Ядерное оружие Третьего рейха. Немецкие физики на службе гитлеровской Германии
Шрифт:
Однако к этому времени Геринг уже поставил свою подпись под директивой о назначении Эсау главой всей германской атомной программы. В ней говорилось:
«Настоящим приказываю включить в имперский исследовательский совет группу исследований в области ядерной физики, которую предстоит создать и возглавить Вам. Я назначаю Вас своим уполномоченным по всем проблемам ядерной физики и обращаю Ваше особое внимание на следующие аспекты:
1) проведение исследований в области ядерной физики, направленных на практическое использование атомной энергии урана;
2) производство люминесцентных красителей без использования радия;
3) получение источников нейтронов большой мощности и
4) исследования в области мер безопасности при работе с нейтронами.
Хайль Гитлер!
(подпись) Геринг».
Последующий
За несколько дней до своего назначения Эсау даже высказывался за закрытие всего проекта. 4 декабря доктор Эрих Ваге писал по этому поводу в своем дневнике:
«Совещание в кабинете президента Национального бюро по стандартам, государственного советника Эсау. От физиков присутствуют Дибнер, Ваше, Клузиус, Гартек, Вонхоффер, Вирц и я; от химиков – Альберс, Шмитц-Дюмонт и некто, рассказывавший о попытках создания газообразных соединений урана (для применения в реакции выделения изотопов вместо чрезвычайно агрессивного гексафторида). Эсау готов в январе или феврале 1943 года выбросить полотенце.
Похоже, они уже не надеются на то, что решение нашей проблемы может оказать влияние на исход войны».
Назначение Эсау столкнулось с открытым недовольством сотрудников Института имени кайзера Вильгельма. Кроме того, ему не доверял Альберт Шпеер. В конце 1942 года Шпеер продемонстрировал то, что он придавал атомной программе огромное значение. Он присвоил вожделенный приоритет DE ряду институтов под руководством Гейзенберга, Раевски, Боте и Гана. На этом этапе войны такого приоритета не имели даже программы по созданию секретного оружия «Фау-1» и «Фау-2». 4 февраля 1943 года доктор Альберт Фоглер пригласил Эсау и Ментцеля на конференцию, которая должна была состояться в Берлине, в штаб-квартире сталелитейной компании, которую он представлял. Являясь президентом этого гиганта, Фоглер в прежние годы принимал участие в финансировании большинства из политических кампаний Гитлера. Теперь он решил не допустить, чтобы персоналом Института имени кайзера Вильгельма руководили люди, подобные злосчастному профессору Эсау. Фоглер заявил Эсау, что решил созвать эту конференцию с целью «распределения» обязанностей в рамках проекта между Институтом имени кайзера Вильгельма и группой ядерных исследований. Таким образом, Институт имени кайзера Вильгельма с самого начала выходил из подчинения профессору Эсау. За этим, конечно, стоял Шпеер, который обещал Фоглеру материальную и финансовую поддержку для проведения необходимых строительных работ. О том, что «господин рейхсминистр Шпеер проявляет особый интерес к одному из аспектов ядерной программы», говорят немецкие трофейные документы, относящиеся к этому периоду. Всего через несколько недель после конференции сотрудники Института имени кайзера Вильгельма обратились к Ментцелю с протестом по поводу «личных трений» между ними и учеными группы Эсау. Проблема касалась распределения материалов. Фоглер потребовал проведения нового совещания с участием заинтересованных сторон при участии представителя министерства Шпеера, который должен был уладить конфликт.
В то время, когда в Германии ученые из соперничавших друг с другом групп нуждались в достаточном количестве тяжелой воды для завершения опытов на реакторах, четыре норвежских агента из управления специальных операций, приземлившиеся на парашютах в Норвегии, вот уже два месяца ожидали прибытия товарищей для новой попытки штурма предприятия в Веморке. Они жили в ужасающих условиях; запасы дров подходили к концу.
Новая атака союзников на завод тяжелой воды произошла только 23 января 1943 года. Профессор Тронстад и полковник Уилсон из управления специальных операций отправились из Лондона в школу, где жили шестеро диверсантов группы «Gunnerside», для того чтобы проинструктировать их в последний раз перед тем, как под покровом ночи они будут сброшены на парашютах на территорию Норвегии. Тронстад объявил, что агенты, конечно, не могут до конца представить себе важность поставленной перед ними задачи. Однако она на сотни лет войдет в историю страны. Диверсантам рассказали о том, какая судьба постигла их товарищей из предыдущей партии, и предупредили, чтобы они не рассчитывали остаться в живых, если попадут в плен. Каждого из них снабдили небольшой резиновой капсулой с цианидом; при необходимости агенты могли бы легко покончить жизнь самоубийством, отправив ее в рот.
В распоряжении передовой группы имелся радиомаяк «Эврика», который должен был указывать парашютистам зону высадки. Кроме того, уже находившиеся в Норвегии агенты при приближении самолета должны были обозначить район десантирования группы лейтенанта Роннеберга сигнальными кострами. Большой четырехмоторный бомбардировщик с шестеркой отважных норвежцев на борту в течение двух часов кружил над пустынными горными вершинами плато Хардангер, а огней все не было. Лейтенант Хаукелид, хорошо знавший здешние горы, прокричал пилоту, что он мог бы визуально определить район высадки; в ответ он получил лишь короткий отрицательный кивок офицера-летчика. Бомбардировщик вновь взял курс на запад и отправился обратно в Шотландию. Норвежцев этот пустой рейс поверг в сильнейшее негодование. Было уже светло, когда бомбардировщик, прорвавшись сквозь сильнейший огонь зенитной артиллерии, приземлился на одном из отдаленных шотландских аэродромов.
Высадка группы снова была перенесена до следующего полнолуния. Потянулись очередные несколько недель ожидания. Не могло быть и речи о том, чтобы предоставить агентам краткосрочные отпуска. Они находились почти на пике физической формы, кроме того, соображения безопасности не позволяли расслабляться: ведь это могло сказаться на успехе всей операции. Это в Лондоне тыловики могли себе позволить отдых. По распоряжению штаба управления специальных операций Роннеберг и его пятеро верных товарищей по оружию были переправлены на уединенный пятачок льдистой земли на западном побережье Шотландии, где почти в монашеском одиночестве им предстояло дожидаться следующей полной луны.
Группа жила в автономном режиме, проводя дни в охоте и рыбалке. Кроме того, для агентов был составлен плотный график интенсивных тренировок. До 16 февраля, даты, назначенной для повторной «поездки за рубеж», дня, когда группу должны были доставить на аэродром отправки, практически в последний момент пришлось изменить план операции и порядок взаимодействия с передовой группой, находившейся в Норвегии. За шесть дней до высадки передовая группа передала в Лондон уточненные данные по расположению постов охраны в Веморке. Выло очевидно, что немцы ожидали проведения операции против завода по производству тяжелой воды. Теперь было очень важно составить маршрут полета так, чтобы транспортный самолет не пролетал поблизости долины Рьюкан или плотины Мёсватен. Поэтому новым районом высадки было выбрано озеро Скрикен, находившееся в 50 километрах от передовой базы в Сандватне.
В день отправки группы в районе аэродрома шел проливной дождь. Шестеро норвежцев снова заняли места в бомбардировщике, куда уже были погружены запасы взрывчатки и продовольствия, лыжи, окрашенные в камуфляжный белый цвет, оружие и снаряжение. Примерно в полночь самолет прибыл в район десантирования, и над люком в фюзеляже загорелась зеленая лампочка. Одно за другим белые пятна парашютов отделялись от самолета; шестеро норвежцев и тюки со снаряжением с высоты трех километров летели навстречу гладкому льду замерзшего озера на плато Хардангер. В штабе управления специальных операций в Лондоне хранились последние письма смельчаков своим ближайшим родственникам. Это не было излишней предосторожностью: ведь они отправлялись на опаснейшую операцию, которая могла стать последней для каждого из них.