Яд персидской сирени
Шрифт:
– А если он придет в себя?
– Говорят, в коме лежат годами. И потом… всякое ведь может случиться, правда? Его перекроили заново, на нем живого места нет… такие долго не живут.
– Я ставлю за Пашу свечку, – сказала вдруг Вера. – Как иду из больницы, обязательно зайду в храм, там рядом…
– За здравие или за упокой? – ухмыльнулся мужчина.
– Перестань! И так тошно. А теперь еще эта… Слава богу, мама не дожила. Знаешь, у нее еще тот характерец был… Боец! Она и меня строила. Она была царица – крупная, статная, и характер под стать. Я иногда думаю, что отец не выдержал, сбежал из-за мамы. Они оба были сильными, а двое сильных редко уживаются. Хоть ума хватило не развестись.
– Кто
– Я видела ее всего один раз, мы наткнулись на них в городе. Мне было тогда четыре, а она с громадным животом, лицо в коричневых пятнах, идет, переваливается как утка. Беременная любовница… пошлость! Помню, с мамой истерика была, ей было бы легче увидеть отца мертвым. Они дико поскандалили. После этого он ушел. Мама называла ее девкой и подлой дрянью. Я помню, как она кричала: «Эта девка, эта подлая дрянь!» Я смотрела на нее во все глаза, я еще ничего не понимала, думала: а как же мама, а как же я? Они держались за руки. Отец смеялся, она жалась к нему. Они были счастливы. Господи, ну никакая! Я бы еще поняла отца, если бы там было на что смотреть. Так нет же! Никакая! Темноволосая, небольшая, в простеньком платье и каких-то детских сандалиях… до мамы ей было далеко, даже я, маленькая, поняла. Работала циркачкой, сломала ногу, не могла больше прыгать, сидела на кассе. Без образования, ни рожи ни кожи. Не понимаю мужиков, чего надо было? Шикарный дом, семья, друзей полгорода, поездки, праздники, и все так бездарно порушить! Отец перестал заниматься бизнесом, кое-что пришлось продать, наш генеральный, дядя Витя Лобан, друг семьи, донес, что он собирается купить дом за городом. Ездят вместе, присматривают. Он же нам рассказал, что родилась девочка и отец совсем с ума сошел, бегает, покупает подгузники и коляски, делает ремонт в новом доме.
Мама три дня не выходила из спальни, я сидела с ней, боялась, что она умрет. Держала за руку. Я не понимала, за что папа сердится на нас. Горе вошло в наш дом. Маме звонили приятельницы, доносили сплетни, сочувствовали, жалели… лучше бы оставили нас в покое. После их звонков мама лежала с гипертоническим кризом. Ненависть, обида… она желала ему смерти. Наверное, там, наверху, услышали ее молитвы, и мадам слиняла. Говорили, с циркачом, своим бывшим хахалем. Привыкла к бродячей жизни. А отец вернулся… а куда ему было деваться? Убитый, постаревший. И приволок с собой эту! Люби и жалуй, дорогая семья, вот вам новая дочь и сестра! Мама сцепила зубы и приняла, а что было делать? Но ничего уже не вернулось. Отец тосковал, для него существовала одна Татка, он каждый вечер приходил пожелать ей спокойной ночи, сидел, разговаривал… У меня была своя комната, мама настояла, не хотела, чтобы мы были вместе.
– А к тебе не приходил?
– Приходил. На пару минут. Как повинность отбывал. Они часто ссорились, мама ничего не простила, а он ничего не забыл. Я думаю, что лучше бы он ушел, честное слово…
– А почему не ушел?
– Не знаю. Сломался. Он и бизнесом перестал интересоваться, все держалось на дяде Вите, мамином шпионе. Вот уж где подлая личность! Отцов друг детства, полнейший нуль – тот держал его из глупой сентиментальности. При отце он хоть стеснялся открыто красть, а когда отца не стало, пустился во все тяжкие. Слава богу, через полгода мы встретились с Пашей, у него был диплом экономиста, собственный бизнес. Он-то и объяснил нам, что такое дядя Витя, и предложил гнать его куда подальше, но мама горой за него стояла… я думаю, она была благодарна ему за поддержку. Он был своим, она часто советовалась с ним… мне иногда казалось, что между ними что-то есть. Кстати, это он разбирался со следователями, передавал деньги кому надо, а потом нашел Татке подходящую
– Пашка прав, Лобан пустое место, да еще и бабки тянет. Я тут присмотрел одного паренька, на случай, если будем расширяться: хороший диплом, стажировка за кордоном. А этого старого козла нужно гнать, только место занимает.
– Мама заставила нас пообещать, что он останется. Мы тогда были уже женаты, и Паша взял бизнес в свои руки. Паша обещал.
– Жалко денег.
– Да уж. А с другой стороны, черт с ними, с деньгами. Он был маминым верным псом, возможно, ей было легко с ним. Дядя Витя не проблема, у нас другая головная боль. Ума не приложу, что теперь делать, голова кругом.
– Пробьемся, бывает хуже. Послушай, ведь их уже нет…
– Кого нет?
– Нет ни твоей мамы, ни Пашки. Я бы уволил Лобана. Старый дурак корчит из себя хозяина, отменил на днях мое распоряжение, лезет всюду. С хорошим выходным пособием, с банкетом… хрен с ним! Можно медаль повесить. Подумай.
– Подумаю. Сейчас не время. Парень хоть приличный?
– Парень нормальный, говорю же, диплом, стажировка. Я присмотрю вначале, введу в курс.
– Нам главное не потонуть, удержаться на плаву.
– Удержимся.
– Обещаешь?
– Стопудово. Все проходит, как сказал мудрец. Пройдет и это. Найдешь ей закрытое заведение, соберешь справки, отправишь по этапу. Заплатишь сколько потребуют. Это все фигня, поверь. Деньги очень облегчают бытие. Только сначала пусть подпишет дарственную. Кстати, ее мать не объявлялась?
– Я же говорила – ни разу! У таких, как она, ни детей, ни семьи. Однодневки. Удивительно, что отец купился. Знаешь, она дважды пыталась покончить с собой… там. Едва откачали. Татка…
– Возможно, это было бы лучше для нее.
– Для всех.
– Для всех. А как Пашка относился к Татке?
– Никак. Не помню. Сколько ей было… семнадцать? Соплячка! Спрашивал иногда, даже собирался навестить, я говорила: да-да, конечно, как-нибудь съездим, ее мама навещает. Ему было все равно, он был счастлив, что получил в руки компанию, пропадал на работе днем и ночью, сам знаешь. – Она помолчала, потом сказала: – Нелепо как-то все получилось…
– Нелепо. Но жизнь все равно продолжается. Помни, мы вместе. Иди ко мне!
– Проклятая сирень, у меня на нее аллергия, – пробормотала Вера. Помолчав немного, спросила: – Ты веришь в возмездие?
– Спи! – невпопад ответил Володя, прижимая ее к себе.
Глава 5. Долги наши
…Они были молодожены и все время целовались. Этот мир был словно создан для них – такой же щедрый на ласку. Тим, Тимофей (в честь прадеда) услышал от знакомого о заброшенной деревне, смотался посмотреть, с ходу влюбился и снял дом. Снял – громко сказано. Хозяйка Люба сказала: «Да живите сколько хотите! Мы с Любкой тут рядом, в другой хате». Любка была не дочь хозяйки, как Тим было подумал, а корова, по странной прихоти носившая то же имя.
– Представляешь, – сказал Тим Нике, – одноименная корова!
Деревня называлась Ломенка. Ломенка под Детинцем. Это была не столько деревня, сколько пчелиное хозяйство в прошлом, кооператив. Хотя и деревня тоже. Здесь оставалось еще с десяток-другой ульев, но держали только для себя. И столько же обитаемых развалюх под соломенными крышами, судя по пышным красным мальвам и золотым шарам вдоль тына. И несколько заброшенных – лебеда в рост человека во дворах, тусклые оконца, похилившиеся тыны. Разор и запустение. Старики ушли, дети разбежались, а пчелы одичали.