Якорь спасения
Шрифт:
Востроносов схватил трубку, но Металлина его остановила.
– Подожди. Подумаем, как вести разговор. Может, еще все брехня.
– Конечно, брехня, - обрадовался благоприятному предположению Аким.
– А если не брехня? Дыма без огня не бывает.
– Взгляд Меточки стал жестким, злым. Востроносов не раз натыкался на такой взгляд, и каждый раз ему от этого делалось не по себе.
– Меточка, ведь это же клевета, очередная выходка завистников. Помнишь, я тебе читал из Золя, который признавался, что ему каждое утро приходится глотать жабу, подбрасываемую недоброжелателями. Так вот, это моя жаба.
– Ах, оставь, пожалуйста, сейчас не до беллетристики.
–
– Разговаривай с Илларионом Варсанофьевичем как можно спокойнее, сделай вид, что ты ничего не знаешь. Не он от тебя должен услышать обо всем, а ты от него.
– Кавалергардов - кремень. Может и промолчать.
– Не промолчит. Это и его касается в неменьшей степени. Кто тебя объявил гением? Он. Ты ему как Аким Востроносов не нужен, а как гений необходим. Он больше тебя должен ломать голову над тем, как теперь быть и что делать. Кавалергардов, как лев, вынужден за тебя драться. И в этом твое счастье. Сечешь?
Аким благодарно кивнул, трезвая речь жены успокоила его. В порыве благодарности он обнял и поцеловал Меточку.
– Ладно, ладно, - отмахнулась она, - давай звони. И говори, как я сказала.
Аким для успокоения прошелся, прикинул, с чего начать, и снял трубку.
Все вышло, как предсказала Мета. Сначала Аким молол ничего не значащее. Илларион Варсанофьевич отвечал ему в том же духе. Каждый, похоже, выжидал, кто первым коснется щекотливой темы.
Выжидая таким образом, Кавалергардов досадовал: "Этому хмырю все, как видно, до фени". Ему тоже хотелось уязвить беспечного баловня, и он выложил насчет неисправности машины, что все ее данные под сомнением и что ученый Кузин уволок аппарат к себе. Про это уже прознали в городе, и в связи с этим распространяются крайне неблагоприятные слухи.
Тон, каким говорил патрон и благодетель, возмутил Акима, и он взорвался:
– Сволочи, "Двое под луной" охаяли, а теперь и вовсе утопить хотят.
– А ты не паникуй.
– Да как же, ведь поедом едят, из колеи выбили. Роман было начал, а тут топором по нервам...
– К этому, батенька, надо быть готовым. Теперь-то как раз важнее важного не паниковать. Не так все и трагично. Давай-ка завтра свидимся, на свежую голову потолкуем. Ты не на даче ночуешь?
– Если требуется, махнем туда.
– Вот и лады. Утречком ко мне. И Меточку захвати.
Утром следующего дня и роса не успела сойти, а Кавалергардов, Аким и Металлина расхаживали озабоченные по дачным дорожкам под прохладной сенью разлапистых сосен, сквозь которые только начинали пробиваться золотые потоки набиравшего высоту солнца.
Кавалергардов кратко, но достаточно основательно обрисовал то, что произошло позавчера в редакции "Восхода". Все объяснил отчасти взбалмошностью ученого, у которого от умственного перенапряжения нервы взыграли. Высказался и насчет происков закоренелых групповщиков и весьма сомнительных людей, под чьим влиянием оказался на этот раз даже далекий от литературы Кузин.
Выслушав Кавалергардова, Аким призадумался, а Меточка тут же добавила:
– Еще только все началось, а круги широко пошли. На киностудии вовсю треплются. Сама слышала.
– Теперь все навалятся, - тяжко вздохнул Востроносов.
– Тем более надо отнестись ко всему серьезнейшим образом. Борьба есть борьба, она требует действий и ума, - наставительно произнес Кавалергардов.
– Каких действий?
– живо спросил Аким.
– Я на этот счет пораскинул мозгами. Полезно встретиться с Кузиным. Наши враги с ним работали. Я это ноздрей чую, а нам сам бог велит. Это раз. Другое: где нужно, попробую заручиться поддержкой, уже толковал кое с кем.
– Илларион Варсанофьевич остановился и, тыча в петушиную грудь Востроносова, внушал: - Ведь дело не только в тебе, тут, понимаешь, разгорается большая игра. А козыри пока у нас на руках: кому известно, что машина испортилась до того, как была получена твоя рукопись? Даже сам Кузин поручиться за это не посмеет. А то, что по углам треплются, так цена этому - копейка. Собака лает - ветер носит.
– Если бы по углам, - скорбно заметила Меточка.
– Вот и надо не мешкая дать по рукам, - строго отрезал Кавалергардов.
– Гений - это, понимаете, лицо общества. И никому не позволено им играть: сегодня гений, завтра негений.
– Но ведь рта никому не заткнешь, - с отчаянием молвил Востроносов.
– По углам пусть болтают. Главное, чтобы в печати ни-ни. Об этом я позабочусь. Только ты, понимаешь, не будь кисейной барышней, мокрой курицей и так далее. Держись, как говорится, грудь колесом и хвост морковкой. Ты ничего не знаешь, и для тебя ничего не произошло. Понятно? А с этим Кузиным поговори. С глазу на глаз. Чайников поможет. Не теряйся. Он - ученый, а ты тоже - фигура. Характер покажи. У гения должен быть характер.
Аким слушал и тяжело молчал. Ему и боязно и противно было актерствовать, делать вид, что ничего не произошло, что он ничего не знает и ведать не ведает, быть самоуверенным, когда на сердце кошки скребут, и без того последняя уверенность в себе покидает. "Может, вот сейчас, мысленно прикинул Востроносов, - и начинается самое трудное во всей моей жизни?"
Кавалергардов не заметил смятения Акима и обратился к его жене:
– Вам, Меточка, персональное задание: никого к нему не допускать, держите мужа на самом коротком поводке. Сейчас полезут с притворными сочувствиями и те, и эти, с разными провокационными подходами. Гоните всех! Категорически.
Металлина согласно кивнула, такое поручение ей было по душе.
– Над новой вещью, говоришь, работаешь?
– прервал невеселые раздумья Акима Илларион Варсанофьевич.
Востроносов лишь отрицательно покачал головой.
– Что так?
– Да какая, к чертям, работа, ведь поедом едят.
– Никуда не годится, - строго сказал Илларион Варсанофьевич, - гений тем и отличается от всех остальных, что он, понимаешь, работает в любых условиях. Всегда работает! Это посредственности все сваливают на условия. То им не так и это им не эдак. Для гения подобных вещей не существует. Запомни и усвой. И вот еще что, мотай-ка на полгодика в творческую командировку. На Дальний Восток или на Север, на вечную мерзлоту, на ударную стройку. От дрязг подальше. И матерьяльчик для романа копнешь первосортный. Размахнешься на зависть всем. Советую.
Акиму совет был по душе, и он поблагодарил Кавалергардова.
– Но с Кузиным потолкуй, - повторил Илларион Варсанофьевич, - и виду не показывай, что робеешь или там тушуешься. Дай понять, что нас голыми руками не возьмешь.
После этого разговора Востроносовы устремились в город к Чайникову. Умолять его связаться с Кузиным долго не пришлось. Аскольд отлично понимал, что инициатива исходит от шефа, и готов был сделать все, чтобы такая встреча состоялась как можно быстрее.
Но Никодим Сергеевич на этот раз заупрямился. Он заявил, что положительно не видит никакой необходимости в такой встрече, по его мнению, нет предмета для разговора. Большого труда стоило уломать переговорить с Акимом хотя бы по телефону.