Ягор Дайч
Шрифт:
Но тогда что эти здесь делают?
Перестал гадать, поднялся и напрямки к хутору пошел, закинув Шарпс за плечо, чтобы никого не нервировать.
Но казаки нервничать и не думали, заметили они меня сразу, по их первоначальному шевелению это понял, теперь с ленивым интересом за моим приближением наблюдают. Но то ясно, увидели кто идет и успокоились. Простых людей они и за людей не признают. Наслушался я от дедушки с бабушкой, те чуть ли не всю жизнь рядом с ними прожили, многое рассказывали.
Из их рассказов я и выяснил, что
Окинул пришлых взглядом и… удивился. Это не наши казаки, реально пришлые. Форма относительно новая, оружие — не простые берданки, а карабины укороченные, я о них только слышал. Ну и, самое главное, лиц знакомых среди них почти нет, местных всего несколько человек из полусотни. Но это я еще не всех увидел, лошадей сосчитал, может местные в дом к нам вошли.
Под молчаливыми взглядами казаков прошел в распахнутые настежь ворота во двор, там тоже пришлых обнаружил, возле входа в дом стояли. Бросил взгляд в сторону хлева, увидел Жульку на привязи, при виде меня та крутнулась на месте от радости, казаков обматерила особенно активно, меня поприветствовала и быстренько внутри сарая скрылась.
Разоружать меня и здесь не стали, свободно прошел в дом, миновал теплые сени и уже из них в горницу вошел.
При виде того, что там происходит, у меня в глазах от ярости сразу потемнело.
— Не дуркуй, паря, — легла мне на плечо будто из железа отлитая рука.
Немного ранее.
— Здесь они лошадей бросили, ваш бродь, и на тот берег Суйфуна переправились.
Молодой, краснолицый от возбуждения подпоручик, нагнавший с основными выделенными ему силами передовой отряд, не слезая с коня выслушал рапорт вахмистра.
— Преследование организовали?
— Сразу же, но они заслон оставили, троих наших при переправе побили, — вахмистр бросил взгляд на троих неподвижно лежащих казаков, возле которых урядник Корниенко Захар, страшный на лицо бородач в лекарском деле кой чего понимающий, возился. — Пока мы их обошли, заслон успел отойти…
— Наши вертаются, — прервал его доклад крик одного из казаков.
Что возвращаются, кричавший несколько погорячился, на берег Суйфуна только один казак вышел.
— Потеряли след, ваше благородие, — принялся он сразу докладывать, стоило ему только через реку переправиться. — Там дальше в четырех верстах, — махнул он рукой в сторону другого берега, — речка малая есть, в нее еще несколько ручьев вливаются, вот там мы их след и потеряли. Наши разделились и вверх по течению тех ручьев пошли следы искать.
— Не нагоним! Уйдут они, ваш бродь, — подал голос молчавший до этого унтер-офицер лет сорока на вид, сопровождавший подпоручика. — Пока следы найдут, пока вернутся и доложат, уже стемнеет. А завтра вряд ли мы их нагоним, время уже будет упущено.
— Но что же делать? — Еще больше раскраснелся лицом подпоручик, ощущая его волнение заволновался и конь, заиграл под ним, пошел боком. — Куда они отсюда направиться могут? Есть те, кто эти места хорошо знает?
— Среди наших нет, мы же из Раздольного, — окинув взглядом своих людей, мотнул отрицательно головой вахмистр. — Из местных есть, лучшие охотники в округе, но они вряд ли согласятся нам помогать.
— Что?! — дал петуха голосом подпоручик, отчего его лицо от прилива крови вообще чуть дымиться не начало. — Как это не согласятся? Так, вахмистр, выделите нам проводника к тем охотникам. Сами же организуйте доставку раненых в Никольское и ожидайте здесь вестей от ваших людей. Если что, организуйте дальнейшее преследование, а мы к охотникам, посмотрим, как они не согласятся.
Слышавший все это Корниенко Захар только головой недовольно качнул.
«Зря вахмистр решил перед этими проезжими выслужиться. Быть беде».
В этом он еще больше убедился, когда они ворвалась на хутор Овичей, чуть ли не штурмом его взяв. И там подпоручик, ранее накрученный вахмистром, особо не церемонился.
— Так, старый, кто из твоих щенков лес вокруг хорошо знает? Пусть собирается, с нами пойдет проводником.
А дальше вообще некрасиво получилось: пытавшийся что-то возразить старый дед Лука от подпоручика сразу же в морду получил, свалившись, хоть не под стол, а на лавку. В этот момент, когда жена Луки и его внучки заголосили, Захар и понял — беда случилась.
Какие там щенки — волчата молодые, хорошо их Лука воспитывает. Стоило ему по мордасам получить, так они чуть ли не мгновенно с места сорвались… попытались сорваться, и это безоружные на вооруженных казаков. И неуверенными они не выглядели, нет страха в глазах. Златогривый их за руки прихватив, остановил, головой мотнув отрицательно, и те послушались. Даже Гришка, сын Ивана Кочубея, на месте остался, только взгляд у него и усмешка на губах… вылитый батя, тот тоже так в лицо врагам своим смотрел перед зарубой.
«Эх, потеряли казака доброго, — понял Захар. — Не простит нам Гришка сегодняшнего, да и остальные не забудут. Вон как смотрят, златогривый особенно: спокойно, внимательно, с одного лица на другое взгляд переводит, всех запоминает».
— Молчать, бабы! — вызверился подпоручик на голосивших девиц, которых жена Луки уже успокаивать принялась, и снова к деду повернулся. — Ты, холоп, никак бунтовать вздумал?
— Неправда ваша, благородие, — с трудом поднявшись на ноги, насупленно ответил ему Лука. — Овичи никогда в холопах не ходили. Вольные люди мы. И внуков я с вами не отпущу! Сын мой вон пошел да сгинул, до сих пор не знаем где могилка его. Да и была ли та могилка…