Якутия
Шрифт:
– Выходите!
– крикнул Август.
– Это нас!
– тут же отреагировал Софрон и вскочил.
– Давайте, побежали, быстрее, спешите!..
– Как вы мне надоели, - блаженно улыбаясь, сказал Головко.
– Все время куда-то бежать, стремиться...
– На этот раз мы, кажется, улетим, - сказал Софрон.
– Вот это хорошо!
– воскликнул Головко и немедленно встал.
Они подошли к вертолету.
– Здравствуйте, - сказал Жукаускас, обращаясь к пилоту.
– Да мне плевать!
– сказал он, недовольно осмотрев мускулистую фигуру Головко.
– Мне заплатил Август очень много, чтобы я вас доставил, и я согласился. Кто вы и что вы, я не знаю, и мне чихать. Но если вы проговоритесь, вас тут же уберут. Раз, вжик, хрясь, бум, и мне срать на это.
– Видите, сколько средств я потратил на наше общее дело!..- растроганно воскликнул Август.
– Не видим, - сказал Головко.
– Да ну вас! Впрочем, я на вас не обижаюсь. Но я вас уверяю, что очень много.
– Я верю, - произнес Софрон.
– Эй, вы, - рявкнул пилот.
– У меня нет времени. Я не могу больше здесь оставаться! Полезайте в вертолет, и мы взлетаем.
– Это геликоптер, - сказал Головко.
– Прощайте, друзья!
– воскликнул Август.
– Передайте там привет Ване и Дробахе, как только увидитесь! Я пошел.
– Вы когда-нибудь летали на этой штуке?
– спросил Софрон у Головко, когда тот был уже в проеме входа в вертолет. Абрам Головко обернулся и сказал:
– Я всегда летаю без штук, мой глупый сослуживец. Во сне я даже был баллистической ракетой.
– И вы думаете, все будет нормально?
– Ну конечно! Ведь там высь!
Замба первая
Небо было вокруг них, когда они летели вперед к другим событиям своего прекрасного пути. Вертолет тарахтел и дребезжал, как какой-нибудь шумный строительный агрегат, который забыли выключить беспечные рабочие, обрадовавшиеся весне; летчик решительно нажимал на рычажки и кнопки, устремляя свою машину серебряного цвета вдаль с почти реактивной скоростью; справа сияло солнце и слева сияла луна, и непонятно было, что из них отражает что; и все было блекло-сияющим и сизым, словно на некачественной цветной фотографии; и тундра внизу выглядела, как какое-то единоцветное бесконечное поле> в котором, если приглядеться, можно было усмотреть разные оттенки, складывающиеся в общий фон, как в красивой ткани, состоящей из самых различных ниток, сочетающихся в один пестрый монолитный цвет, уже практически неразложимый ни на какие другие.
– Это - рай тундры, это - поднебесье севера, это - вершина света земли, - шептал Головко.
– Я люблю лететь, я чувствую страх, я зрю смысл. Полет есть серия падений, каждое из которых рождает взлет. И мы качаемся в воздухе, как в божьей колыбели, и рука, нас качающая, есть бензиновый механизм. Преодолеть ветер значит оказаться где-нибудь еще.
– Что вы делаете?
– спросил Софрон Жукаускас, пристегнутый ремнями к креслу. Головко отвернулся и плюнул.
– Я так хочу есть, что я, наверное, свихнусь. Эти гады в Кюсюре ничем не кормили!
– воскликнул Жукаускас.
Головко открыл рот и высунул язык. Из его глаза выкатилась слеза.
– Вы плачете?!
Пилот сурово сжимал штурвал, и не обращал внимания ни на Жукаускаса, ни на Головко. Он был в кабине, они же сидели в узком салоне, где не было ничего, кроме большой лейки коричневого цвета. Салон плавно переходил в эту кабину, завершающуюся широтой синего простора в сферической оконной открытой вертолетной передней части, и был похож на сумеречный туннель смерти, заканчивающийся слепящим выходом в воскресительный новый свет, или на глазной нерв, пробивший себе путь сквозь череп в ширь закругляющегося самим собой перед миром глаза. Пилот, сидящий в высоком кресле был одет в красный шлем, на котором было синими буквами написано <Мирный ЗУ-ЗУ>. Жукаускаса вдруг обуял дикий животный страх.
– Все впустую!
– крикнул Головко жалобно. Пилот повернулся прямо в кресле и посмотрел на них, улыбнувшись.
– Это - сверхскоростной, гениальный американский вертолет!
– отчетливо произнес он.
– Мы скоро прилетим в прекрасный Мирный. Видите - заправляться по пути и не надо!
– Вы управляйте!..
– озабоченно воскликнул Софрон.
– А то мы будем падать!..
– Спокойствие!
– рявкнул пилот.
– Я включил автомат. Скоро я повернусь. Да и нужны вы мне! Но смотрите: если кто-нибудь узнает, что я такое делаю, считайте, что вы трупы.
– Так точно!
– подобострастно проговорил Софрон.
– А что такое <зу-зу>?
Пилот рассмеялся и ответил:
– <Зу-зу> называется специальная экологическая служба тундры. Она охраняет численность мошки. Жукаускас сморщился.
– Вот именно, приятель мой, на хер эта мошка, ее и так до фига, верно?! Гадость такая!.. Я б ее всю переморил. Да в Мирном ее и нету, не осталось. Ее вывели, и правильно сделали, а <зу-зу> развыступалось, доказывая, что нарушили какой-то хренов баланс. Но ни черта не нарушили, еще лучше стало. Она вся вымерла от жары, вот и слава богу!
– Отлично!
– крикнул Жукаускас.
– Как отлично? Ты что хочешь сказать? В конце концов, <зу-зу> - моя фирма, и я не позволю говорить всякую дрянь... Это уж мое дело, куда я летаю. На бумаге я изучаю наличие мошки. Но ведь ее и так полно?
– Конечно!
– крикнул Жукаускас.
– Да помолчи ты!
– Послушай, - вдруг сказал Головко угрожающим тоном, - помолчал бы ты сам!
Пилот быстро поглядел на Абрама и недовольно повернулся обратно.
– Спасибо вам!..
– растроганно пробормотал Жукаускас.
– Да ну!
– мрачно произнес Головко и хлопнул ладонью себе по колену.
Они летели и летели под шум стрекочущего, надоедающего своей надежной громкостью, мотора. Казалось, что беззвучие может существовать только во сне, или вне всего. Фоном жизни стала вечная машинная вибрация. Внизу опять началась лесотундра с чахлыми лиственницами и кривыми хилыми пальцами. Полярный день стал превращаться в приполярный вечер. Вертолет был крепким и ладным, как великолепно произведенный, выставленный в витрине, какой-нибудь красочный товар, на который указывает своим длинным крашеным ногтем характерная большеротая фотомодель. Наверное, он мог выдержать настоящую войну. Жукаускас мрачно посмотрел на иллюминатор и закрыл один глаз.
– Я хочу есть!
– воскликнул он.
– Все напрасно!
– тут же отозвался Головко.
– Да что такое?!
Абрам Головко всхлипнул и жалостливо вздохнул.
– Все впустую, все не имеет смысла, все оказалось ерундой и маразмом; и нету никаких точек опоры, ценностей и главных жизненных идей!.. Ведь я - еврей, я всегда был счастлив и рад, что я - именно еврей, представитель Божеского народа, а оказалось, что это то же самое, что и землеройка, коммунизм, или большая свеча. Я ехал с вами ради своей цели, я в чем-то обманул вас всех - и Дробаху, и Мычыаха и прочее тамошнее людье, и всю нашу ЛДРПЯ (тоже пример идиотизма - надо же вообразить такое название!!); ведь я плевать хотел на вашу Америку, и Якутия мне тоже постольку поскольку; ведь главный смысл и цель моей жизни был всегда Великий Израиль; ведь я - Абрам, Авраам, я ношу это прекрасное имя, и я должен быть достойным его!! А что получается? Ведь было так: вначале Бог сотворил небо, землю и реку, земля была пуста, Бог сказал: <Да будет свет>, стало так, потом было еще много всего, людье стало делать разные гадости я гнуси. Бог осуществил потоп, Ной выжил в своем корабле на вершине какой-то армянской горы, у Ноя был сын Эллэй, который пустился в плавание и плыл очень долго - несколько лет - и наконец оказался в прекрасной стране гор, степей и озер. Или не совсем так: вначале Бог сотворил небо и землю, земля была безвидна, и только дух любви, нежности и тепла царил в вышине и пронизывал собой все; и сказал Бог: <Да!> и стало все так, как есть, и возник рай, и возник Адам, и у него был род, и родился Эллэй, и он решил увидеть свет и поплыл вперед, и плыл много лет вперед и вперед, и оказался в прекраснейшей стране гор, степей и озер. Я не помню, мне теперь все равно, возможно это звучало как-то так: вначале был Бог, и Бог был у Бога и Бог был Богом. И сказал Бог: да будет Бог. И стал Бог. И отдал Бог Богово Богу, и увидел Бог, что хорошо быть Богом. И был Эллэй. На дальнем Юге, среди гор, степей и озер жил большой человек, которого звали Эллэй. Он знал, что он рожден Великим Израилем, он был обрезан и говорил по-арамейски, и у него была книга; но он знал, что из всего вырастает Якутия, как подлинная страна, существующая в мире, полном любви, изумительности и зла. Он ведал, что ее земля подобна пашне, жаждущей семян и бороны. И что тунгусы противны евреям, и юкагиры тоже! И рай был в Якутии, ибо в Якутии текли реки Фисон и Гихон, и в Якутии были мамонты и золото, и в Якутии были плоды, просторы и цветы! Мне кажется, я уже с ума сошел, мне все равно, я ничего не помню, я знаю, что Якутия - это небесный Израиль, и что Арарат принадлежит Якутии, и что Якутия есть сектор Израилев, и что дщери якутские сладки, черны и румяны. Я знал свою задачу, но теперь она больше не имеет надо мной власти. Я помнил, что великие мудрецы моего кудрявого народа объединились наконец, чтобы разбить всю эту чертову повсеместную власть тельца, и захватить все золото и алмазы в свои руки, и управлять миром и молиться единому нашему Богу! И что Якутия принадлежит Израилю и только ему. И Америка тоже, но там другие работают. Я же здесь. Якутия - это ложе для израильтянина, фундамент будущей еврейской вселенной, страна обетованная! Не о ней ли говорили пророки?! Ведь не об Уганде?! Современный Израиль же мал! Где же царить народу первому из первых! Ну конечно, в Якутии! Якутия вместит сто пятьдесят Израилей! Вот оно как! И я вступил тогда в ЛДРПЯ, прошептав про себя древнюю семитскую молитву. Ведь когда в Вавилоне произошло рождение самых прекрасных языков, возник и якутский, и когда у апостолов все эти языки объединились в двенадцать единородных огненных язычков прямо, над ними, то иврит и якутский стали одним языком! Ведь в Боге все есть язык, и в Боге все есть Израиль, и в Боге все есть Якутия! И поэтому, когда я говорю <шолом-алейхем>, это значит <Юрюнг-Айыы-Тойон> и когда я говорю <Моисей>, это значит <сергелях>. И вообще, <Израиль> значит <Якутия>! Какая разница, какие звуки произносить, если эти звуки суть одно единственное слово, которое было в начале всего? Но мир стал ужасным, Израиль был ликвидирован, евреи расселились повсюду, Якутию за грехи эвенские постигло оледенение, обратившееся вечной мерзлотой; и выродилось все, и пальмы стали карликовыми и кривыми, и баобабы стали мерзкими, и мамонты стали замерзшими. И пришел ужасный лысый зверь, копирующий прекрасный еврейский акцент, и Ленин было его имя, и был он вонючим демоном во плоти, и так им и остался, ибо могила не приняла его. И расфигачил все Ленин, и образовал Советскую Депию, похожую на говно. И - о ужас!
– великая прекрасная Якутия стала подчинена этой Депии, а не Великому Израилю. Но сейчас, когда есть Израиль, а также есть Еврейская Автономная Область на Дальнем Востоке, даже и ежу понятно, что все, что находится между ними - тоже Израиль. Конечно, Израиль только один, но в таком случае можно назвать вышеупомянутую большую страну, например. Великая Еврея. И все остальное тоже есть Еврея, потому что ведь Земля круглая! И она вертится, блин! Поэтому, с какой стороны не повернуть - Еврея, Еврея, кругом одна Еврея. И надо сражаться, драться за это! И я, как Авраам, отдам всю кровь свою до капли за это. На своем месте, в своей Якутии, за того еврейского парня, который не увидел Якутии, я буду приближать светлый всееврейский миг счастья. И солнце есть еврей, и пространство, и время! Еврей Эйнштейн говаривал, что все относительно, но все эти относительности сливаются в одном едином Вечном Жиде, который обнимает собой все! И вот зачем я вступил в ЛДРПЯ! Дробахе все равно, да к тому же, на первых порах я полностью с вами согласен. Разрушить Советскую Депию, туннель под Ледовитым океаном, связь с Америкой - это хорошо, а вот потом уже - дудки! Потом, как написано во всех наших текстах, протрубят разные горнисты, и всемирная битва всех евреев во всем мире установит единый порядок. И я буду наместником Якутии! Но все впустую, все тщетно, все оказалось бредом... Ведь - Якутия - родина тунгусов, Израиль вообще оказался малюткой. Бога по всей видимости, еще не было, а я понял смысл бытия, и мне теперь все равно. Но как грустно! Я могу распылиться на двенадцать тысяч точек, могу летать, могу видеть свет, радость, восторг и все тайны; могу любить и быть любимым, могу гореть и зажигать, могу жить и воскресать, но я не могу больше вернуться в этот сладкий, одномерный и самый лучший мир простого Израиля, где есть я, Якутия и моя цель; и где мы просто можем плыть на корабле посреди Лены, и нам не нужно ничего говорить!.. Где моя глупость, где моя религия, где моя война!.. Неужели, Израиль - то же самое, что и Советская Депия, только с другой стороны?! И что тогда есть Якутия? А может, она и есть все?!!