Шрифт:
Глава 1
Мы прожили вместе… Ну да, больше четверти века. Двадцать семь лет. Поженились, когда нам обоим было по восемнадцать. Перед тем, как его забрали в армию. Все (и в особенности моя лучшая подруга Любка) говорили тогда — какая глупость. Но я дождалась Игоря, и не было никого счастливее меня, когда он появился на пороге — возмужавший, раздавшийся в плечах, с уверенным взглядом уже не мальчика, а взрослого мужчины.
В армию он ушел сразу после первого курса. Так что я обогнала его на два года. Когда закончила и пошла работать, он все еще был студентом. Жили на мою зарплату, но меня это не смущало совершенно. Доучится, тоже впряжется. Какие проблемы-то?
Теперь он работал, а я села дома с детьми — родилось-то сразу трое! Три чудных мальчишки, похожих друг на друга как горошинки из одного стручка. Витька, Митька и Петька.
— Ну и отлично, — сказал мне тогда муж, немного оправившись от первого шока, — за один раз отстрелялись.
Больше он детей заводить не захотел. Да и я с беспокойными близняшками так намучилась, что не больно-то настаивала.
Годы шли. Дети выросли и стали жить отдельно — благо к этому моменту Игорь уже раскрутил свое дело, стал человеком по-настоящему богатым и купить нашим сыновьям по квартире для него не было чем-то невозможным. Я радовалась поначалу — вот как все у нас отлично устраивается, а потом поняла, что без мальчишек наш большой загородный дом, в котором мы жили последнее время, стал… мертвым.
Похоже, это чувствовал и Игорь. Как-то поехали в гости к нашим общим друзьям. Они немного младше нас, детей у них четверо. Старшему столько же, сколько и нашим мальчикам, а младшему — всего пять лет. Я с удовольствием возилась с младшими, Игорь смотрел. Мне было так приятно, что он не сводит с меня взгляда…
Если бы я только знала, что творится в этот момент у него в голове…
Вернулись в наш пустой и оттого холодный, гулкий дом. Я сказала что-то о том, как же здесь снова будет хорошо, когда наши мальчики женятся, и у нас появятся внуки… Он в ответ посмотрел странно и ушел на второй этаж. И даже тогда я еще ничего не поняла и ничего не почувствовала.
А через неделю он сообщил, что разводится со мной. На мое ошеломленное: «Почему?!» ответил кратко:
— Я не хочу быть дедом. Я еще хочу и могу быть отцом…
Сказал и ушел… Не оглядываясь. Ни о чем не жалея. Просто перевернул страницу своей жизни и все. И я осталась там, в уже пройденном, уже прочитанном.
— Никогда он мне не нравился, и всегда я тебе об этом говорила, но ты ж умных людей не слушаешь, — сказала Любка и обняла меня своей могучей рукой. — Хоть теперь послушай — забудь как страшный сон.
Но ей легко говорить. Она своих мужиков меняет, как перчатки — раз в сезон. А я-то… Как-никак — двадцать семь лет…
Мы с мужем одногодки. Но если он в свои сорок пять — все еще завидный жених, то я в те же годы — лишь женщина, уже перешагнувшая порог старости… Несправедливо, больно, но это, наверно, действительно так. По крайней мере, когда я смотрю на него, он кажется мне молодым и красивым. Пожалуй, еще более красивым, чем тогда, когда мы только познакомились. В лице появилась значительность, во взгляде — уверенность в себе, в фигуре — мужская кряжистость. Когда же смотрю в зеркало на себя, вижу лишь все более явно проступающие морщинки, уже далеко не столь тонкую талию, синяки под глазами и потухший взгляд… С тех пор, как он ушел от меня, по сути дела в лоб сообщив мне, что я ни на что не годная старуха и в таковом статусе его никак не интересую, взгляд мой всегда таков… А ведь еще совсем недавно он лучился. Я знаю, что так было. На улице мужчины часто говорили мне об этом… Теперь — нет. Теперь никто в мою сторону даже не смотрит… Старуха…
Он подал на развод. Думала, что разведут нас быстро — дети совершеннолетние, имущество разделим по честному, по закону. Чего мудрить-то? Но оказалось, что все, заработанное им за годы нашего брака — пока я воспитывала детей, пока ухаживала за домом и садом, пока вела все наше немаленькое домашнее хозяйство, оказалось оформлено как-то так, что я на это претендовать никак не могу.
— Может, его пристрелить? И мне моральное удовлетворение, и тебе, подруга, сплошная выгода, — тут же предложила хозяйственная Любка.
Нанятая же мной адвокатша только раз за разом всплескивала руками:
— Куда же вы смотрели, Надежда Николаевна?!!
Я в ответ лишь недоуменно пожимала плечами. Все это время я смотрела на своего любимого мужа. На своих детей. На свой дом — ухоженный и уютный. Мне и в голову не приходило, что нужно смотреть куда-то еще. Например, на то, как мой муж готовится к нашему будущему разводу… А он, как выяснилось, подготовился очень грамотно…
В итоге, после всех мучительных разборок, которым я была настолько не рада, что в какой-то момент загремела в больницу, я осталась владелицей половины нашей когда-то общей квартиры, небольшой суммы на счету, который он в свое время открыл на мое имя для того, чтобы я его не дергала «по пустякам», и дачки в дальнем Подмосковье, которая досталась мне в наследство после смерти моей бабушки. Дачка Игорю оказалась не нужна…
Муж… То есть теперь уже бывший муж милостиво позволил мне жить в квартире — конечно, до того момента, пока она не будет продана.
— А ты?..
— А что я? Я как и раньше в Сокольниках жить буду. Или ты забыла про дом?
Как, интересно, я могла про него забыть, если по сути дела построила его? Если ночами не спала от переполнявших меня идей, а потом неслась с ними к нашему архитектору. Как после ежедневно, завезя детей в школу, моталась на «объект», чтобы контролировать вороватого прораба, следила за тем, как идет строительство, а после отделка… Как подбирала мебель. Как была счастлива, когда по случаю у одной знакомой старушки очень недорого купила старинный резной буфет, который после реставрации стал истинным украшением нашей столовой… Разве все это можно забыть?
Разве можно забыть, как в этом доме росли наши мальчики, что именно в него они, уже возмужавшие, приводили своих первых девиц — знакомить с родителями…
Теперь этот дом его. Не мой…
Мальчишки учатся за границей. Петька уже женат. На англичанке. Митька и Витька слава богу еще холостякуют. Но в любом случае всех их рядом со мной нет. И я в какой-то степени даже рада этому. Не знаю, как смотрела бы им в глаза… Что бы отвечала на их вопросы… Как бы объясняла…
Жить в нашей некогда общей квартире, в которую молодая энергичная риэлтерша регулярно приводит потенциальных покупателей, невозможно. Нет никаких моральных сил на это. Витька предложил перебраться в его пустующую московскую квартиру. Митька и Петька сказали о том же. Пожила немного у одного, потом у другого… Не могу. Не могу и все тут!
Все чужое, все не мое. И при этом все болезненно напоминающее о моей теперь уже прошлой, а на самом деле единственной для меня жизни.
В один из дней поехала на ту самую доставшуюся мне от бабушки дачку. Приехала, осмотрелась и… осталась. Просто осталась и все. Странно, но именно этот крохотный, но уютный домишко вдруг показался мне… своим. Тем пристанищем, углом, в который можно забиться и зализать раны…
Пока было лето (а развелась я в августе) — вокруг было людно. Из-за неожиданно близких (я-то привыкла не к шести соткам, а к тридцати!) и, главное, прозрачных, сетчатых заборов доносились голоса детей и бабушек, которые звали их то на обед, то на ужин. В выходные дачи наполнялись запахом дымка и жарящихся шашлыков — навестить бабушек и дедушек, а главное пристроенных под их крыло детей приезжали замученные трудовыми буднями родители.