Шрифт:
Вот невысокий блондин держит картины, перевязанные тесьмой и плохо обмотанные коричневой бумагой. Наверное, будет выставка после концерта. Рядом с ним, положив голову на плечо, устроился долговязый паренек с черными, как смола, волосами. Читает что-то по листочку, изредка отвлекаясь на сообщения в телефоне. Маленькая, с огромными, кажется, немного заплаканными голубыми глазами, девочка водит пальцами по стеклу. Со мной сидит кучерявый парень с тонкими пальцами, шепча до невозможности прекрасным голосом строки из стихотворения классика.
—
— Прошу, идите же! Ну! — подгоняет он. Увлекаюсь тем, что огоньки в лампах и подсвечниках этого зала переливаются различными цветами радуги. Перевозчик хватает меня за руку. Не успеваю вырваться. Он крепко сжимает в своей бледной руке мою холодную ладонь.
Мое тело умерло.
Медленно плетусь за ним, перебирая ногами, стараясь не задеть подол длинной цветастой юбки. Он, подведя меня к креслам, останавливается, чуть поворачивая голову. Внутри меня все замирает. Красивый, он стоит в полуобороте, улыбается, медленно отпуская мою руку, успевая ласково провести пальцами по ладони.
— Ай! — вскрикиваю, касаясь пальцами там, где он провел. Словно огнем обжег. Поправив ленточку и ворот жилетки, Харон отходит от меня, взмахивая рукой. Дверь захлопывается и пропадает. Пропадает так же, как и весь зал. Оказываясь в темноте, мы прижимаемся друг к другу. Горячая ладонь ложится мне на шею, пальцы проходят по подбородку, заставляя приподнять голову, горячее дыхание обжигает мою щеку:
— Не бойся, все хорошо.
Тусклый свет освещает два кресла. Харон становится за ними, кладя на столик рядом огромную книгу в золотом переплете.
— Сколько нежности, — раздается хохот. Этот голос похож на металл. Холодный, жесткий, грубый. Это говорит мужчина. — Отойди, — тонкая костлявая кисть руки отталкивает меня. Все мы охаем, отшагивая назад. Меня охватывает дрожь.
Высокий мужчина в черном похоронном костюме ведет под руку высокую девушку с белой кожей и вишневыми волосами. Когда они садятся, то взвизгиваю от ужаса:
— Чудовищно!
Мужчина заливается хохотом, оборачиваясь к Харону:
— Я ей понравился, слышал?
Его лицо узкое, устрашающее. Глаза полностью черные, ресницы густые. Он поглаживает красивый прямой нос, словно очерченный по линейке. Губы его расплываются в широченной улыбке, оголяя двойной ряд острых, как колья, зубов. Кажется, что щеки вот-вот треснут от такого напряжения. Его лохматые темные волосы
— Приятного шоу, милая.
Она грустная. Опускает вниз свои красивые глаза, переливающиеся яркими цветами, в обрамлении длинных белых ресниц. На пухлых губках появляется немного крови от укуса.
«Больной собственик», — проносится в голове.
— Добро пожаловать на тот свет! — разводит руками он. — Вы все умерли.
Прямо в лоб.
Так вот. День сурка кончается, когда в спину ударяет нечто неожиданное. Как, например, авария. Пару секунд назад ты смотришь на парня, что поглаживает рамки своих картин. А теперь ты… Ты дохлый. Твое тело лежит в смятом автобусе, истекает кровью. После то, что от тебя осталось, отвезут в морг, разденут...
Ежусь, представляя, что мое страшное обнаженное тело кто-то увидит.
— Но не переживайте. У меня, Смерти, есть предложение для вас, — говорит мужчина. — Я очень люблю свою супругу, — он нежно целует руку девушки, — поэтому я заберу в свою коллекцию только одного из вас. Остальные четверо останутся в коллекции моей супруги — Жизни.
Недоумеваем, но слушаем правила его игры. Харон перебирает красивыми пальцами листы в книге.
— Все, что вам нужно, — продолжает мужчина, — удивить нас своей историей. Если вы докажете, что достойны жизни, то я вас отпущу. А самый слабый... уйдет со мной.
— То есть, — вмешивается белобрысый парень, тот, что с картинами, — чем история интереснее, тем больше шансов на победу?
— Не только. Вы же талантливейшие люди! Удивите меня историей своей жизни и талантом, тогда отпущу. А если ты, — в один миг Смерть нависает над ним, — ничтожен и жалок, что ничего не сможешь принести в мир живых, то… — делает паузу, клацая зубами, — добро пожаловать в мой мир! Насекомое.
Смерть медленно идет к своему креслу, запустив руки в карманы:
— Евгений, приготовь для них места в конце комнаты. Пусть смотрят друг на друга и демонстрируют себя по очереди.
Меня передергивает, когда называют это имя. На миг наши глаза встречаются, но мы тут же отводим их в сторону. Харон подходит ко всем нам, предлагая пройти за ним в конец комнаты, где стоят пять стульев.
— Нет. Ты остаешься, — он преграждает мне путь.