Ядовитые узы, или Два зельевара — гремучая смесь

Лоринова Екатерина

– Как думаешь, ридгийская пахлава поднимет настроение?

Артиша качнулась из стороны в сторону.

– Нет? Тогда, может, медовые оладьи?

Снова отрицательный жест. Не удивительно – мухоловка признавала только сырое мясо. Привычка разговаривать с Артисией была из разряда дурных, но что делать, если друзьями я так и не обзавелся – да и не хотел. Меня все устраивало. Но одиночество, которым я никогда не тяготился, внезапно стало невыносимым. Почему? Вира, как и прежде, в моем памяти и в моем сердце, откуда же тоска по чему-то новому и неизведанному,

когда у меня есть ты? Я и так тебя предал этой гхаровой женитьбой. Надеюсь только, что с твоей мудростью и всепрощением, ты меня поймешь.

Кивнув Артисии, я спустился на кухню и принялся за дело. Скоро на большом чугунном противне румянились оладушки. Не иначе как на запах, кто-то спустился. Шаги были тихими и непривычными – Кора всегда ходила как полководец перед ротой солдат.

Я обернулся. Дана, в сухом платье сестры, которое висело на ней мешком и чуть ли не волочилось по полу, стояла в дверях кухни. Я чуть не выронил деревянную лопатку – слишком непривычно было это зрелище. Вернее, ощущение, которое я испытал – соперница выглядела слишком «своей». Неопасной для меня. Полагаю, что оно обманчиво, как тонкий лед в Арингарде по весне.

– Не спится? Посоветовал бы отдохнуть перед процедурой дознания, – пусть уходит и не нарушает и без того хрупкого спокойствия. Опытным путем я определил – гложущая бездна в груди вырастала, когда Данка появлялась на горизонте.

– Спасибо, что напомнили, Рин.

Рин. Мое имя из ее уст было ударом града по молодым растениям.

– Если Вы полагаете, что Ваш временный статус позволяет фамильярничать, то очень ошибаетесь, – лопатка грозила сломаться под моими пальцами, поэтому я отбросил ее на стол.

– Всего лишь беру пример с Вас, лирон Вейден. Полчаса назад Вы называли меня Данари.

Оладьи за спиной зашипели – оповещая, что их нужно переворачивать. И избавляя от необходимости отвечать. Но повернуться к Данке спиной? Она обязательно отомстит за искусанную руку. Благодаря снадобью моего собственного изобретения ее кожа была свежа, как у младенца, но я хорошо помнил ощущения от укуса – до того, как приручил Артисию.

И пока я раздумывал, как поступить, соперница прошла мимо меня к печи. Подхватив лопатку, совершенно спокойно начала выполнять простые манипуляции.

…Стоя ко мне спиной. Настолько безрассудная? Или совершенно не ждет подвоха?

Я смотрел на нее, в этом несуразном платье, которое так и не смогло скрыть ни тонкой талии, ни… Тьфу!

– Вам бы следовало одеваться приличнее, – прошипел я сквозь зубы, чтобы хоть как-то выплеснуть раздражение, готовое взорваться – безумно раздражало и платье сестры, и то, что проклятая девчонка спокойно и непринужденно нарушила мое жизненное пространство. Раньше бы не посмела, – где Ваши шали?

Она обернулась.

– Сушатся. А за одежду – какой бы она ни была – я безмерно благодарна Вашей благовоспитанной сестре, она спасла меня от переохлаждения. После того, как Вы оставили мокнуть на крыльце, – девица выразительно меня оглядела – будто смотрела прямиком в душу и наживую извлекала то, что осталось от совести. Ну кто ж знал, что искупить грехи будет так сложно. Что она будет так раздражать.

– От переохлаждения я могу помочь не хуже сестры, и вы это знаете, – начало бесить и сравнение с Корой – чего раньше со мной не случалось. Даже если кто-то мерил наши достоинства и не в мою пользу, я лишь посмеивался. Теперь же чувствовал к сестре чуть ли не зависть. К сестре-близнецу. К моей лучшей половине. Похоже, пора напиться. Во мне слишком много самых разных чувств, и им тесно. Или они сведут меня с ума, или я их выведу, точно паразитов, – нагреть настойки? – добавил я самым язвительным тоном, на который был способен.

– Да, пожалуйста.

Что?!

Но Данка смотрела так невинно, что не знай я ее – на что она способна в мести – принял бы за послушницу храма.

– Эти вкусные оладушки все равно придется чем-то запивать, – невозмутимо продолжила нахалка.

Будто я предложил разделить со мной трапезу!

– Не боитесь есть после захода солнца? – вспомнил заповедь девиц, стремящихся во всем походить на солнечных эльфиек.

– После знакомства с Вами ничто не способно меня напугать, – парировала девчонка, дерзко глядя прямо в глаза. Не иначе как нервничает перед завтрашним слушанием.

– Польщен. Что ж, займитесь оладьями, а я за настойкой.

Спускаясь в погреб, я чувствовал, как в груди разливается странное тепло, еще более приятное, чем от медовухи. С чего бы?

Вернувшись с небольшим бочонком вина, обнаружил Данари за обеденным столом. Там, где обычно восседала сестра. Не знаю, о чем она успела подумать за время моего недолгого отсутствия, но пока я оставался незамеченным, прекрасно видел ее растерянность и напряженность. В побелевших пальцах, сложенных в замок, в покачивающемся носке домашних туфель. В закушенной губе. На ней взгляд поневоле задержался, и вот тогда-то Данари меня увидела. И, казалось, смутилась еще больше.

Все-таки лучше ей носить шали, зря я над ними посмеивался. Белая грива волос слишком вызывающая, будто нарочно внимание привлекает. Отойдя к печи, я приступил к действу – налил вина в котел, добавил специй и цедры – каждый ингредиент в определенный момент приготовления, пробуя температуру. Через пять минут напиток был готов.

– Расскажете, как Вы узнали о змее? – я поставил перед гостьей голубую чашку из тончайшего ридгийского фарфора – наследство нашего аристократичного прошлого, – взамен на лиаг?

– А в нем, я правильно понимаю, зелье откровения? – девчонка подобралась и смотрела на чашку как на ту змею. А земноводных она боится. Раньше я бы с радостью использовал это знание как оружие против нее, но не теперь, когда моей целью стало искупление и освобождение.

– Зелье будет завтра, и вопрос зададут с куда большим пристрастием.

Зачем я это говорю? Может, для того, чтобы избавиться от неловкости, которая неизменно повисает между нами в тишине и колет, как еж, тысячью иголок?