Яд для Наполеона
Шрифт:
Они прошли через лабиринт галерей, пересекли большой прямоугольный двор, вновь углубились в коридоры и наконец остановились перед решетчатой дверью в сад, окруженный со всех сторон высокими стенами.
Сестра Шарлотта, робко подняв глаза на юношу, указала на коленопреклоненную фигурку в глубине сада, и направилась к ней.
— Сестра Женевьева, это я, сестра Шарлотта, — обозначила она свое присутствие, склонившись над старой монахиней. Та медленно повернула голову. На пергаментном лице размером с кулачок блеснули стекла круглых очков. Рядом стояла небольшая корзинка с маргаритками. — Сестра Женевьева, к вам пришли.
— Мы уже никого не ждем, — ответила сестра Женевьева и отвернулась, любуясь своими маргаритками. Говорила она очень тихо. — И к нам никто не приходит.
— Но к вам пришли, сестра Женевьева. И нуждаются в вашем совете.
— Мы повидали изрядно. Но советовать нам не нравится. Нас уже нет здесь. И ничто нас больше не волнует.
— Прошу вас, сестра Женевьева!
— Пойдемте отсюда, — сказал нетерпеливо юноша. — Здесь мы ничего не добьемся. Это невозможно.
— Невозможно! — возмутилась старая монахиня. — На каждом шагу мы слышим: «Это невозможно». Невозможно… Что люди имеют в виду под словом невозможно? Как ты сказала тебя зовут?
— Сестра Шарлотта.
— Ах, да! Сестра Шарлотта похожа на цветок. Что ты ищешь здесь, сестричка цветок, что кажется невозможным?
Юная монашка терпеливо объяснила:
— К нам пришел молодой человек, который хочет спросить об одной пациентке.
— Молодой человек? Ну и ну. Было время, когда мы сами были молоды и нам нравилась молодость. О да! Сейчас, однако, все давно позади. Мы немало повидали на своем веку — и боль, и страдания, и загубленную молодость, мой маленький цветок. Все это мы прошли.
— Сестра Женевьева, — заговорил юноша, не в силах сдержаться. — Позвольте задать вам всего один вопрос. Я ищу свою мать.
— Мы знавали многих матерей, — по-прежнему не оборачиваясь, вещала монахиня. — Матерей, которые искали своих детей. И детей, которые искали матерей. — Старушка с трудом распрямилась и встала на ноги. На ней было точно такое же, как и на сестре Шарлотте, облачение, подпоясанное веревкой. — Всё это мы уже пережили. Отстрадали. Ушли отсюда далеко. И нас здесь больше нет, — объявила она, взяв свою корзинку.
— Я должен найти свою мать, — сказал юноша решительно.
Сестра Женевьева повернулась и впервые взглянула на него. Подошла ближе и, поскольку ростом не доходила ему до плеча, поверх стекол очков всмотрелась в его лицо. Подавляя возглас удивления, зажала рот ладонью. И все еще не веря, приподняла очки. Лицо ее осветилось блаженной улыбкой.
— Вот, возьми возрадуйся, — не сводя с юноши глаз, поднесла она ему маргаритки. — Сегодня для всех нас, верующих в Него, радостный день.
— Я сюда не за цветами пришел, сестра. Мне нужен ответ на мой вопрос. Я хочу знать, где моя мать.
— Возрадуйся, — продолжала сестра Женевьева, — ибо Господь творит чудеса и вознаграждает тех, кто поручает себя Его помыслам. Возрадуйся, ибо нет ничего невозможного для тех, кто истинно верует.
— Видно, придется искать как-то иначе, — обратился юноша к юной монахине.
— Нетерпеливый, какой нетерпеливый! — сказала сестра Женевьева, словно разговаривая сама с собой, и покачала головой. — Нетерпеливость так присуща молодости.
Неспешно, с благоговейной торжественностью, достала из прорези деревянный крестик с распятием. Держа его в обеих руках, поднесла к губам, почтительно поцеловала и возложила на грудь поверх рясы. Вслед за тем, словно продолжая священный ритуал, нащупала на шее цепочку, подсунула под нее указательный палец, скользнула им вниз и вынула из-за ворота потемневший серебряный медальон.
Сняла его с себя и, светясь все той же блаженной улыбкой, протянула юноше со словами:
— Мы тебя узнали. Ты так похож на Клер-Мари… Ее живой портрет. Она была умна и умела чувствовать. Такая же высокая и красивая, как и ее сын. Но голова у нее отказывалась вспоминать. Она боялась. Она часто говорила о сыне, который ушел, но однажды вернется. Она всегда верила в это. Но кто мог представить себе, что… — сестра Женевьева глубоко вздохнула. — В последний день, в тот самый, когда ее забрали отсюда, она сказала: «Сын будет искать меня, и когда придет, вы должны передать ему этот медальон. Этот медальон и его содержимое — единственное, что у него останется от родителей». Прошло много лет. И вот он, ее сын, вполне взрослый человек!
Когда ночь начала опускаться на Париж, юноша пересек Сену и не спеша направился к дому Виктора. Больше идти ему было некуда. Полиция наверняка уже искала убийцу Селесты Бастид, но вряд кто мог догадаться, что его следует искать у Виктора.
Снова пошел дождь. Юноша затаился в подворотне. Улица давно опустела. Убедившись, что все тихо, он выбрался из своего укрытия, быстро перешел на другую сторону и легонько постучал.
— Почему так поздно? — забеспокоился Виктор. — Что-нибудь случилось? Да ты весь промок!
Он закрыл дверь и, обняв юношу за плечи, провел в гостиную. Там усадил в кресло, которое придвинул к камину, и подбросил в огонь дров. Вернувшись с полотенцами, поставил у камина стул и на его спинке и подлокотниках принялся развешивать намокшую одежду. Едва он закончил, во входную дверь постучали. Юношу точно пружиной подбросило на ноги. Виктор, взяв его за плечи, заставил сесть и прошептал на ухо, чтобы тот успокоился и что в этом доме у него не будет повода для волнений.
Виктор вышел и через минуту вернулся. Юноша стоял спиной к огню и с беспокойством ожидал его возвращения.
— Кто это был? — взволнованно спросил он, после того как Виктор затворил за собой дверь.
— Сосед. А что ты так всполошился?
— Дело в том, что сейчас разыскивают убийцу, у которого нет имени, — произнес юноша, повергнув собеседника в замешательство. — Сегодня была убита мадам Бастид.
Виктор приблизился к нему и пристально вгляделся в глаза.
— Как это случилось? — спросил он отрывисто. — И почему ты сразу не пришел?
— Я искал свою мать.