Яблоневый сад для Белоснежки
Шрифт:
– Антонио, это я. Ты можешь говорить?
– Ола, кариньо! Да, немного.
– Антонио, Любовь Федоровна не пришла. У тебя есть номер ее телефона, я хочу позвонить ей? Вдруг что-то случилось? Я волнуюсь.
– О, кариньо… – вздохнул после недолгой паузы муж. – Извини, забыл сказать. Твоя преподавательница уехала в Россию.
– Когда? – глупо спросила я. Что-то не складывалось, не получалось. Я знала, что муж Любови Федоровны должен был уехать на днях, но моя учительница оставалась присматривать за магазинчиком мужа во время его отсутствия.
– Антонио, Любовь
– Даш-ша, она позвонила мне вчера вечером. Что-то случилось, она уехала вместе с мужем. Извини, я не сказал тебе вчера.
В его голосе было столько вины, будто каялся муж не только в том, что забыл предупредить меня об отъезде учительницы. Хотя я понимала его и прощала забывчивость: не до того ему было, я его сильно встревожила своими ночными «приключениями». Но новость, которую он мне сейчас сообщил, расстроила сильно. Я очень привязалась к Любови Федоровне, более того, полюбила ее. Она стала для меня неким светом, буфером между мной и все еще присматривающейся ко мне стране. Господи, о чем я думаю? Свет, буфер… Не об этом я должна думать. У Любови Федоровны что-то случилось, вот почему она уехала вместе с мужем. Что-то с дочерью?
– Кариньо?.. – осторожно позвал меня муж, так как я молчала.
– Что случилось у Любови Федоровны? – почему-то шепотом спросила я.
– Ничего страшного, – торопливо ответил Антонио, услышавший тревогу в моем голосе. – Ничего страшного, просто что-то важное. Она должна была уехать.
– Когда она вернется?
От сердца немного отлегло. Я просто буду терпеливо ждать возвращения моей учительницы и старшей подруги. И постараюсь найти, чем занять себя в ее отсутствие.
– Не знаю. Не знаю, Даш-ша, она мне не сказала. Потом она обязательно вернется к тебе. Обязательно.
– Хорошо.
– Кариньо, как ты? Я волнуюсь за тебя.
– Не надо за меня волноваться, все хорошо. Роза приготовила вкусный обед, я съела все, а утром долго…
– Кариньо, сегодня вечером придет сеньор Хавьер. Доктор, ты помнишь его? – не дал договорить мне Антонио. Он будто и не слушал моего ответа, занятый тем, как сообщить мне второе известие, которое бы не обрадовало меня.
– Зачем?! Зачем, Антонио?!
– Кариньо, – начал он твердо и уверенно. – Я волнуюсь. Ты плохо спишь, боишься, много нервничаешь. Сеньор доктор даст тебе другие медикаменты, чтобы ты спала хорошо и тебе не было страшно.
– Антонио! Я не собираюсь…
– Тш-ш, Даш-ша, не сердись. Это будут витамины, я попрошу, чтобы тебе дали только витамины. Но пусть сеньор Хавьер придет.
– Ладно, – буркнула я. Но тут же вновь взбунтовала: – Антонио, но я тебя не просила звать этого Хавьера!
– Извини, кариньо, ты права. Я не должен был так делать, но я беспокоюсь. Очень-очень беспокоюсь. Ты вчера долго времени была на улице без пальто, ты могла заболеть. Пусть доктор тебя посмотрит.
– Я уже сказала, что да. Да!
– Не сердись, – ласково попросил он. – Я скоро приеду и привезу тебе подарок. Что ты хочешь?
– Не знаю. Ничего.
– Хорошо. Я буду дома через час. Кариньо, ты очень хорошо говоришь по-испански. Ты очень-очень хорошо уже говоришь!
– Неправда, – засмеялась я, польщенная. Уроки с Любовью Федоровной все же не прошли зря. Я и правда стала гораздо свободней изъясняться. И понимала все, что муж мне говорил. Прогресс!
– Я тебя люблю, – интимно понизив голос, сказал мне по-русски Антонио и отключил вызов.
Один час до его приезда. Один час. Для того, что я задумала – мало, лучше не рисковать. Я прошлась по комнате, наматывая на палец прядь волос – вредная привычка, с которой, помнится, в детстве пыталась бороться моя бабушка, говоря, что надо избавляться от навязчивых жестов, так же как и от слов-«паразитов». Благодаря ее воспитанию, я до сих пор старалась следить за своей речью, дабы не заполнять паузы в разговоре, когда они возникали, режущими слух «э-э», «это самое», «ну, в общем» и тому подобной шелухой. Только вот избавиться от привычки наматывать на палец волосы, когда нервничаю, так и не смогла.
Да, я нервничала. Нервничала, словно обдумывала план ограбления банка. На самом деле всего лишь собиралась пробраться на третий этаж и попытаться отыскать вход в другое помещение (а я была уверена в том, что оно существует!), но не знала, когда и как это сделать. При Розе я не рискнула – боялась, что эта вездесущая дама застукает меня в тот момент, когда я буду пытаться отпереть дверь на третьем этаже. Черт, эта Роза практически живет в нашем доме, уходит уже тогда, когда возвращается с работы Антонио, за редким исключением. Но если бы это «редкое исключение» случилось сегодня, сейчас, я бы все равно не отважилась подняться на верхний этаж, опасаясь досрочного возращения мужа.
А нужно сделать это как можно быстрей, чтобы Антонио не заметил пропажу из ящика стола ключа, который я, замирая от страха (вдруг в кабинет войдет Роза) взяла и спрятала в своей комнате, в ящике с нижним бельем.
Когда же мне это сделать? Ночью. Остается только ночью, потому что на милость случая, когда счастливо совпадут отсутствия в доме Розы и моего мужа рассчитывать не приходилось. Антонио всегда засыпает быстро и спит крепко – в этом я уже удостоверилась. Остается только не заснуть самой, пробраться наверх, постараться максимально быстро и бесшумно обследовать верхнее помещение и вернуться обратно в кровать. Ключ положу на место завтра.
Антонио вернулся домой вместе с доктором Хавьером. Я зараннее приготовилась к долгому осмотру, зная уже, что эскулап излишне болтлив и его визит растянется на добрый час. Но, видимо, доктор сегодня банально спешил, и весь его визит свелся к тому, что он торопливо меня послушал – не простыла ли я, ночуя накануне на лавке в слишком легкой для прохладной ночи одежде.
– Прекрасно, красавица! – жизнерадостно объявил доктор, складывая фонендоскоп в чехол и вытаскивая из нагрудного кармана рубашки ручку. – Не вижу повода для беспокойства. Но принимай вот это для профилактики простуды. А вот это – для хорошего сна.