Ядерная ночь. Эвакуация.
Шрифт:
Получить у «ГермАна», как называли его между собой наиболее лояльные студенты, «пятёрку» было делом невозможным, «четвёрку» — малореальным, а «тройку» — сложным. На вопросы заведующего кафедрой Голованов неизменно отвечал: «Я хочу, чтобы они по-настоящему знали мой предмет!»
Единственное, куда суровый преподаватель не лез, — это политика. Нет, комсомольцем он, конечно же, был, и даже на четвёртом и пятом курсах стал комсоргом потока, а вот от крамольных разговоров в курилке воздерживался, как, впрочем, и от участия в «прочем» во время загулов комсомольско-партийного актива.
Надо сказать, что это здорово ему впоследствии помогло. Весной восемьдесят девятого ему позвонил один
Так и попал Герман Геннадьевич в «большой бизнес».
Вначале трудился техническим директором в фирме, торговавшей остродефицитными компьютерами под комсомольской крышей, потом биржей заведовал, потом банком… Но в конце девяностых на поля сражений пришли «молодые и злые», те, кто привык каждую копейку вырывать с боем, в жёсткой конкурентной борьбе, и вальяжным «комсомольцам» пришлось потесниться…
47
Московский городской комитет комсомола.
В «нулевые» Голованов стал «пенсионером». Вложенные деньги приносили стабильный и вполне себе приличный доход, за который те, кто прозябал на настоящей, государственной, пенсии, могли бы и пришибить. Квартира у Германа была, дача — тоже. Оставалось найти хобби по душе. И им стало выживание. Когда появилось в Германа Геннадьевича ощущение надвигающейся неминуемой беды, он и сам не мог вспомнить, хоть и признался как-то коллеге по интернет-форуму сурвайвеалистов, что во всём виноват «президент-комитетчик».
С тех пор Герман Геннадьевич купил себе подержанную «ниву», сменил старенькие двустволки на более приспособленные к скоротечному бою современные дробовики, сделал запасы продуктов и предметов первой необходимости в квартире и на даче и стал регулярно ездить на стрельбище.
Человеком он был, можно сказать, одиноким. «Старую» жену он на волне финансового успеха бросил, а новая, молоденькая красотка, покинула его сама, прихватив, впрочем, одну из дач и двухкомнатную «малогабаритку», принадлежавшую когда-то бабушке Германа. Иногда заезжала в гости его дочь-студентка, но не дольше чем на пару часов, и, в основном, чтобы попросить денег.
Надо отдать должное, в своих размышлениях о близящемся апокалипсисе, Голованов иногда прикидывал, как будет спасать семью, но чаще всего приходил к выводу, что это может привести к излишнему риску. Тем более что чем больше он готовился к будущим «тёмным временам», тем чаще приходил к мысли, что лучше он, как глава «сильного прайда», заведёт себе гарем, во всём послушный воле нового властелина. «Когда за каждую банку тушенки будут драться до смерти, вы тогда не покочевряжитесь, милые! — думал он, разглядывая из окна машины стайки модно одетых девочек на улице. — Хотя лучше я возьму себе кого попроще, гуманизм здесь неуместен, накормив чужого ребёнка, ты убиваешь своего. Приму вот такую кралю, отравленную высшим образованием и не умеющую ничего делать, кроме как раздвигать нижние конечности, и что получу? Ничего! Только себе лишние проблемы создам. Работящие мне нужны… Работящие! И вообще, выживут только женщины, умеющие создавать комфорт для добытчиков! Стервам и потребительницам тут не выжить в принципе, а вопрос деторождения всё равно откладывается. И надолго, так что придётся сокращать женское поголовье до необходимого минимума… Наподобие того, как в средневековой Японии и Корее девочек, не отвечающих стандартам, тривиально топили. Как и дурных жён, кстати!». [48]
48
Высказывания
Когда пришла война, Голованов сидел на «дальней» даче — в просторном доме, стоявшем на берегу Волги в полусотне километров от Твери. Эту недвижимость он приобрёл около года назад, провернув ловкую, как ему казалось, многоходовую операцию. Для начала он продал дачу деда — денег за бревенчатый особняк в Кратово, да ещё с двадцатью пятью сотками в придачу, отвалили столько, что впору в рюкзаке нести. Вместо неё Герман Геннадьевич купил полуразвалившуюся халупу в затрапезном садовом товариществе в сорока километрах от МКАДа и этот дом. Немногочисленные старые знакомые, узнав о таком «гешефте», молча покрутили пальцами у висков, а Голованов только посмеивался: «Ну-ну, посмотрю я на вас, умников, когда полный трындец придёт!»
На «ближней» даче он оборудовал «перевалочный пункт» с солидным запасом продуктов, воды и патронов, а «Тверское имение» сделал своей главной резиденцией. Планами своими Герман, взявший себе в соответствии с именем ник «3G», не поделился даже с друзьями-«выживальщиками». «Вам, стервятникам, только наколку дай — сразу за чужим добром припрётесь! — думал он, читая на страницах форума, как „коллеги по выживанию“ хвастаются друг перед другом своей предусмотрительностью. — Но это мы посмотрим, кто кого распнёт!» — добавлял Голованов про себя и делал пометки в большом блокноте, занося туда места будущих визитов.
Как только стало понятно, что случилась беда, Герман не колебался ни минуты: «Сливки надо снять до того, как неподготовленные сообразят что к чему!»
Позвав своего «верного нукера», как называл он в минуты хорошего настроения водителя и, отчасти, порученца Дениса Савельева, приказал готовить машину к выезду.
К огромному сожалению Голованова, на трассе особо поживиться не удалось — к моменту, когда они выбрались на дугу у Медного, над ней уже кружил военный вертолёт, и с него сбрасывали вниз вымпелы с цеу. Лезть в лоб на вояк «ас выживания» не собирался, решив для начала, что называется, врасти в обстановку.
К вечеру паника немного улеглась, и большую группу беженцев отправили на постой в пустующий детский лагерь отдыха. Голованов поехал с ними, оставив Дениса пошерстить машины на трассе.
Вояки, а точнее — какие-то ополченцы с крайне несерьёзными бумажками, выданными Торжокским горвоенкоматом, пробыли в лагере недолго. Объяснили, как обустроить убежища в корпусах, привезли грузовик с армейскими пайками и свалили.
«Вот теперь можно и поживиться!» — решил Голованов, тем более что среди бедолаг, собравшихся в «Ромашке», он уже присмотрел пару «союзников». Во время раздачи пайков два молодых парня, нисколько не смущаясь, протолкались в первые ряды и даже попытались получить по два пайка, но командовавший военными молодой парень послал их по матери и выразительно похлопал по своему автомату. «Пожалуй, эти подойдут!» — отметил он тогда.
Начал он издалека — собрал мужчин и предложил сходить запасти дров. В лагере он был одним из самых старших по возрасту, и его послушались. Потом Герман обошёл корпуса, интересуясь, как народ разместился, и помогая в мелочах советами. Попутно он отмечал, у кого какое добро есть.
Парней, занятых на строительных работах, он отозвал в сторонку и коротко и непечатно обрисовал сложившуюся ситуацию. Когда оба согласились с его оценкой и спросили, что же делать дальше, он изложил свою позицию: