Якутия
Шрифт:
– А мне не в шмат, - твердо сказал Жукаускас.
– А?!
– огорченно воскликнул Саха, отпустив руку Головко и переставая пританцовывать.
– Ладно, рсбя, пидсмо в бассейн, у меня е бассейн, там усирательная водичка, мы будем делать бюль-бюль! Ну?! Быстро-быстро-быстро. Уа! Он опять взял Головко за руку и резко дернул на себя, так что Абрам немедленно оказался на ногах.
– Это все кино, - произнес он.
– Ну и что!
– сказал Жукаускас.
– Ну и пойдем! Но я возьму с собой капельку <чучи>.
– Да хоть <жиздры>!
– крикнул Саха и немедленно устремился вперед, вон из этой комнаты, где была музыка, стол, камин и рога каких-то животных. Головко поплелся за ним, многозначительно улыбаясь. Софрон Жукаускас встал, взял со стола бутылку и рюмку и тоже пошел следом. И они все вышли в одну огромную, орехового цвета, дверь.
Пройдя комнаты и коридоры, они оказались в приятном вечернем внутреннем дворике, огороженном бежевым забором; светили мягкие синие круглые фонари, струящие повсюду свое меланхолическое размытое сияние; стояли белые стулья и стол, посверкивающие в полутьме, как жемчужные зубы какого-нибудь киноактера в свете прожектора ночью; и в центре был прямоугольный бассейн, наполненный голубизной мерцающей таинственной умиротворенной воды, и гладь его звала в его глубь, и не было на небе Луны, которая отразилась бы в нем.
– Друзья!
– патетически воскликнул Павел Амадей Саха, встав у края бассейна.
– Насладимся же реальностью, данной нам в Мирном! И пусть страхи ваши улетучатся, как сдуваемая с книжной полки пыль, и пусть решимость ваша увеличится, как воздух в надуваемой велосипедной камере! Давайте купаться, плескаться, любиться! Ведь жизнь - это бассейн, разве нет?!
Он отбросил халат красивым жестом и остался в ярко-розовых блестящих трусах. Он хлопнул себя руками по животу, издал какой-то победный клич и бухнулся в воду. Раздался резкий всплеск, и несколько брызг, словно молниеносные иголочки, ожгли щеку Жукаускаса.
– Я тоже купнусь, - сказал он, расстегивая пуговицу на своей рубашке.
– Я поплаваю, - басом проговорил Головко, немедленно раздеваясь.
Софрон подошел к столику и поставил бутылку с рюмкой на него. Абрам обнажил свое атлетическое тело, встал в стойку борца и начал дрыгать большими, литыми мускулами груди; Потом он снял свои аккуратные черные трусики, выставляя напоказ длинный толстый член и поджарую спортивную попку, которая отчетливо забелела на остальном загорелом теле. После этого он немедленно подошел к бассейну, слегка подпрыгивая, как готовящийся к очередному тайму футболист, завел обе руки за спину, пригнулся, и красиво прыгнул в воду, почти бесшумно войдя в нее.
– Браво!
– раздался визжащий голос откуда-то из левого угла бассейна, Софрон посмотрел туда, это был Павел Амадей Саха, висящий на бортике и вожделенно взирающий на плывущего абсолютно правильным баттерфляем Головко.
– Что ж, и я туда...
– задумчиво прошептал Софрон, быстро оголил себя, и, оставшись в цветастых семейных трусах, <солдатиком> прыгнул в воду.
И они начали плавать там, наслаждаясь свежестью вечерней воды, звездным небом над ними и прекрасной радостью внутри них. Головко, точно заведенная машина, не оборачиваясь и не останавливаясь, плыл туда и обратно, каждый раз изящно отталкиваясь от борта, словно дрессированный обитатель дельфинария. Саха, зависнув в углу, следил за его большим плывущим телом своими горящими глазами, вертя головой, совсем как специальная телекамера, установленная у входа в некоторые организации для наблюдения над входящими и проходящими. Жукаускас, прилежно работая руками и ногами, плыл по-собачьи по диагонали бассейна, все время норовя столкнуться с Головко, и постоянно отфыркивая воду. Наконец, через какое-то время, Головко вдруг не оттолкнулся от борта, а наоборот, на миг замер, шумно выдохнул воздух ртом, и, подтянувшись, выпрыгнул из бассейна. Жукаускас поплыл дальше, Саха спросил:
– Вы все, мой дорогой?! Я тоже кончаю; разрешите, я вытру вам спинку, можно?!
– Ну, - мрачно сказал Головко.
Саха немедленно выскочил из воды, куда-то убежал, принес огромное полотенце ядовито-зеленого цвета, подбежал к Абраму и стал вытирать ему спину.
– Вот, вот, вот... И вот здесь. И вот тут, и вот там.
– Эй вы, вы чего это?!
– недоуменно воскликнул Головко, обнаружив, что правой рукой Саха поддерживает его мошонку, поглаживая, а левой норовит залезть ему в жопу.
Павел Амадей потупил взор и защебетал:
– Ну я... Ну немного... Ну вот здесь... Ну хотите - вы... Дай в рог, а? Ну быстро, ну ты такой красивый... Я все буду, можно поцеловать тебя? Такие мышцы... Я только посмотрю...
– Да иди ты на хер, педрила!
– злобно сказал Головко, одним движением руки отбросив от себя Саха.
Тот упал рядом со столиком, выронив полотенце, как-то ойкнул и заплакал.
– Вот вы... Вот вы какой... Не можете... Да, я - такой... Что же тут такого... Нас, знаете, сколько? Трудно что ли? Всего-то прошу в рот... Или так... Ну и ладно.
Павел Амадей Саха вскочил, бросил злобный взгляд на надевающего трусы Абрама и быстро заговорил:
– Ну и хорошо. Не хочешь - не надо. Я насиловать не буду. Все, мальчики, я пошел спать. Я приготовил вам спальни, там увидите. Прямо, потом одна - налево, а другая - направо. Там есть постели и халаты. И хрен с вами. Это не повлияет на наши официальные связи. Завтра проведете день, потом отбудете. Имею честь!
И он немедленно куда-то удалился, громко хлопнув дверью.
– Смотри-ка, - хохотнув, сказал Головко, - этот педик что-то еще из себя воображает. А я бы им всем яйца поотрезал! Фу, какая же это все-таки гадость! Жукаускас, все так же плывущий по-собачьи на середине бассейна крикнул:
– Ну зачем вы так! Человек не виноват! Можно ведь помягче!
– Помягче ему надо было бутылку вставить в задницу!
– сурово проговорил Головко.
Тут дверь открылась и выбежал Саха, неся перед собой огромного надувного резинового мужчину с большим розовым членом в состоянии эрекции. Он поставил его на землю, укоризненно посмотрел на Абрама и сказал:
– А ты мне и не нужен. У меня вот что есть - лучшая модель. Просто машина любви!
От сети, от батарейки. Я кончаю восемь раз! А когда я его - он визжит и кричит,
как прекрасная волшебная принцесса на брачном ложе в первую ночь с Властелином
Зари. Ясно тебе?!
Он хлопнул резинового мужчину по спине, и тот тут же мертвенно мигнул своими
длинноресничными веками, совсем как детская кукла в легком платьице, совершенно лишенная каких бы то ни было членов, или наоборот.
– Ну и обсоси его, - презрительно проговорил Головко и отвернулся.
– Ишь какой!
– возмущенно сказал Павел Амадей Саха.
– А вот у него тут, между прочим, есть задний проход. Очень узкий и страстный.