Яков Брюс
Шрифт:
Н. Н. Молчанов считает, что эта инструкция, изложенная в личном письме, предназначалась для «союзников». Он даже это слово берет в кавычки. Думается, что в данном случае с такой расстановкой акцентов соглашаться нельзя. Все реформы, проводимые Петром, имели главную цель: сделать Россию европейской державой, добиться ее включения в сферу европейской политики, и поэтому никакие действия правительств Польши, Пруссии или Дании не могли вызвать негативной реакции Петра, который учился там многому и дипломатическим отношениям тоже. А это требовало адекватной оценки положения России в Европе. Вспомним, как Петр Алексеевич лишился союзников в 1707 году, а после Полтавской баталии, когда, казалось, он мог отказаться от помощи и договоров с бывшими партнерами или занять в новом союзе доминирующую роль, ничего этого не получил. Заключаются договоры, работают дипломатические представители России в европейских странах и соглашаются
Н. Н. Молчанов далее справедливо замечает, что «эта инструкция <…> конечно не означала, что у русских представителей не было никакой другой задачи, кроме выслушивания шведских требований. Ни для кого не было секретом, что они имели четкую программу, содержавшую условия согласия России заключить мир». Эти условия уже неоднократно излагались по разным поводам, они были обоснованы в написанном Шафировым в 1716 году и опубликованном в переводе за границей «Рассуждении» о причинах и целях России в войне с Карлом XII. По мирному договору Россия должна была получить Ингрию, Лифляндию, Эстляндию с Ревелем, Карелию с Выборгом. Завоеванную Финляндию Россия соглашалась вернуть Швеции. Россия продолжала соблюдать свои обязательства по отношению к союзникам, хотела, чтобы мирный договор учитывал также интересы Польши, Пруссии, Дании и Ганновера, которых следовало для этого пригласить присоединиться к будущему договору.
Инструкция Петра русским уполномоченным требовала от них гибкости и максимально возможного учета требований Швеции. Им давались полномочия даже обещать русское содействие в получении возмещения за территориальные потери «в другой стороне». Вместе с тем подлежало заявить шведам, что «мы с ними миру желаем, но и войны не боимся». Представители Петра должны были в случае необходимости напомнить, что Россия и одна в состоянии вести против Швеции не только оборонительную, но и наступательную войну. Но задача состояла в том, чтобы как можно скорее заключить договор. В инструкции предписывалось также, «чтобы они предлагать вам не стали, а конгресс не разрывайте ни за что». Таким образом, Россия стремилась достичь мира даже ценой больших уступок, за исключением главного — сохранения за ней всех балтийских завоеваний, кроме Финляндии.
Что же касается деятельности А. И. Остермана, то о ней Н. Н. Молчанов сообщает следующее: «Остерману в специальном письме Петр давал поручение особого рода, основанное на глубоком понимании того, что представляла собой шведская дипломатия. Карл XII не утруждал себя составлением подробных инструкций своим представителям. Лишь в общей форме он требовал выгодного мира. А что конкретно это должно значить, предоставлялось решать самому Герцу. Правда, ему же потом предстояла задача убедить Карла, что этот мир действительно является выгодным».
Ну, покончат с этим свинопасом, станут расходиться, а тут третий завыл. И все бегут к нему:
— Ты еще, спрашивают, чего?
— Да я, говорит, великана испугался…
— Какого, спрашивают, великана?
— Да вот, говорит, пришел в лавку великан и стал матерно ругать меня. Я, говорит, тебя, негодяя, в три погибели согну.
Ну, и тут то же самое: нет никакого великана. Народ примется ругаться:
— Да вы, говорит, все нынче перебесились.
А пристав свое дело знает: развернется да как чесанет в ухо купца, так у того аж колокола в башке зазвенят.
— Подай, говорит, штраф, шелапут ты этакий! — и с этого пятерик, а то и всю десятку потянет.
И вот раз происходит такая контробация, а понимающие люди идут мимо. Видят, народ собрался, галдеж поднял.
— Это
Ну, им объясняют, какое здесь дело разыгралось. А они смеются:
— Эх, вы, говорят, скоты неразумные! Да ведь это, говорят, испытание натуры Брюс производит.
А народ не знает, что это за испытание.
— А как, спрашивает, это испытание и в чем тут корень вещества?
А эти понимающие говорят:
— Об этом Брюса спросите.
Пристав, как услышал про Брюса, со всех ног бросился бежать.
— Ну, его к шуту! — говорит. — Свяжись с ним, и жизни не рад станешь.
И как пристав задал тягуля, народ себе бросился врассыпную, кто куда попало.
Работа Аландского конгресса началась 12 мая 1718 года поистине в классической для дипломатии форме: с диалога глухих. Еще на предварительных переговорах Куракин детально информировал Герца об условиях, на которых Россия согласна заключить мир. Однако на первой встрече тот заявил, что «ни о каких условиях ни от кого никогда не слыхал».
Тогда русские представители сказали, что «его царское величество желает удержать все им завоеванное». Шведские дипломаты не менее категорически ответили, что «король желает возвращения всего у него взятого». Герц объявил мир невозможным, если предварительно не будет решено вернуть Швеции Лифляндию и Эстляндию. Русские со своей стороны указали, что мир не состоится без предварительного решения о сохранении Лифляндии и Эстляндии за Россией.
Затем дипломатам пришлось все же перейти к аргументации своих требований. И вот здесь-то в словах Герца и второго шведского представителя Гилленборга все чаще стало употребляться слово «эквивалент». Постепенно стало ясно, что шведы согласны уступить кое-что при условии получения территориальной компенсации в другом месте. В соответствии с полученными инструкциями Остерман и Брюс проявили готовность рассмотреть вопрос об «эквиваленте». Однако на официальных заседаниях русские представители никак не могли получить ясного объяснения того, чего же конкретно хотят шведы. Между тем Остерман вступил «в конфиденциюм», и в частных разговорах стало постепенно проясняться стремление шведов добиться не только согласия России на то, чтобы Швеция вернула себе потерянное в пользу Дании, Ганновера или Пруссии, но чтобы русские помогли в этом деле прямым вооруженным участием в войне против своих бывших союзников. При этом Герц, соглашаясь на переход к России Эстляндии и Лифляндии, решительно настаивал на сохранении за Швецией Выборга, Ревеля, Кексгольма.
Постепенно обнаружилась своеобразная тактика Герца: он явно стремился к затягиванию переговоров. Правда, он вынужден был так поступать, поскольку не имел никаких конкретных инструкций короля. Поэтому конгресс несколько раз прерывался, чтобы дать время Герцу съездить в Стокгольм и получить решения Карла по тому или иному вопросу. Тщеславный карьерист, он любой ценой должен был обеспечить своему королю необычайную дипломатическую победу. Это являлось для него вопросом жизни и смерти. Дело в том, что Герц, голштинский немец на шведской службе, заслужил в Швеции всеобщую ненависть. Все, от простых крестьян до влиятельных аристократов, имели основания для таких чувств. Карл XII доверил ему не только внешнюю политику, но и внутренние дела. Королю необходимо было получить только одно — большую и сильную, хорошо вооруженную армию. Его не интересовало, каким путем, какими средствами и методами такая армия будет создана. Потеряв в России большую армию, Карл XII требовал новых рекрутов. Он действовал так, будто Швеция имела население в 50 миллионов, тогда как она насчитывала лишь 1,3 миллиона. Но эта цифра относится к началу правления короля. В 1718 году число шведов уменьшилось до 700 тысяч человек. В стране невозможно было встретить здорового мужчину в возрасте 20–40 лет, чтобы он не был военным. Катастрофически не хватало денег, производство товаров и продуктов резко упало — работать стало уже некому. А Герц придумал целую серию экономических мероприятий, с помощью которых из разоренной страны выжимались последние соки. Голод, нищета, запустение, эпидемии, всеобщее обнищание — вот к чему привели прославленные «победы» нового Александра Македонского. Герц на Аландском конгрессе сам признавался в беседах с Остерманом, что в Швеции, кроме короля, его никто не поддерживает, что поэтому нужна дипломатическая победа, которая чудесным образом воскресила бы великодержавное величие Швеции и славу Карла XII.