Яков. Воспоминания
Шрифт:
— А, мистер Штольман, — протянул он, узнавая меня. — Я рад, что Вы пришли.
— Что с Вами, мистер Браун? — спросил я его.
— Запой, — выговорил он по-русски неожиданно чисто, посмотрев на меня.
Мне было его даже жаль, если честно. Совершенно одинокий человек в чужой стране. Неудивительно, что он купился на игру Нежинской. У него в жизни ничего кроме работы и не было, ни друзей, ни родных. Даже Родины.
Мистер Браун с трудом дотянулся до стола и плеснул себе в стакан коньяку из графина.
— Хотите? — предложил
— Нет, благодарю, — ответил я.
— Напрасно, — ответил химик. — Это Вам поможет пережить то, что я хотеть Вам сказать.
— Да нет уж, — отказался я, снимая шляпу и готовясь слушать. — Как-нибудь переживу.
— Вы так думаете? — спросил Браун с горькой иронией. — Ну, как хотите.
— Так я Вас слушаю, — напомнил я ему.
— Вы мне говорить, что наблюдать за мой безопасность, — сказал Гордон Браун, ставя на стол недопитый стакан.
— Я уполномочен службой охраны Его Величества, — ответил я ему.
— Я долго думать, — произнес химик, беря мою руку и усаживая меня рядом с собой, — почему-то я доверять Вам. Понимаете, Нина Аркадьевна, my dear Нина, она есть британский шпионка.
— Это уже давно не новость, — сказал я ему.
— Она похитить у меня документы, — рассказал Браун. — Она шантажировать меня!
— Но что же она от Вас хочет? — спросил я.
— Все! — ответил он. — Она хочет знать все о мой исследований!
— Я в общих чертах знаю о Вашей работе, — сказал я Брауну. — Но Вы мне расскажите в подробностях.
— Хотите знать? — серьезно посмотрел на меня химик. — Right. Я придумать новый оружие, — поведал мне Браун, не выглядевший больше ни пьяным, ни подавленным, лишь сосредоточенным. — Это оружие будущего века.
И он рассказал мне все. Он, видимо, просто очень устал молчать и хранить все в себе, этот очень умный и очень одинокий человек. Ему нужно было выговориться. Я слушал его исповедь молча, лишь ужасаясь услышанному. Но, кажется, я не чувствовал и тысячной доли его ужаса. Он породил чудовище и понимал это. И не знал теперь, что ему делать. В чьи бы руки не попали результаты его исследований, погибнут сотни, нет, тысячи людей. Увлеченный наукой, он не думал об этом, создавая свой газ. Но теперь, когда он увидел случайно, во что его изобретение превращает человека, он не мог с этим жить. И я его понимал. Как понимал и то, что некоторые открытия просто не должны существовать.
К сожалению, я пока совершенно не знал, что с этим делать. Знал лишь одно: пока газ Брауна угрожает вырваться на свободу, спокойно спать я не смогу.
Едва я покинул Михайловскую усадьбу, как наша повозка была остановлена вооруженными городовыми. Ах, черт, все-таки выследили меня. Или, если точнее, вычислили. Хорошо хоть после разговора с Брауном, а не до. Господин Уваков с чрезвычайно довольным лицом вышел вперед.
— Господин Штольман, — сказал он. — Вы арестованы по подозрению в убийстве.
— Что? — показательно изумился я.
— Сдайте оружие, — сказал
— Да как Вы смеете, — продолжил я свой театр, надеясь вывести его из себя и добыть хоть какую-то информацию.
— Оставьте, Яков Платоныч, — сдержался Уваков. — Я обладаю особыми полномочиями. Сдайте револьвер.
Ах, как мне хочется знать, кто именно наделил его этими полномочиями. Полковник Варфоломеев за эти сведения правую руку отдаст, наверное. Но ведь не скажет Уваков ни за что, даже если и знает.
Ну, хоть от идеи с заговором он, кажется, отказался. Или понимал, что со мной этот ход не пройдет. Но убийство тоже не слишком-то хороший вариант, особенно если они за ночь успели сфабриковать улики. Впрочем, помощь, несомненно, уже идет. Мне нужно только остаться в живых до этого времени.
Я осторожно, стараясь не нервировать целящихся в меня городовых, достал револьвер из кармана.
— И могу я полюбопытствовать, — сказал я с усмешкой, — кого же я убил?
— Князя Разумовского, — коротко ответил Уваков, забирая у меня оружие и садясь рядом со мной в пролетку. — Поехали.
Жиляев устроился на козлах, держа меня на прицеле. Как бы у него рука на кочке не дрогнула. Я все с той же усмешкой откинулся на сиденье. Значит, Разумовский. Да, там я вполне могу оказаться подозреваемым. И это плохо. Если у Увакова будут серьезные основания обвинить меня в смерти князя, то никто, включая Варфоломеева, спасти меня не сможет. Так что мне нужно во что бы то ни стало вырваться и найти настоящего убийцу. Надеюсь, Илья Петрович достаточно меня ненавидит, чтобы постараться унизить, и я окажусь в клетке, а не в камере. Если в камере, то шансов у меня почти не останется.
Мы вошли в управление. Жиляев так и продолжал идти за мной, не выпуская из рук револьвера.
— Яков Платоныч! — окликнул меня дежурный, изумленный такой картиной.
— Проходите, — подтолкнул меня в спину Жиляев, не дав ответить.
Мы зашли в мой кабинет, в котором господин Уваков, как я понимаю, вполне обжился. Мне одного взгляда хватило, чтобы понять, что мой стол был тщательно обыскан. Я быстро перебрал в памяти, какие бумаги там хранил, и сердце защемило. Вот как они вышли на доктора. В столе оставались донесения филеров. Интересно, как там Александр Францевич? Выпустили его или все еще держат под замком? Скорее второе, Элис им необходима.
— Где Элис Лоуренс? — будто отвечая моим мыслям, спросил Уваков.
Жиляев поставил стул посреди кабинета. Итак, ожидается допрос. Причем, в моем собственном кабинете, для пущей, надо думать, унизительности. Отлично, я все правильно рассчитал. Теперь нужно разозлить его посильнее, только не переборщить. Если мне что-нибудь сломают, бежать будет трудно.
Не отвечая на вопрос я небрежно прошелся по кабинету и встал перед стулом, не торопясь, впрочем, садиться. Жиляев, выведенный из себя моей медлительностью, нажав мне на плечо, поторопил.