Я знаю все твои мысли

Миллер Сара

Для мальчишки это самые волшебные слова в мире. Потому что все мальчики мечтают вести себя неподобающим образом, но при этом избежать последствий. Если ты — парень, то в этом вся суть.

— Хочу попросить тебя кое о чем, — говорит Молли.

— Проси что угодно, — говорит Гид и показывает ей письмо. — Как ты ее уговорила?

— Можно прочесть? — спрашивает Молли и даже не скрывает восторг, когда Гид протягивает ей письмо. Девчонки просто обожают читать письма, которые им не предназначены

и написаны для других глаз. Наверное, в этом есть что-то схожее с моим пребыванием в голове Гида. Но я у него в голове уже так давно, что даже не воспринимаю это как вмешательство в чужую жизнь. Я как будто все время рядом с парнем, в которого влюблена, и не надо даже ждать, пока он позвонит!

Молли читает и почти сразу начинает самодовольно улыбаться.

— Как тебе это удалось? — повторяет Гидеон.

— Ты правда хочешь знать?

Хоть он ей и благодарен, она его слегка раздражает. И разве можно его винить? Неужели обязательно постоянно и так настойчиво демонстрировать, какая ты умная? Слава богу, что он не говорит это вслух.

— Скажи, пожалуйста, — умоляет он. — Я умру, если не узнаю.

Думаю, Гид понимает, что в разговоре с женщинами любопытство может завести далеко.

— Как тут и написано, я сказала ей, что ты был очень расстроен. — Молли с притворной скромностью пожимает плечами. — Она действительно поверила, что ты не звонил по причине, не имеющей лично к ней никакого отношения. Слышал о таком: «Нам надо расстаться, потому что я слишком сильно тебя люблю?»

Гид не слышал. Но он заинтригован.

— Продолжай.

— Ну так вот, — продолжает Молли, — один парень опробовал эту стратегию на моей сестре. Он сказал, что она очень, очень ему нравится, но у него тяжелая депрессия и он не хочет тащить ее за собой в болото.

— И она ему поверила? — Гид в восторге. Он почти забыл, что у них с Молли «деловые» отношения.

Молли фыркает.

— Умоляю тебя. Моя сестра — жуткая тупица. Гид улыбается.

— Это невозможно. Она же уследила связь между вагинами и ураганами!

Молли смеется. Она такая хорошенькая. Не в том смысле, что ее как будто освещают изнутри тысяча свечей, а в смысле, что она просто хорошенькая.

— Когда я приехала сюда в прошлом году, то испытала эту технику на бывшем из Буффало. Его звали Грег Зидук. И он поверил. Купился, как и Даниэль. Итак, — она потирает ладони и вытягивает их вперед, — ты доволен и все довольны. Люди способны пережить что угодно, если будут думать, что это не их вина.

Гид задумывается.

— И что это, по-твоему, значит? Даниэль Рогал и Грег Зидук — идиоты?

Молли выпячивает губки.

— Не идиоты, — отвечает она, — а просто романтичные натуры. — И она снова принимает серьезный вид. Становится такой, как всегда. Это пари далось бы ему намного легче, если бы Молли умела всегда быть сексуальной! Хотя тогда к ней, наверное, было бы не подступиться.

— А ты романтичная натура? — спрашивает он ее. Молли грозит ему пальчиком.

— Ну уж нет, — отвечает она, — на этот вопрос я отвечать не буду.

Гид восхищен. Ему кажется, что нужно быть очень храбрым человеком, чтобы держать что-то в себе. Вот он постоянно все выбалтывает.

— О’кей, — говорит Молли, — давай обсудим День Всех Святых.

У Гида ухает сердце.

— Думаю, ты не станешь спорить, что ты у меня в долгу.

Сердце ухает еще раз.

— Я хочу пойти на эту тупую вечеринку в честь Дня Всех Святых в костюме первой колонистки с корабля

«Мэйфлауэр». А ты будешь моим сервентом.

— Дай угадаю, — говорит Гид. — Это и есть твой проект по американской истории? — Он недовольно ворчит. Он ненавидит наряжаться. Ему и в собственном-то обличье трудно казаться крутым. — А ты не можешь использовать игрушечного солдатика?

Она снова кладет ему руки на плечи.

— Зачем мне игрушечный, когда есть настоящий? Он чувствует давление ее пальцев на своих ключицах. Ему кажется, что это прикосновение что-то означает. Молли снова выглядит сексуально. Еще сексуальнее прежнего. Жаль, что они не могут стоять так до самого Дня Всех Святых.

День Всех Святых

Никогда не задумывалась над тем, как могла бы выглядеть девственность Гида, реши какой-нибудь художник представить ее в виде инсталляции. Но сегодня, в вечер Мидвейлского карнавала в День Всех Святых, я счастлива, что у меня появилась возможность узреть это своими глазами. Каллен выходит из гардеробной в джинсах и футболке, поверх его джинсов нашиты гигантские желтые трусы, изготовленные специально для этого случая.

— Портниха из химчистки подумала, что я извращенец, — говорит он. — Еще она подозревает, что я голубой, а это очень хорошо, потому что дочка у нее что надо, и весной, когда я займусь ей вплотную, мамочка не сразу сообразит, что к чему. — Николас вырезал из картона два огромных красных знака вопроса, связал их веревкой и повесил на плечи на манер двойного рекламного щита. Они репетируют. Каллен встает в центр комнаты, а Николас кружит вокруг него и принимает разные позы.

— Ну как тебе, Гид? — интересуется Каллен. — Видишь ли, я символизирую собственно трусы, а Николас — окружающую их двусмысленность. Смысл понятен?

Гидеон хмурится, неохотно, но покорно напяливая белую рубашку на шнуровке, старые черные кальсоны и поношенные замшевые сапоги (все вещи украдены из театральной костюмерной).

— Мне казалось, эта шутка между нами, — замечает он.

— Послушай, — говорит Николас, — ты хорошо меня знаешь. Скажи, мне трудно игнорировать окружающих, когда они задают вопросы?