Яга Абыда

Стрельченко Дарина

– Вот тебе рубаха. Вот тебе сарафан. Снимай свои лохмотья.

Девочка нахмурилась, вжалась в стену. Абыда вздохнула да бросила. Уговорами делу не поможешь, силой только хуже сделаешь.

– Не хочешь – не надо. А всё ж лучше б переоделась. В своих-то лохмотьях где только не бегала, а земля сейчас мокрая, грязь всюду какая.

Выложила на лавку крепко выбеленный, выстиранный в семи водах с чистотелом сарафан и отвернулась, принялась накрывать на стол. Когда обернулась – увидела, что девчонка всё же стянула свои одёжки, натянула чистое платье.

– Руки помой. Все в крови. Упала, видать, где-то или о ветки разодрала.

Найдёныш

кое-как сполоснула в корыте руки. Поёрзав, позволила расчесать гребнем волосы. После того, как Яга вынула из них листья, окатила лавровым отваром, высушила тёплым ветром да заплела в косы, волосы заблестели пшеничным золотом, солнечным звоном.

– Накинь-ка платок. Зябко.

Изба виновато вздохнула: всегда, как приходил чужой, выстуживало. Абыда любила, когда ученицы являлись летом: лишняя прохлада только кстати. Но раз уж явилась осенью – что поделаешь. Яга новую Ягу не выбирает; новая Яга сама приходит, никого не спрашивая.

Когда девочка накинула на плечи вязаную шаль, от растрёпанной находки, что выкатилась на кладбище, ничего и не осталось. Разве что глаза по-прежнему были затравленные, пустые.

Абыда собрала на стол, но и от мясной похлёбки, и от картошки с грибами, даже от нежной малины девочка отказалась: молча отодвинула, помотала головой. Еле-еле пощипал пирог, запила чаем. Абыда, не таясь, покрошила в чашку белые лепестки.

– Это, глазастая, для успокоения трава. Гармала 8 . Из неё припарки делают, если какая мозоль, и в питьё добавляют, если на душе тяжко.

8

Гармала – травянистое растение; в разных странах используется как средство от депрессии, благовоние, растение для шаманских ритуалов.

– Мне не тяжко, – тихо сказала девочка. Голос у неё оказался тонкий, чистый, совсем птичий. – Только спать хочется.

Конечно, хочется, опомнилась Абыда. Мала же. Совсем ещё мала. Привыкла, что прежняя-то, Марийка, почти взрослая…

Вязкая волна обиды пополам с жалостью поднялась в груди. А ведь уже ритуал провести собиралась, ведь почти дотянула, совсем осталось чуточку, и была бы уже настоящая преемница…

– Ложись. И чего так рано встрепенулась, если недоспала? Как хоть зовут тебя?

– Ярина, – ответила девочка, клюя носом. Чашка с мятой опасливо отпрыгнула, дохнув терпким паром.

Абыда махнула рукой за спину, раскатав лежанку на печи, щёлкнула пальцами, распахивая сундук. Подушка улеглась сверху постели, печка заворчала, греясь. Яга хотела было кликнуть руки-помощники, да передумала. Подхватила девочку сама («И правда, как травинка») и переложила на постель.

***

Ярина проснулась спустя полный день – с первым блеском зари. Ещё русалки в озере не плескались, ещё Сирин 9 не пролила утренние слёзы, а Абыда уже почуяла сквозь дрёму, как смотрят на неё чужие глаза. Подумала, Керемет 10 уже проведал о новостях, высматривает. Но нет; кто-то здешний глядел. Абыда распахнула глаза, зыркнула туда-сюда по углам – никакой нечисти. Тишина, пахнет деревом, мёдом, едва слышно – берёзовым мылом.

9

Гамаюн, Сирин и Алконост – в славянской мифологии волшебные сладкоголосые полуптицы-полудевушки.

10

Керемет – в удмуртской мифологии творец зла.

Спросила хрипло, вглядываясь спросонок на печь:

– Ты, что ли?

Ярина сидела, натянув на колени платье, обняв себя за лодыжки.

– Ранняя пташка.

Пощёлкивало в пояснице, ноздри щекотал сладкий запах вызревших за ночь яблок. В слюдяное окно заглядывал умирающий тощий месяц. Абыда запалила лучину, подошла к столу поглядеть на воду в крынке. Ёкнуло внутри. Сколько бы раз ни смотрела, каждый раз сердце схватывало: вдруг сегодня. Вдруг сегодня увидится.

Но вода в глиняном кувшине стояла спокойная, светлая, отражала слабую зорьку.

– Вставай, раз проснулась, – проворчала Яга, чувствуя, как камень упал с души: посмотрела – и ладно, можно и дальше жить. Обернулась, а Ярина, как замороженная, так и сидит, обхватив коленки. – Что как неживая?

Девочка глянула исподлобья. «Непросто с ней будет», – мелькнуло в голове, но некогда было загадывать, день входил в Лес, пела, приветствуя солнце, медноволосая Алконост, шумели уже ёлки, растревоженные вороньём, и первые лучи, занося в горницу тёплую золотую пыль, гладили по щекам и макушке вчерашнего найдёныша.

– Вставай, вставай, – повторила Абыда, поднимая на приступку печи подошедшее тесто, подвязываясь платком, набирая в пригоршню тыквенных семян. Распахнула окно, развела створки и занавески, впуская в избу ещё больше света, сквозняк, свежий и осенний свист. Высыпала семена на дощечку, и тут же с гомоном, с щёлканьем налетели утренние птахи. – Вот уже и птицы не ленятся, смотри-ка, поклевать слетелись. И ты давай, Ярина.

Но девочка так и не пошевелилась. Абыда нахмурилась, подошла ближе. Протянула руку, коснулась плеча и тут же одёрнула: будто мокрым пальцем железо на морозе тронула. Поглядела – а Ярина-то замёрзла, остекленела, закаменела вся в снежное стёклышко с камушком внутри. И камушек еле разглядишь, еле бьётся.

В Лесу чего только не бывает. В Хтони и подавно не такое видала Абыда – а потому, вместо того, чтобы пугаться, велела избе:

– Топи-ка. Поддай жару как следует!

Сама заперла покрепче дверь, задвинула стёкла в духовых окошках, затворила люк в погреб. Из устья печки пошло, распускаясь огненным маком, тепло. Яга вынула из сундука тёмное покрывало, взмахнула, накрывая девочку, – вспыхнули серебром угловатые вышитые узоры. Дунула на макушку, позвала с гвоздя сухой венок. Костяника, брусника, папоротник, горечавка… Осторожно положила венок Ярине на голову.

Четыре травы на четыре света,

Иди от избы, от избы до лета,

Иди-уходи, тишина из сердца!

С последним слогом Ярина вздохнула, вздрогнула, в светло-зелёных, как лещина, глазах, запрыгали искры, отразились наконец и лучина, и солнце, и осеннее золотое утро.

– Откуда же ты взялась, с камушком таким внутри?

Ярина растерянно улыбнулась, пожала плечами.

– Холодно…

– Холодно – потому что ты чужачка пока. Изба тебя примет, теплей станет. К лету, глядишь, и в Лесу потеплеет.