Ядерные ангелы
Шрифт:
Все очень быстро завертелось.
Только вот девушке оказались не нужны Лёвкины ассигнации. Она родила Дамиру сына, а потом дочь. Но Лёва уже пристрастился. Ему нравилось вкусно ужинать в ресторанах и сладко спать в собственных апартаментах. Он стал чуть ли не самым крутым мясником Киева. Ему долго удавалось скрывать свои темные делишки, но однажды Дамир узнал. И пригрозил выдать друга, если тот не завяжет с кровавым бизнесом…
Глоссер приходит в себя из-за возгласа толстяка:
– Доктор, ради святых моторов, хватит уже трепаться! Пора лечить меня, вы так не считаете?!
Лев Аркадьевич решает начать все же с него. Прежде всего отрезать язык, а потом…
– Напрасно мой друг корчил из себя чистоплюя. Быстро же он забыл о том, что мы делали на войне. Да и я не мог остановиться. Не мог и не хотел. Слишком многих кормила торговля органами. Откажись я от разделки доноров, меня самого пустили бы на мясо. К тому же мы оба, я и Дамир, метили на должность главврача. Да и тяжело мне было смотреть на счастье твоих отца и матери. – Глядя на Татьяну, Глоссер закатывает стойку между столами. – Я все еще любил ее. И не мог простить ей того, что она отвергла меня.
– Но почему я? – По лицу Татьяны катятся слезы. – Почему брат?
– Я не только организовал покушение, но и лично застрелил твоих отца и мать. – Глоссер мечтательно улыбается, вспоминая тот день. – А твой брат Заур, мерзкий мальчишка, меня увидел. И узнал. Но то, что вы остались живы… Это чудо. – Улыбка сползает с лица Льва Аркадьевича. – Этого просто быть не могло. Главное же, Заур видел меня, но не выдал властям. Выборочная амнезия. Тоже чудо. Слишком много чудес. Если б не это, я не позволил бы вам до сих пор… Сначала ты была слишком маленькая, а потом выросла – и стала похожа на свою мать. – Глоссер вытаскивает из кармана потертое фото, запаянное в ламинат. На фото изображена рыжеволосая женщина. – Слишком похожа. Находиться с тобой в одной больнице стало мукой для меня. Я больше не могу. Кто-то должен исчезнуть. Но не я.
Лицо на фото становится объемным, реальным. Лев Аркадьевич снова уносится в прошлое.
…Дамир раскричался, чуть ли не с кулаками полез к Лёве. Все спрашивал, как он мог. А потом пригрозил сообщить властям, если тот не прекратит. «Ты сдашь лучшего друга?» – спросил Лёва. «Богом клянусь – сдам», – ответил Дамир.
Глоссеру ничего не оставалось, как связаться с бандитами.
Нет, неправда. Он обрадовался тому, что появился повод избавиться от Дамира.
Лёва знал о маршруте движения друга, знал, когда тот выезжает из клиники, а потом забирает с работы жену и детей из школы и детского сада. Обо всем этом Глоссер подробно рассказал Бабуину, бандиты которого поставляли в больницу доноров, отловленных прямо на улицах Киева. Шла Всеобщая Война Банд, люди гибли и исчезали каждый день, так что никто не занимался поиском пропавших без вести.
Лёва изъявил желание лично присутствовать при гибели конкурента. Они ведь были не только соперниками в битве за сердце прекрасной дамы, но еще оба претендовали на должность главврача больницы. Бабуин не возражал.
Разборка банд на Крещатике стала полной неожиданностью для Глоссера и его партнера. Их план едва не сорвался. Машина Дамира почти что ускользнула, вырвалась из кровавой канители, когда Глоссер отобрал у Бабуина автомат и всадил очередь в соперника и его жену. Машина врезалась в бетонный столб…
– Ты впала в кому моими стараниями. – Глоссер берет руку девушки и проводит по ней кончиками пальцев, ощущая все неровности обожженной кожи. – Ты не должна была выжить, у тебя не было шансов. И потому я испугался, когда ты пришла в себя. Да, я, Лев Аркадьевич Глоссер, способный дарить жизнь и отнимать ее, испугался! Это было ненормально, что ты взяла и очнулась, будто целый месяц просто спала. Очнулась отдохнувшей и свежей, в отличном настроении. Как же так, скажи мне? Ведь твоя ЦНС была необратимо поражена?!
Она молчит, желая унести свой секрет в могилу. Ну, сосновые доски и ямку в глине Лев Аркадьевич пообещать ей не может, однако отчасти она точно попадет в крематорий. Из красивых глаз Татьяны катятся слезы. Скоро – очень скоро – эти глаза окажутся в контейнере.
– И это после того, как мне сообщили о гибели Бабуина. Угадай, кто его убил? Верно, твой любимый братишка Заур, задолжавший больнице кучу денег. А тут еще – чудеса продолжаются! – на счет поступили деньги за твое лечение. Причем с авансом на год. У твоего брата не было ни цента, – я проверял, наводил справки – а тут он вдруг выплачивает годовой аванс! Чудо? Еще какое! Ты думаешь, почему я назначил тебе операцию? А чтобы в процессе навредить тебе. Убить тебя, зарезав? Нет, не этого я хотел. Я собирался отравить тебя, подставив анестезиолога, эту небритую обезьяну. Но все пошло наперекосяк! Зато теперь никто меня не остановит!
Лев Аркадьевич вздрагивает, потому что в дверь стучат, но не выпускает руку Татьяны из своей ладони. Изо всех сил лупят чем-то. Молотком, что ли? Даже не обернувшись, хирург улыбается. Ну и пусть ломятся. Толстую броню из гранатомета не факт что прошибешь, а замок открыть может только сам Глоссер.
Стук прекращается. Из-за двери доносится голос Заура: «Я все слышал. Когда увидимся, сестренка, пересказывать не надо».
Братишка, значит, снаружи бесится, пока Лев Аркадьевич тут собирается разделать его сестренку, как свинью? Чудеса закончились, ни деньги, ни оружие палачу не помогут. Даже если Заур что-то задумал, ничего у него не получится. Эта мысль приводит Глоссера в восторг. Он хохочет до слез:
– Ну, слышал? И что?! – Слова приходится выдавливать из себя, так ему смешно. – И что теперь, а, молодой человек?!
Щелчок.
Явственно слышен щелчок. Внутри у Глоссера холодеет, хотя он продолжает хихикать, просто не может остановиться. Этот звук ни с чем не спутать. Так щелкает mult-t-lock. Но этого не может быть! Открыть дверь снаружи никак нельзя! У Льва Аркадьевича просто слуховая галлюцинация, ему показалось!..
Снаружи нельзя, но ведь изнутри можно.
Свободной рукой он хлопает себя по карманам, в предплечье второй руки как клещ вцепилась подлая девчонка, не оторвать. Ключа – пластиковой карты с магнитной полосой – нигде нет. И тут Лев Аркадьевич замечает, что соседний стол пуст. На нем должен лежать толстяк-гей, но его там нет! Ремни, которые держали тело, перерезаны. Трубки капельниц болтаются, проливая отнюдь не копеечные препараты на пол тайной комнаты.
– Доктор, спасибо, что стойку с инструментами поставили у моей койки. Скальпель мне очень пригодился, – слышит он.
Уже понимая, что увидит, Глоссер оборачивается к двери. Там, упираясь плечом в косяк, стоит туша, на бинтах проступила кровь. В одной руке толстяк-гей держит тот самый скальпель, которым главврач собирался разрезать его на запчасти, а в другой – прямоугольный кусок пластика. Вор. Он сумел вытащить ключ из кармана так, что Лев Аркадьевич не заметил. Еще и ухмыляется, ничтожество!