Ягодка опять

Стрельникова Александра

Одно неверное движение рулем, колеса соскальзывают с наезженной колеи, сейчас скрытой под слоем снега, на мягкое и глубокое — и все. Сижу на брюхе. Пытаюсь выбраться назад — нет. Вперед — тоже фиг, колеса зарываются еще глубже, того гляди в кювет съеду. Вот тебе и дорогая шипованная резина. Вот тебе и волшебная японская кнопка. Приплыли… Что делать-то?

Собственно, выход один — идти на дорогу и, если повезет, ловить кого-то, кто поможет мне выбраться. Черт! А у меня ведь даже троса нет. Зачем мне в городе или в нашем ухоженном коттеджном поселке был нужен трос?.. Надо продать эту пафосную и дорогущую

машину и купить что-нибудь попроще, но попроходимее. С другой стороны, если я сейчас не выберусь из сугроба и, как следствие, не устроюсь на работу, мне, вполне возможно, придется продавать ее просто для того, чтобы было на что есть…

Как же все-таки это оказывается скверно — жить в подвешенном состоянии.

В любимой мной Праге на углу одной из улиц на железной балке, закрепленной под крышей довольно высокого для центра этого города дома, висит на одной руке человек. Вернее памятник. Зигмунду Фрейду. На вопрос — почему так? — пражане лишь пожимают печами: «Он своими теориями сам себя над пропастью подвесил». Со мной, похоже, такая же история. С той только разницей, что я ничего такого не сделала, чтобы теперь беспомощно болтаться над неизвестностью… Или дело как раз в том, что «ничего такого не сделала»? Может, если бы не села дома, не стала бы классической домашней женой, все было бы не так?.. По крайней мере, если бы муж бросил, хоть какие-то тылы были бы… Ладно, чего уж теперь… Как опять-таки любит говаривать Любка: «Если бы, да кабы, тогда бы во рту бы росли бы грибы».

Вылезаю из машины и тут же набираю полные сапоги снега. Надо было валенки с собой брать! Господи, холод-то какой! Придется вернуться на дачу и одеться потеплее. Ясно, что я тут надолго. Пока иду, звоню девушке-менеджеру. Обрисовываю ситуацию, заверяю, что приму все возможные меры и прочая…

И вдруг из-за поворота прямо на меня вываливает здоровенный черный джип… Отскакиваю буквально в последний момент, роняя в снег телефон с девушкой-менеджером внутри. Черт! Пока роюсь, откапывая его, слышу как хлопает дверца, а потом прямо у себя перед носом обнаруживаю пару основательно растоптанных мужских ботинок. Даже вижу, что шнурки на них рваные — завязаны в нескольких местах узелками.

— Я вас что, задел?

В голосе владельца ботинок не столько беспокойство обо мне, сколько злость — ходят тут всякие! Поднимаюсь на ноги с вновь обретенным телефоном в руке.

— Нет, не задели. Телефон просто уронила. Но могли бы ехать и потише. Так и убить кого-нибудь можно.

— Тут нет никого.

Ну да. И этот считает, что я — никто.

Стоим, смотрим друг на друга. И откуда он здесь, интересно, взялся? Больше всего похож на бомжа: и одежда как с помойки, и физиономия с недельной щетиной. Черная с сединой. Зарос ей до самых глаз. Глаза, кстати, не темные, как можно было бы ожидать, а совсем светлые. Серо-голубые. На голове идиотская шапка больше всего по форме похожая на нераскатанный презерватив. Зато машина у него за спиной — громадный американский джип. Старый и местами ржавый, но бомжи на таких точно не ездят. И очки на носу… Никогда не видела бомжа в очках…

— Вы дальше все равно проехать не сможете.

— Почему это?

— Потому что там, — машу рукой в сторону своей машины, — застряла я.

Смотрит мне за спину и непроизвольно лезет всей

пятерней чесать затылок. Потом отстраняет меня с дороги, снова садится за руль и все так же молча трогается. Когда добирается до места, где почти что в кювете торчит моя машина, принимает левее, опасно заваливаясь в сторону, взревывает мотором и почти не замедляясь объезжает препятствие на дороге. Смотрю ему вслед со злобной завистью — а чего ему не объехать-то? Если у него колеса как на тракторе и под капотом, судя по звуку, литров шесть.

Жду, что теперь он остановится и предложит мне свою помощь — русские ведь, как всем известно, своих не бросают. Но он, видно, не русский. Останавливается только у ворот с дач. И только для того, чтобы открыть их. В глубоком обалдении смотрю, как он вываливает на дорогу и скрывается за поворотом. Ну и тип! Полный сострадания и любви к ближним. Ладно. Будем считать, что его тут просто не было.

Возвращаюсь к себе на дачу. Бобик встречает меня с радостным изумлением. Объясняю ему ситуацию.

— Так что я только утеплиться.

Косится умильно: «Может, раз уж так получилось, останешься?»

— Не могу. Надо.

Немного греюсь возле еще не остывшей со вчерашнего дня печки. Потом натягиваю поверх пальто привычный ватник. Сапоги кладу в пакетик, чтобы взять с собой, а на ноги надеваю толстые шерстяные носки и валенки. Ну вот. Теперь хоть не околею.

Иду назад. Бобик желает проводить меня, а раз уж он принял такое решение, отговорить его невозможно. Некоторое время воюю с ним. Мне даже удается запереть его на участке, но уже через пять минут он догоняет меня, выбравшись через дыру в заборе.

Машина моя торчит на прежнем месте. Да и куда ей теперь деться-то без чей-нибудь помощи? Бросаю сапоги в багажник и иду в сторону дороги. Может мне повезет, и мимо проедет желающий помочь ближнему тракторист?.. Но вместо тракториста с дороги в раззявленные ворота прямо на меня опять-таки на полной скорости сворачивает все тот же ржавый джип. Опять отпрыгиваю в сторону в последний момент, увязнув при этом в снегу так, что он набивается теперь уже в высоченные валенки.

Нет, ну он что, издевается надо мной?!!

Вылезает. Морда злобная до крайности. Как будто не он меня в снег чуть не по пояс загнал, а я его.

— Что вы все время под колеса лезете?

— Это вы ездите как ненормальный.

— Нормально я езжу.

— Ага! Только все время на людей наехать норовите.

Молчит. Сопит, как разгневанный бык. Подбегает Бобик. Ему в отличие от меня, мужик этот нравится. Хвостом крутит во всю. Мужик небрежно треплет его по кудлатой башке.

— Здорово, Шарик.

Во мне вспыхивает неожиданная ревность.

— Бобик, ко мне.

— Он не Бобик, он Шарик.

— У вас, может, и Шарик, а у меня Бобик. Ко мне!

Шарик-Бобик (не иначе француз, Жан-Поль какой-то!) виновато смотрит то на мужика, то на меня. Определиться явно не может.

— Вот приди еще ко мне жратву клянчить и у печки греться!

— Так вот значит, где ты, предатель, в последнее время обретаешься! А я-то уж думал…

Что он там думал, узнать не успеваю. У мужика начинает звонить телефон. Лезет во внутренний карман своей бомжацкой куртки, прямо там — под полой, смотрит на номер, морщится и отбивает звонок.