не предвзято».
Гид закрывает глаза и сосредоточивается, рисует в голове свой цельный образ с хорошими и плохими качествами. Первым на ум приходит плохое. Думаю, это вполне естественно. Гид думает о том, что иногда бывает ленивым. Вспоминает, как сжульничал на вступи- тельных экзаменах — исправил всего один вопрос, во время перерыва в туалете подсмотрев в карманном словарике значение слова надир. Хотя люди считают его умным, он на самом деле сомневается, так ли это. И с отцом ведет себя не слишком любезно, а ведь Джим во- все не плохой человек. Но это все еще терпимо. Он сосредоточивается на самом плохом, самом ужасном своем качестве. Иногда он просто ненавидит себя, до глубины души. Порой ему кажется, что он всех обманывает.
Но, несмотря на все это, рассуждает сам с собой Гид, он вполне симпатичен и мил. Силен в математике. У него хорошие волосы и, бог миловал, нет такого жуткого оплывшего зада, как у некоторых ребят. В нем сосредоточена вся энергия Вселенной (как хорошо, что в ближайшие пару месяцев у этого парня не будет доступа к «Дзен-буддистскому альманаху»!), и потому он совершенен в своем естестве.
Гиду удается ввести себя в подобие транса. Даже я почувствовала, каким легким стал его ум, как растаяли страхи и он словно поплыл на мягком воздушном об- лачке неизвестности.
Отец Гида сворачивает в кампус, и часы принимаются отстукивать время, три часа дня: суровая, низкая и осуждающая нота «до». Именно тогда Гид бросает взгляд во двор и видит зрелище, в котором одновременно воплотились все его глубочайшие желания и опасения: море девчонок одна другой краше, оккупировавших квадратную лужайку академии Мидвейл.
Они прекрасны. Как сирены на скалах, только одетые, прогуливающиеся по лужайке, с дорогущими сумочками в руках. Они повсюду. Лежа на теплой траве, подставляют солнцу гладкие золотистые ножки. Дефилируют мимо их машины с тостерами-гриль, компьютерными мониторами и плетеными корзинами, полны- ми дорогих хлопковых простыней. В избытке детской радости после летних каникул они приветствуют своих подруг, поглаживая их блестящие шелковистые волосы. Среди них есть высокие и не очень, брюнетки и блондинки, в основном светлокожие, но есть и негритянки, смуглые азиатки. И все хороши до невозможности. В школе Гида в Фэйрфаксе были хорошенькие девчонки, но все они были такими, что им палец в рот не клади. Подводили глаза в библиотеке и тушили