Яд власти
Шрифт:
– «Батый»! «Шторм»!
– Вы где? Что у вас? – с ходу начал задавать вопросы полковник. Беспокоился, видимо.
– У нас порядок, находимся в коллекторе, прошли второй колодец и… встретились с вооруженными людьми.
– Это отделение разведвзвода батальона майора Шахани. Старший у них сержант Али Хуни. У него на лице шрам над левой бровью, и он должен назвать слово «Броды»!
– Назвал, а вот на шрам мы посмотрим.
– Это лишнее, вы уже в нейтральной зоне, оборонительный кордон формирования Аграна прошли, миновав второй колодец.
– Но боевики могли выйти в нейтральную зону и спуститься по колодцу в коллектор, положить отделение батальона и выступить вместо них.
– Тогда мы уже не разговаривали с тобой. Впрочем, нейтральная зона в районе колодца контролируется с позиций разведвзвода.
– Понял. Но проверка будет не лишней.
– Согласен. Жду вас.
– Скоро будем.
Уложив рацию, Уланов приказал:
– Сержанту Хуни, осветить лицо!
Командир отделения выполнил приказ.
Командир группы отдал команду Демко:
– Костя, подойди к сержанту, посмотри лицо и скажи, что в нем особенного.
Демко удивился и подчинился.
Через секунды крикнул в обратку:
– У сержанта шрам над левой бровью, больше ничего.
– Хорошо, это свои. Пусть пошлет к вам двух бойцов дальше тащить Аль-Аграна.
– Есть!
Сержант выделил людей. Те потащили главаря банды под его злобное шипение. Аль-Аграна осыпал проклятиями солдат правительственной армии. Те в долгу не остались и заставили замолчать парой увесистых затрещин. За сирийцами и Аграном следом шли Лютиков и Молчунов, мало ли что. Но все прошло благополучно. В 9:03 группа с сирийским отделением и плененным полевым командиром поднялась по колодцу, что находился недалеко от здания размещения КНП – командно-наблюдательного пункта сирийского батальона. Встречал бойцов полковник Смолинский.
Тот хотел было обнять командира группы, но отшатнулся. Запах от Уланова и Чернова исходил еще тот.
– Рома, вы с Димой что, в сортире Аграна брали?
– Нет, пришлось падать, когда «духи» бросили гранаты в колодец. Лучше уж запах, чем дырки от осколков.
Полковник улыбнулся:
– С этим не поспоришь. Запашок отменный, аммиачный.
– Товарищ полковник?!
– Ладно, ладно. Так, Лютикову и Молчунову плененного в санчасть, там ему окажут первую помощь, наложат шины, в общем медики сделают все, что надо, Уланову и Чернову помыться в душе, переодеться. Остальным помывка, отдых, обед в 12.00. В 14.00 на территорию нашего местного госпиталя прибудет «вертушка», полетим в Хмеймим. Аль-Аграна очень ждут там. Выполнять, Уланов, задержись.
Офицеры пошли, кто к палатке, кто в санчасть сопровождать полевого командира, которого по-прежнему тащили сирийцы.
Уланов посмотрел на Смолинского:
– Вам немедленно нужен отчет о проведенной операции?
– Отойдем в тенек?
Майор услышал какие-то странные нотки в голосе полковника. Они устроились на небольшом топчане под развесистой чинарой. Здесь было попрохладней, обдавал ветерок. А Смолинский даже на запах перестал реагировать. Все это было странным.
– В чем дело, Владимир Алексеевич?
– Это я должен спросить тебя, в чем дело.
– Не понял.
– Скажи мне, Рома, у тебя перед командировкой инцидент с начальником службы тыла главка был?
– Вот вы о чем? Был, но я уже забыл о нем.
– А вот генерал-майор Буленко не забыл.
– И что?
Смолинский достал пачку сигарет:
– Будешь?
– Можно.
Они прикурили по сигарете.
Смолинский сказал:
– Расскажи, что у тебя произошло с Буленко?
– Владимир Алексеевич, дайте привести себя в порядок. У нас еще будет время поговорить об этом случае.
– Ты не понимаешь всю серьезность своего положения. Так что произошло и почему я узнаю об инциденте последним из разговора с начальником управления генерал-лейтенантом Габрановым?
– Что, и Габранов в курсе?
– Да, Рома. Как ни печально, да.
– Но Буленко… Ладно. Рассказываю. За сутки до вылета сюда я получил короткий инструктаж у Захарова. Из кабинета заместителя Габранова пошел на выход. Вы знаете планировку штаба, кабинет генерала Буленко находится рядом с кабинетом заместителя. Мы задержались, времени было без двадцати восемь. Ну в общем прохожу мимо приемной начальника тыла, а оттуда женские возгласы, – да отстань ты, убери руки, что делаешь, сволочь, ну в этом роде. Я, естественно, заглянул в приемную. А там его превосходительство генерал Буленко изрядно пьяный рвет рубашку на заваленной на стол помощнице, прапорщике Титовой. Лиза отбивается, но вы же знаете, какой бугай этот Буленко. Рубашка Лизы в клочья, генерал полез под юбку. Титова мне, – помогите. Я, понятно, не мог отказать. Сбросил Буленко с Лизы. Скажу честно, действовал довольно жестко. Он ломанулся в кабинет, я за ним. Буленко выхватил свой табельный пистолет. Пришлось бить. Ударил по руке и в челюсть. Отрубил в общем. Сам в приемную. А Титовой уже нет. Убежала. Очнулся генерал, вышел, глаза кровью налились, заорал: – Ты что, майор, на генерала руку поднимать? Да я тебя засажу лет на десять. И назвал меня ублюдком. Так и сказал, засажу тебя, ублюдок. Через плечо его видел стол, на нем пол-литровая бутылка коньяка, фрукты, еще что-то. Ну дал ему еще разок, чтобы успокоить на более длительный период. Хотел уйти. Но подумал, а если генералу плохо станет, все же второй раз я ударил от души. Подошел, ничего, дышит. Я присел на диван в его кабинете. Он пришел в себя через час. Испуганно отодвинулся по ковру, глядя на меня. Спрашивает: ты кто? Я: не узнали, товарищ генерал-майор? Он: а ты Уланов, а что произошло? Ну, думаю, не помнит и хрен с ним. Так даже всего лучше. Не знаю, – говорю, мимо проходил, увидел открытая дверь, зашел, а вы на полу. Я к вам, пульс есть, дыхание есть. Решил подождать, пока не придете в себя. Буленко поднялся, спросил: а где Титова? Я ту же самую песню, не знаю, когда заходил, ее не было. Он прошел к столу, повернулся, спросил: выпить хочешь? Я отказался, он выпил. Ну вроде полегчало, я спросил разрешения и ушел. Буленко остался в кабинете. Титову больше не видел. С утра мы готовились в учебном центре. Вот в принципе и все!
Полковник покачал головой:
– Да нет, Рома, это ты думаешь, что все. На самом деле ситуация весьма для тебя хреновая сложилась в Управлении. И я узнал об этом, когда группа уже ушла за Аграмом. Кстати, почему ничего не доложил мне?
– Да как-то нехорошо, товарищ полковник, стучать на других. Ну нажрался начальник тыла, видно повод был, напившись, захотел приударить за помощницей-секретарем. Она же незамужняя. Ну а потом уж не он буйствовал, а водка. Вернее, коньяк. Думал, в себя придет, извинится перед Лизой, со мной позже, после командировки поговорит. Чего же шум поднимать ненужный?
– Значит, не хотел шум поднять?
– Так точно!
– А вот Буленко поднял. Да такой, что мало тебе, Рома, не покажется.
– Вы это о чем, Владимир Алексеевич?
– Объясняю. Дождавшись, когда твоя группа вылетела в Сирию, а до этого сняв побои, которыми ты наградил его, генерал-майор Буленко написал рапорт о том, что это ты, пьяный, хотел изнасиловать его помощницу, прапорщика Титову, а когда он попытался остановить тебя, был избит. В общем, майор Уланов в нетрезвом виде пытался изнасиловать Титову, Буленко встал на защиту, и майор избил генерала. С этим рапортом начальник тыла пошел к генерал-лейтенанту Габранову. Было назначено служебное расследование, комиссия подтвердила истинность содеянного.
От изумления Уланов открыл рот:
– Но… Владимир Алексеевич, как так может быть? Титова могла подтвердить мою правоту.
– Могла, но не захотела. Ты же знаешь, она одна, на теплом месте, терять которое глупо. А тут и Буленко надавил. Так что Титова дала показания против тебя.
– Я же защитил ее.
Полковник развел руки:
– Я-то верю тебе, но результаты проверки комиссии утверждены Габрановым.
– Но он же хорошо знает меня.
– А что он мог сделать? Когда перед ним выложили кучу бумаг, подтверждающих твою виновность? Порвать и обрывки бросить в корзину, заявив, вранье это все, я хорошо знаю Уланова?