Яик уходит в море
Шрифт:
– Ходи-ка за ним ежедневно и корм давай, а на работу не пошли,- шамкал Инька-Немец.
– А там каждое лето являйся на сбор в станицу...
Можно было подумать, что на летние сборы погонят и его, девяностолетнего старика.
То же самое было и в Уральске и по всей линии. Богачи тянули за собою бедных, бессбруйных казаков. Всячески подбивали их на борьбу за старинные вольности. Слали тайно ходатаев в Петербург к царю. Ходоков возвращали на родину в уральскую тюрьму. Жестоко расправлялись со всеми "намеревавшимися утруждать Государя Императора подачей прошения", как было написано в приказе наказного Атамана за No 607.
Все же Стягову и Гузикову Евстафию удалось пробраться в Крым. Они вручили в Ливадии царю челобитную. Их привезли в Уральск и судили по-военному: заковали в железные наручники и отправили в Сибирь ломать камень и рыть золото на целых восемь лет.
Тогда казаки по всем отделам, по всем станицам встали на дыбы. Ивей Маркович и Маркел Алаторцев караулили два дня за околицей поселка и не выпускали казаков на летние сборы в Сахарновскую станицу. Уральцы гнали от себя офицеров, присланных для выборов станичных депутатов. Казаки не пожелали слать депутатов в войсковое управление. Отказывались от почета и власти.
Кабаев не выходил из крестовой день и ночь. Молился. Там же происходили тайные собрания стариков. Откуда-то, будто кукушка накуковала, появились вдруг новые песнопения. В них - прямые призывы "к сопротивлению земным властям". На сходе Маркел Алаторцев заявил, что тех, кто согласен с Положением, надо гнать из казаков, и что царь это сделает, он заступится за Яик, когда узнает, как зорят его чиновники. Настоящими детьми выказали себя в то лето седобородые станичники!
По осенней дороге, вместе с первыми перелетными птицами, в Уральск прискакал оренбургский военный губернатор Крыжановский. Бравый генерал вызвал в помощь два батальона Кутаисского полка и Гурийской пехоты, когда увидел собственными глазами буянов-уральцев. Старый казак Василий Облаев из Бударинской станицы плюнул ему в лицо, назвал его сатаною и слугою антихриста. Казаков начали пороть, сажать по будкам и каталажкам.
Первого августа Василист, Маркел и Ивей Маркович пошли расставить переметы по Болдыревским пескам.
Вышли на яр к вечеру. Воздух мелко струился над рекою от зноя. Синели сонно леса. За ними устало поблескивала степь. Небо было покрыто сизым маревом. На телеграфном столбе, раскрыв широко рот, томилась старая, облысевшая ворона. Казаки сидели, свесив ноги к реке. Ивей Маркович достал из мешка и распластал большими ломтями пестрый арбуз. Приятно утолить жажду холодноватым, сладким соком!
Издали послышался глухой собачий лай. Казаки удивленно оглянулись. Диво! Откуда собака? Уральцы не держат у себя собак. Им не приходится охранять свое добро. Кто его тронет?
В степи, на фоне розоватого заката тряслись на телегах какие-то чужие люди.
– Матри-ка, солдаты должно...
Три подводы свернули с дороги. Молодые крестьяне в солдатских одеждах, похожие от пыли на негров, шли мимо казаков на берег. Они смеялись и говорили меж собою, сверкая белыми зубами. Не поздоровались. На плечах у них висели винтовки. Возле прыгала веселая лохматая собака ярко-красного цвета. Казаки смотрели на проезжих с неприязнью. Солдаты жадно припали к воде. Пили очень долго. Рядом лакала из реки собака. Ивей Маркович зло ухмыльнулся:
– Нечистый вам в рот. Полунощник в живот.
Кудрявый русый парень, отряхиваясь от воды, фыркая, громко сказал:
– Купанемся, ребята! Чур не мне воду греть!
– Чур не мне!
– отозвались шаловливо другие. И начали через голову стаскивать с себя грязные рубахи.
Казаки помолчали, поглядели друг на друга. Они не могли от волнения и злобы выговорить ни слова. Маркел встал и пошел к солдатам. Спросил их, кто у них тут за главного. К казаку повернулся кудрявый парень, успевший уже смыть с лица пыль:
– Ну, чево тебе?
– Немыслимо, чтобы в реке купаться. Это и казакам не дозволено.
– Это почему же?
– изумился солдат, вскидывая брови и играя морщинами высокого лба.
– Река пожалована Уральскому Войску с рыбою, поэтому пугать ее запрещено, -сурово проговорил Маркел, прямо глядя на солдат.
– Отойдите от берегов. Греха бы не было.
Солдаты захохотали. Они были все голы. На груди у них прыгали медные кресты на гайтанах. Рыжий и длинный солдат, все тело в веснушках, ударил себя по бедрам и завизжал:
– Вот разбойники, вот чудилы огурешные!.. А ежели мне опростаться надо? Може, на вашей земле и облегчиться нельзя?
Солдаты продолжали барахтаться в воде. Ныряли, кувыркались, играли, гоготали вовсю. Казаки, не оглядываясь, ушли в поселок. И оттуда почти сейчас же прискакало с десяток верховых вооруженных казаков. Впереди Ивей Маркович на своем игреневом маштачке.
Казаки сомкнутым строем окружили солдат.
Солдаты смутились. Рыжий парень, стараясь не показать испуга, крикнул:
– Ну, ребята, давай начисто, набело, на гусино перо, да и дальше!
– Не жалате крови своей увидать, вылазьте немедля из реки!
– крикнул Ивей Маркович и вздыбил коня. Конь скакнул вперед и наступил на солдатские штаны, порвал их.
Солдаты метнулись на берег, к винтовкам:
– Чего тебе? Куда лезешь? Разина порода!
– Расчеши, расчеши им, Ивеюшка, мочальные их волосы!.. Ишь, музланы, кругом брюхо, кошомное войско, тоже лезут на казачью землю!
– Семьдесят семь душ на барабане блоху не поймали. Расею проморгали б, ежели бы не уральцы!
Казаки наступали. Солдаты сбились в кучку. Русый кудрявый парень обозлился:
– А ты, казак, верни спиной назад! Сто душ чехоню на вожжах не удержали. Двести душ в кувшине мышь не поймали, ременные кишки!
Ивей Маркович оскорбился, гордо откинулся на седле:
– Мы, казаки, служим Государю и Отечеству. Кажный за десять солдат. А вы под ранцем задохнетесь, пузраны! Уходите с реки!
– Но, но, не заносись, господска собака. Кровопийцы!
– Русый солдат выставил перед собою штык.
– Ты не очень. Уйдем без вас. Потише!