Яблоко раздора. Сборник рассказов
Шрифт:
– Я – здоров, как племенной бык! – заверил он. – К врачам-эскулапам отношусь с недоверием, а вот моя Клавка нередко обивает пороги по женской части. Так я ее оставил в покое, по ночам храпит, хоть уши ватой затыкай. Так я надеваю армейскую шапку-ушанку.
– Значит ты свободный от главной супружеской обязанности мужчина?– не скрывая радости, произнесла женщина.
– Свободен,временно,– согласился он, глубоко вздохнув.– Только зачем мне такая свобода, если плоть требует. Я ведь живой человек, а не робот. – Не огорчайся Ванечка, это дело поправимое,– с загадочно-влекущим блеском в злато-карих глазах, обнадежила Виолетта. Он почувствовал, как от коньяка и нарастающей страсти, теплом обдало сердце и захотелось женской нежности и ласки.
– Ваня, а с головой у тебя все в порядке?– между прочим, спросила она.
– А что? – насторожился он.– На котелок пока не жалуюсь. Если и болит, то только после похмелья, но я лечусь рассолом или сывороткой.
– Так ты не алкоголик и не наркоман?
– Нет, – решительно ответил он. – Я же сказал, что пью редко и в меру. Детей, жену Клавку кормить и одевать надо, а денег не хватает, постоянно пилит, поэтому не до выпивки.
– Я в смысле твоего ума, интеллекта, – пояснила она. – Детишки твои от слабоумия или гемофилии не страдают?
– А чего им страдать. Здоровые, едят спиногрызы, как на убой, только за щеками трещит, – улыбнулся Ваня и, поняв суть вопроса, добавил. – Дебилов не строгаю и об этой фелии ничего не знаю.
– Гемофилии, – поправила она и разъяснила.– Это такая неизлечимая болезнь крови. Царевич Алексей страдал от кровотечений. Только Гришка Распутин с помощью гипноза мог останавливать кровь, потому царица Александра Федоровна его очень почитала. Эта болезнь по наследству передается.
– А я где-то читал о том, что Гришка шибко женщин-молодух любил. Делал им вливание своей крови и за этот блуд и разврат жизнью поплатился. Яд его не брал, поэтому убили и утопили.
– Да, женщин святой старец обожал, – подтвердила Виолетта. – Об этом Валентин Пикуль в романе «Нечистая сила» написал.
– Какой же он святой? Распутник, бабник, каких свет не видывал, – возразил гость. – Молодух и замужних клуш портил налево и направо…
– Им это нравилось, поэтому и портил, – усмехнулась она и настойчиво попросила.– Хочу посмотреть на твою жену и детей.
– Зачем это тебе?
– Женское любопытство, каприз, – уклончиво ответила Виолетта и таинственно улыбнулась, озадачив Дробыша.
– Ты, Ваня не так прост, как я думала, – продолжила она, наклонившись к нему лицом, взволновав тонким запахом духов, бархатистой кожей груди в открытом декольте. – Но вижу женщинами не слишком обласканный. Обязательно почитай Казанова и ты лучше познаешь и себя, и женщин, силу страсти и наслаждений. Есть женщины, готовые пылать в твоих объятиях. Одна из них перед тобой…
– Но Виолетта?– прошептал он, вспомнив о Клаве и детях,– Как так можно? Смертный грех.
– Можно, если женщина хочет и просит, – она встала и поманила его в спальню, где в красновато-тусклом свете торшера их ждало широкое ложе. Дробыш поднялся и замер в нерешительности, не веря, что все происходит наяву.
– Ты, что, Ванечка, совсем не умеешь с женщиной обращаться,– мягко упрекнула его Виолетта.– Смотри на жизнь проще, лови счастливые мгновения. Ничто не вечно под Луной. Мы тоже превратимся в прах, смерть всех уровняет. Поэтому будь мужчиной, как предназначено природой.
Она тонкими трепетными пальцами расстегнула пуговицы на дареной сорочке и Ваня, изголодавшийся по любви, покорился своей и ее страсти. Белое ложе – единственный свидетель их жарких поцелуев и крепких объятий, соединенных в экстазе тел, вздыхало, прислушиваясь к учащенному стуку сердец, к сладким стонам и тихим нежным словам.
Дробыш, обычно осторожный при близости с Клавой, был азартен и неутомим с восхитительной партнершей, возлежащей на белых, как снег простынях, обворожительной и щедрой на ласки. Они несколько раз после короткого отдыха и горячего кофе соединялись в упоительно-сладкой схватке.
Ваня не ударил в грязь лицом, не обманул ее ожиданий. Долго копившиеся в нем страсть и нежность были сполна отданы ей. Виолетта осталась довольной, несмотря на усталость, была весела. И он был очарован знойной, как июль, женщиной, не ведавшей предрассудков и жаждущей новых ярких ощущений и наслаждений.
Она не хотела его отпускать и, когда Ваня уходил, договорившись о новом свидании. Вручила ему пакет с коробкой шоколадных конфет и прочих сладостей – подарок жене и детям. “Что за женщина, ах, какая женщина!” – тихо восхищался Дробыш и не мог найти ей сравнение.
5
В полночь он ввалился в свою комнату. Не спавшая, встревоженная Клава раскрыла рот от удивления, заметив на нем обнову.
– Где тебя черти носили? На какие гроши приоделся? – истерически визжала она.– Ограбил кого? Господи, непутевый какой, тебя же посадят. Ты обо мне и детях подумал? Куда я с ними денусь? По миру пойду.
– Клавка, Клавка-а, сокровище ты мое, не трусь. Никому тебя в обиду не дам,– обнимал он ее.– За детей горло перегрызу…
– Надо с повинной в милицию идти, тогда срок убавят,– не унималась она, вытаращив на него испуганные синие глаза.
– Я сам любого посажу,– выпятил грудь колесом Ваня.– Спи спокойно, женка. Я то ж пойду спать, устал, работы много было, непочатый край, утро вечера мудренее…
И, пошатываясь, он побрел в свою комнату бобыля. Клава не стала допытываться, но всю ночь не сомкнула глаз. А когда она чуть свет заглянула в его жилище, он успел изложить сочиненную накануне версию:
– Премию получил за рацпредложение.
– Какой ты у меня талантливый. Почаще что-нибудь изобретай,– потеплела она и тут же попрекнула.– Все на себя растратил, поди, уже не жених, как голландский петух разоделся. Лучше б я ребятишкам обновку к учебному году справила или себе платье купила, а то на люди не в чем выйти, совсем обносилась.
– Ничего матушка, даст Бог разбогатеем, – обнял он ее за хрупкие плечи. Клава, как обычно поворчала и успокоилась, подумала: “Все же с пользой премию потратил, не пропил, не спустил в унитаз, как иные мужики”.