Якутия

Радов Егор Георгиевич

Софрон подошел к Абраму, обнял его за поясницу, как своего папу, и заговорил:

– Спасибо, спасибо, чего они от меня хотят, не понимаю, спасибо вам...

– Пошли отсюда быстро, мало ли что!
– скомандовал Головко, хватая Софрона. На них с интересом смотрели шесть прохожих, вставших в полукруг.

– В шмат!
– сказал один, с благодарностью посмотрев в глаза Абраму.
– Так их, ну их!

– Конечно-конечно, - сказал Головко, и они с Жукаускасом немедленно ускакали куда-то в толпу.

– Вы что, ослепли?!
– с возмущением воскликнул Головко, когда они ушли уже далеко.
– Вам что, хочется в милицию попасть? Что это вы так разбегались?! Софрон виновато шел рядом.

– Ой, не знаю... Здесь так ужасно, так чудесно... Такие цвета, такое тепло. Я не знаю, что это! Давайте съедим что-нибудь, я так хочу есть, я не ел больше суток...

– Нам нужно позвонить агенту!
– резко сказал Абрам.

– Ну один бутерброд!..

– Хорошо, - недовольно согласился Головко, взял Жукаускаса за руку и быстро пошел с ним куда-то вправо.

– Вы что, знаете куда идти?..
– спросил Софрон.

– Какая разница! Вам нужен бутерброд, или нет?!

Софрон обиженно замолчал.

Через пять минут они оказались перед вывеской: <Каафееаай Кюсюр>.

– Вот это да!
– изумился Софрон.
– Как это вам удалось? Мы же как раз только что из Кюсюра.

Головко загадочно посмотрел вверх и ничего не ответил.

– Это - хороший знак, - сказал Софрон.

Абрам открыл серебристую дверь, и они вошли внутрь. Из полумрака вышел человек, одетый в черный фрак и белую рубашку с жабо.

– О! Приветик, - улыбаясь до ушей, сказал он, - мои радостные! Курим, нюхаем?

– Что?
– удивленно спросил Жукаускас.

– Как я понял, нет. Вам нужна зала не для нюхачей и не для курцов. Пройдите, ради бога, вон туда, где синяя мать.

– Я ничего не понимаю...
– прошептал Софрон, но Головко, мрачно схватил его под руку, быстро направился в указанную сторону.

– Что за синяя мать...
– пробурчал Софрон, когда они вошли в небольшой зал с красными стенами, на которых были развешаны какие-то странные светильники, сделанные как будто из оленьей кожи, разрисованной желтыми фосфоресцирующими полосами, и где в белых глиняных горшках стояли карликовые баобабы, совсем как в тундре Кюсюра.

К ним вышел человек в красном фраке и синей рубашке с жабо.

– Приветик, мои радостные!
– сказал он так, словно всю жизнь ждал этого момента, и, наконец, момент наступил.
– Садитесь, ради бога, вот за этот чудеснейший столик!

Он указал налево, где стоял столик синего цвета на двоих. На столике лежали розовые салфетки, стояли какие-то приправы в фигурных бутылочках, и не было ни ножей, ни вилок.

Головко сел первый, Жукаускас за ним. Тут же человек в красном фраке дал им два меню.

Софрон открыл свое меню и начал его изучать.

– Смотрите, я ничего не понимаю! Что это за чушь?

– Написано латинским шрифтом, - сказал Головко.

– А! Так-так... Ну и что же такое съесть? Здесь дорого - видите, одно только кофе стоит рубляшник. А блюда... семь, восемь, девять...

– Официант!
– негромко проговорил Абрам Головко.

Тут же подошел все тот же человек.

– Рекомендуйте!
– коротко сказал Головко.

– Шля-жу, например...
– улыбаясь так, как будто у него сейчас лопнет кожа на лице, предложил официант.

– Что?
– спросил Софрон.

– Жеребец с ананасом, - прояснил официант.

– Да, - сказал Головко.

– Уажау!
– крикнул официант и исчез.

– Вот видите, мой милый, добрый напарник, - весело проговорил Абрам.
– Сейчас мы с вами будем есть прекраснейшее, якутское блюдо в гениальном городе Мирный. Вам нравится здесь?

– Это лучшее место в мире, лучший ресторан, лучшее мгновение, - серьезно сказал Софрон.
– Но что это, почему это так? Разве такое может быть в Советской Депии? Ведь наша партия борется именно за это! А здесь уже все...

– Да ну!
– усмехнулся Головко.
– А я-то думал, что ЛРДПЯ сражается за демократию, гласность, либерализм, счастье и свободу!

– Но вот же они!

– Пока что я вижу только синий стол.

К ним подошел официант, неся огромный золоченый поднос. На подносе стояли две овальные тарелки с какими-то многочисленными, непонятного цвета, кусочками.

– Я вам радуюсь!
– сказал официант.

– А где же жеребец?
– спросил Софрон.

– Вот он! Это же Шля-жу - блюдо любви и зари! Полный шмат!

И, поставив тарелки на стол, официант удалился.

– Эй!
– крикнул Софрон.
– Стойте! Подождите! Ау!

– Вы что, охренели?
– удивился Головко.

– А где же ножи и вилки?! И вода? Я хочу вина, хочу выпить, хочу алкогольного напитка, вкусного и красивого!

– Арык-тоник?
– немедленно спросил тут же появившийся официант.

– Дайте нам какого-нибудь шампанского, - сказал Головко.

– О...
– официант смутился, потом вдруг встал по стойке смирно, а затем подобострастно наклонился прямо к самому столику.
– Конечно, ля-ля-ля... Ха-ха, су-су. Не желаете ли икры нельмы с мамонтятиной?

– Нет, - сказал Головко.

– Уажау!!!
– заорал официант на весь зал и собирался уже уходить, когда Софрон возмущенно промолвил:

– А вилка?!

Официант поправил жабо и сделал такое лицо, что он сейчас заплачет. После небольшой паузы он жалобно проговорил тихим голосом:

– Шля-жу едят руками...

– Вот так!
– сказал Головко, зачерпнул из своего блюда пригоршню кусочков и положил их себе в рот.

– Ну и ладно, - буркнул Жукаускас.

Через некоторое время у них на столе появилось золоченое ведерко, где во льду стояла бутылка шампанского, называемого <Лучший мир>.