"Я"
Шрифт:
Они прикрыли нас от преследователей, и бой с ними остался позади нас. Вражеских кораблей было немного – их уничтожат довольно скоро, поэтому я с облегчением почувствовал себя в безопасности. Я попросил разрешение на посадку с целью доклада о своих достижениях, и мне разрешили ее. Я чувствовал, что мне надо ступить на землю хотя бы на минуту, для того, чтобы убедиться в реальности твердого населенного людьми мира, чтобы увидеть неразрушенную планету, чтобы вновь обрести что-то важное, потерянное во время нападения на планетарную систему, что-то сложное, смыкающееся с понятиями "Родина", "долг", "преступление"
Мне нужна Хала, нужна как воздух, чтобы восстановить свои силы, обрести былую уверенность в себе и вновь обрести свое "я" – она мне просто необходима! Пока мы садимся, можно успеть все – я встал со своего кресла, вышел в коридор и там, в одиночестве, сказал:
– "Отец!" Где ты? Я хочу на Халу!
Плавно, не резко, исчезли стены и потолок – я стоял на разноцветном холме, а передо мной стоял мой "отец". Воздух Халы вливался в мою грудь, – дышалось легко и сладостно.
Все было, как и раньше, – и когти на пальцах ног, и шесть пальцев на руках, и ударные бугры на них… Я окинул взглядом местность: неподалеку, между холмами, находилась база людей; отсюда, с вершины холма, мне хорошо были видны несколько охранных вышек, сплошной забор, протянувшийся по всему периметру, и несколько строений внутри базы. В центре этого укрепленного поселения находился флагшток, на котором трепетало знамя враждебного мне тогда государства.
– Ты понял меня без слов, – увидев рисунок на полотнище, сказал я "отцу".
– Конечно, – ответил он. – Ты хочешь сделать то, что я предлагал тебе сделать раньше, а чтобы облегчить тебе этот процесс, я подобрал тебе научную станцию враждебного государства.
– Почти, – решил уточнить я и одновременно выговориться, чтобы привести в порядок свои мысли. – Сейчас я воюю, и мной были уничтожены триллионы людей; но то, как это произошло, напоминает мне компьютерную игру, а ведь это произошло по-настоящему. Я пришел сюда, чтобы понять реальность; чтобы понять, хотя бы частично, то, что я совершил в космосе, – я хочу понять смерть, сделанную своими собственными руками, – согласись, что у меня еще совершенно нет опыта в этом деле; кроме того, у меня есть право на все, данное тобой, и сейчас я хочу реализовать его.
– Ты можешь погибнуть там. Тебе помочь? – предложил свою поддержку "отец".
– Моя смерть сегодня – это твоя забота: если я умру, то ты оживишь меня, как в прошлый раз; но я прошу у тебя этого только на один сегодняшний день – пока я еще не научился восстанавливать себя сам, – ответил я и подытожил. – Теперь ты знаешь, какого рода помощь мне нужна.
– Я помогу тебе во всем, – ответил "отец". – Иди смело.
Я подобрался, собрав в кулак всю свою сущность, сконцентрировавшись полностью, чтобы быть готовым ко всякого рода неожиданностям, – я сосредоточился на нападении и вошел на базу к людям как враг. Защита станции была рассчитана на нападение халанских зверей и совсем не годилась для отражения агрессии разума – я легко проник внутрь и принялся за свое черное дело. Сначала я отбирал жизнь ударом кулака, а потом, когда ударные бугры сточились, разрывая горло. Я отбирал жизнь еще несколькими способами, разрывая тела людей на куски, но тогда меня интересовала отнюдь не технология этого процесса, поэтому я и не буду останавливаться на ней.
Я удивился, узнав на собственном опыте, какая колоссальная разница в силе и быстроте существует между человеком и халанином; я удивился тому, как легко мне было расправляться с людьми, а ведь большинство из них составляли крепкие спортивные мужчины – но я совершенно не чувствовал их сопротивления, расправляясь с ними как с куклами или же манекенами.
Я убивал, всегда глядя в глаза тому, у кого забирал жизнь – так я понял каково быть лютым зверем!
Я все время задыхался в бедной атмосфере Земли, и когда вышел наружу, то должен был некоторое время просто стоять, чтобы отдышаться.
Я – халанин – не был жесток: я просто был вне людских понятий о добре и зле, ибо я не был человеком: там, на базе, тогда, в тот час, я не принадлежал миру Земли, я не принадлежал к виду человека разумного, а то, что еще несколько минут назад я был им, присутствовало во мне исключительно в форме воспоминаний и прошедших ощущений; однако сначала, перед самыми первыми ударами, я все же чувствовал свою вину перед этими несчастными, и это чувство вины только усилилось после того, как я сделал свое дело – убитые мной люди не были ни в чем не виноваты – им просто не повезло!
Но я почти не чувствую себя убийцей сейчас, вспоминая о том моем поступке, – и почти нет во мне чувства вины за ту мою бойню! Люди – средства для достижения определенных целей существом, которое не является человеком, то есть мной, а значит, какое тут может быть чувство вины и перед кем? Правда, все эти рассуждения призваны заглушить то чувство вины, которое, хоть и значительно приглушенное с течением времени, но все же присутствует во мне и ныне, когда я вспоминаю эту кровь, – все же, я изначально родился человеком, и поэтому переживания людей близки мне; даже сейчас, когда я пишу эти строки, вспоминая былое…
Я поднялся на холм к "отцу". Мои руки были в буквальном смысле по локоть в крови, и от пролитой крови я стал весь в пятнах и потеках темно-малинового цвета. Свою юбку я потерял, когда один из умирающих, падая, схватил меня за нее и сорвал, но сейчас мне были безразличны эти мелочи.
– Я видел смерть, я делал ее, – сказал я "отцу", – и я осознал то, что я сделал в космосе.
– Одиннадцать триллионов человек, – ответил он, – вот начало твоего боевого пути.
Я задумался, а затем, примерно подсчитав численности населенных планетарных систем, сказал:
– Так значит, я и во второй раз тоже попал удачно.
– Да, – подтвердил мой "отец".
– Что будет с этой базой? – поразмыслив, спросил я.
– Пора заметать следы, – ответил "отец", – ты же не хочешь, чтобы деяния твоих рук попали земным исследователям в лаборатории. Смотри, – продолжил он, показав рукой на небо, – бело-голубые птицы уже прилетели.
– Но там осталось много живых людей, – в раздумьи проговорил я.
– Микробы, принесенные тобой, сделают свое дело, поэтому для оставшихся там эти птицы будут наилучшим концом – люди умрут не так мучительно.