Яд на крыльях бабочек: рынок чувств
Шрифт:
– Дария! – позвал одноклассник. – Ты слышишь меня?
– Нужно поискать что-то из лекарств, – ответил Павлу тот, кто проводил мою реанимацию. – Стимулирующее. Вколоть обоим. Но можно оставить так и через некоторое время…
– Она точно очнётся? – не отставал Павел, уничтожив окончание фразы.
– Да, – последовал ответ.
Последние из очухавшихся с шумом веток и проклятиями вернулись к нашей компании. Один из людей заговорил. Незнакомец оказался мужчиной и, судя по голосу, среднего возраста. Что-то между пятьюдесятью и шестьюдесятью годами.
– Эй? –
Небольшая пауза, заполненная вознёй людей неподалёку, теплотой солнца и моей злостью на собственное состояние, прервалась вопросом:
– Как мы тут оказались? – донёсся женский голос оттуда же, откуда совсем недавно выкрикивала брюнетка отчёт о состоянии Каторжника.
Звучание речи казалось тихим, усталым, с едва заметными истеричными нотками. А ещё в нём чётко слышалось напряжение и страх.
В голове невольно пронеслось, что: во-первых – девушка была молодой – не больше двадцати лет; а во-вторых – что она звучала всеми оттенками безысходности.
– Вопрос не в том, как мы тут оказались, а в том, куда нам двигаться и что делать дальше? – ответил ей вкрадчивый мужской голос, принадлежавший тому самому человеку с жизненным опытом.
– Хорошо хоть наши пожитки на месте, – вмешался в разговор молодой мужчина, которого я слышала среди первых очнувшихся, но молчавший до сих пор.
Простецкая фраза была сказана приятным жизнеутверждающим тоном, от чего накатила волна профессиональной зависти.
Вспомнилось, как я часами репетировала перед зеркалом собственное звучание, чтобы воспроизвести его на камеру. Занималась со специалистами дикцией и речью. Тренировки, тренировки и ещё раз тренировки. Везде: перед зеркалом, под душем, в сортире, на прогулке.
Я работала на камеру дублями, когда с первого раза трудно было записать верный, приятный слуху вариант. И всё ради того, чтобы подписчики верили тому, о чём я им рассказывала. А у незнакомца завидная изначальная искренность подачи материала! Вот сказал, и теперь стало ясно, что пожитки – самое главное в жизни, даже главнее самой жизни.
– Давайте подумаем, что делать дальше, – внёс свою лепту Павел. – Естественно, после того, как ребята придут в себя.
Одноклассник поднялся и отошёл. Я понимала его: раз уж обещано, что приду в себя – значит, приду, и пора пораскинуть мозгами в отношении ближайшего будущего. А интонация у Павла какова, а? Не предлагал – мягко приказывал!
После окончания школы семья Римовых отбыла с космической станции «Герой- один» и переселилась на Пеглон – планету из созвездия Медузы. На встрече выпускников выяснилось, что одноклассник успешно влился в косяк офисного планктона и заделался оценщиком драгметаллов, добываемых на объектах Галактической системы. Но сейчас мне показалось, что за то время Павел сильно продвинулся в профессии, потому что интонация в его голосе слышалась специфическая, присущая средней линейке руководителей. Эдакая – пластичная, с налётом деспотии.
– Ничего подходящего из лекарств нет, – посетовал обладатель бархатного голоса. – Придётся ждать, пока сами в себя придут.
Мне удалось моргнуть – это прорыв!
Все ещё не веря собственному счастью, распахнула веки. Теперь я могла видеть всех. Первым, на кого я скосила глаза, был Каторжник. Он тоже пришёл в себя и тоже не двигался, а только смотрел.
Заметив мой взор, подмигнул, как совсем недавно в полётном аппарате. Если бы остальные мышцы тела вернули свои мимические функции, то я бы не упустила момента что-то изобразить в ответ – тоже мне, старый дружок нашёлся! Или мы в самом деле знакомы?
Хм. Ещё там, в космопорте, не задаваясь вопросами, интуитивно пыталась разглядеть молодого человека с тюремной татуировкой. Вполне возможно, моё подсознание рылось в архивах памяти в тот момент, когда мы оказались рядом и сличало типы лица с прежде встреченными мной персонами. А память у меня хорошая – Бог не обидел. Работа бы завершилась, и появился бы повод заставить в свою очередь сознание напрячься, подыскивая ситуацию и имя. Но помешал Римов.
Ладно. Поищем в глубинах – разберёмся.
Хм. Он-то точно знал, кто я, и в коробке у него было две капсулы с одинаковым веществом. Парень фанат?
Или он военный?
Ну нет! Они бы предупредили меня – таковы условия договорённостей нашей работы. Обычно я собирала материал – записывала непрерывно, вне зависимости от продолжительности эфиров – они его получали для своих нужд и платили зарплату.
А вот теперь мне стало страшно. Жутко. Нестерпимо. Кто ты, Каторжник?
Я снова посмотрела в глаза Хмурого. Он догадался о направлении моих мыслей – это чувствовалось по взгляду. Секундное смятение в его взоре, во время которого в его глазах закружилась карусель чувств, закончилось очередным подмигиванием.
– Хватит! Оставь их, умник! Тоже мне, мамочка нашлась, – послышался окрик брюнетки.
Её чёрные волосы уже были собраны в хвост и перетянуты какой-то верёвкой. Куртка, которая была надета на девушке ранее, теперь завязана на поясе рукавами.
– Ну, хватит, так хватит, – согласился парень, обладатель бархатного голоса.
На вид ему чуть меньше тридцати. Русоволосый. Нормально сложен, гладко выбрит. Цвет глаз трудно определить, – парень от меня находился далеко, но мне показалось, что они светлые. Короткая стрижка исправляла треугольной формы овал лица, делая облик более приятным и сбалансированным.
– Чего ты раскудахталась? Умник заботу проявляет – он добрый! – влез мужчина средних лет с пегими волосами, загаром и одетый в джинсовую куртку «а-ля ретро», активно перебирающий что-то в походной сумке. – Есть конкретные предложения? Валяй, высказывай. В общем: говори по делу.
– Раскудахталась? А ты, дядя, не гони. Я выскажусь. Например, о тебе. Охотников за головами пачками видела, – ухмыльнулась брюнетка. – Знаю, чего вы стоите. А теперь слушай внимательно, я по делу, конкретно тебе скажу: твой ствол у меня. Ты его не ищи. Знаю, я таких уже встречала. Не получится у тебя, дядя, обобрать нас, как доверчивых идиотов и пойти восвояси, а мы тут хоть подыхай.