Ямщина

Щукин Михаил Николаевич

Появился Тетюхин под вечер, бледный и мятый, будто с перепою. Заказал, как обычно, Сергею ужин для себя, но к разносолам так и не притронулся, только хлебал чай без меры да потел, вытирая лицо и лысину большим клетчатым платком. То и дело поглядывал на дверь, ждал кого-то, но так, видно, и не дождался.

– Эй, милок, – окликнул Семена, – возьми-ка с меня.

Рассчитался, щедро дал на чай и обреченно вздохнул:

– Проведи-ка меня к хозяину.

К хозяину, так к хозяину. И Тетюхин предстал перед Бабадуровым. Начал издалека, аж с Базарной площади,

где, по его словам, побывал сегодня утром и подивился, что цены на мясо опять безобразно вздули. Бабадуров, склонив голову, целился кривым глазом мимо Тетюхина и шлепал себя по коленям – таким образом разговор поддерживал, тоже досадовал на дороговизну. С Базарной площади Тетюхин незаметно подъехал к трактиру, похвалил Степана Иваныча за хватку и за доброе ведение дела, сочувствие выразил, что в такие времена коммерция тяжело дается, ведь на все расходы нужны, а доходы – не такие, как задумывалось. И в конце концов, попетляв, попетляв, выбрался – для большой коммерции, которой Бабадуров достоин, и капиталы нужны немалые.

– Не говори, – стал плакаться Бабадуров, делая вид, что крючок, подброшенный Тетюхиным, он уже заглотил, – хотел еще одно заведенье открыть, да куда там! Подсчитал, в какую копейку встанет, и слеза капнула. Мне таких капиталов сроду не собрать.

– А я бы смог пособить, только мне помощь твоя нужна, Степан Иваныч. Выручи меня из тяжелого положения, я тебя и деньгами отблагодарю, и протекцией. Люди мне для одного дела нужны, ох, как нужны…

– Да людей у нас… – начал было Бабадуров, но Тетюхин его перебил:

– Особые нужны люди, Степан Иваныч, такие, которые к тебе заглядывают.

– Это какие же? – продолжал валять Ваньку Бабадуров.

– Рисковые! – твердо ответил Тетюхин. – Такие, чтоб сам черт не брат.

– Ха! – вскинулся Бабадуров. – Рисковые. У нас тут, считай, каждый второй рисковый: зазеваешься – они и рискнут. Без штанов по миру пустят!

И еще добрых полчаса топтались они вокруг да около, пока, наконец, не выяснилось: из Томска выходит этап и надо одного каторжанина с этого этапа вызволить.

Вытянув нужное, Бабадуров долго еще отнекивался, после согласился и начал яростно торговаться. Тетюхин до того на пот изошел, что с клетчатого платка, как с половой тряпки, капать стало.

Сторговались, ударили по рукам, и той же ночью Петр выехал из Томска в Оконешниково.

– А что в Оконешниково было, ты своими глазами видел, Тихон Трофимыч.

– Так чего же им от меня надо-то? – хриплым голосом вскричал Дюжев, так громко, что даже Игренька стриганул ушами.

– Вот теперь и спросим у Хайновского с Тетюхиным. Про все спросим.

– А Тетюхин-то где?

– Бабадуров обещал доставить в нужное место. Вместе с потрохами.

До нужного места добрались уже под утро. Светало. На узких прогалах между высоких сосен золотом вспыхивала паутина, принимая первый солнечный свет; яркая зелень травы окутывалась прозрачной дымкой, вытягиваясь к небу, и в этой теплой, млеющей благодати перекликался на разные голоса разнобойный птичий хор. Притомившийся

Игренька осторожно, чутко ставил копыта и, наклоняясь, успевал срывать мягкими губами верхушки цветущего кипрея.

В конце прогала открылась поляна, и Тихон Трофимович, привстав на облучке, пробормотал:

– Ого, да тут целое собранье…

На поляне шаял прогоревший за ночь костер, стояли две подводы, упираясь оглоблями в землю, а выпряженные и стреноженные кони лежали неподалеку и первыми почуяли гостей, подняли головы. Тут же над костром выпрямилась высокая фигура, и бродяга, которого еще издали узнал Петр, привычно сунул под мышку приклад ружья.

Петр первым соскочил на землю, прошелся по поляне, разминая затекшие ноги, и только после этого приблизился к пустым телегам: у одной к колесу был привязан Хайновский, а у другой – Тетюхин.

– А этого кто привез? – спросил Петр у бродяги, показывая на Тетюхина.

– Да парень какой-то, – бродяга подошел к овчинной полсти, из-под которой торчали щегольские сапожки, и ткнул стволом ружья: – Подымайся, хватит дрыхнуть!

Из-под полсти показалась лохматая голова Сергея. Он сел и разлепил опухшие после сна глаза, долго смотрел на Петра, на Дюжева, на бродягу и, оглядев их всех по очереди, сладко, со всхлипом, зевнул, на подбородок даже слюна скатилась. Потянулся и вскочил на ноги, бодро сообщил:

– Принимай товар, честной купец! В целости, в сохранности; правда, пованивает чуток, потому как со страху спервоначалу обхезался, а отмывать мне его некогда. Будет желанье, своди в баню… – И, довольный, Сергей сочно расхохотался, пошел в кусты, на ходу распуская ремень.

Петр отвязал Тетюхина, от которого и впрямь крепко пованивало, усадил напротив Хайновского.

– Однако обличье мне твое знакомо… Где же я тебя видел? – Дюжев присел на корточки перед Тетюхиным, внимательно всматриваясь тому в лицо. – Это ты за какой-то тетрадью приходил?

– Не имею чести, – Тетюхин горделиво вскинул голову, передернул плечами, даже попытался грудь выпятить, – я лицо государственное, вам придется отвечать по всей строгости закона…

– Ты теперя засранец обыкновенный, а не лицо, – оборвал его Дюжев, – а грозиться на нас не следует, я вот осерчаю и заверну тебе салазки, а судов тута, в бору, не имеется.

– Подожди, подожди, Тихон Трофимыч. Торопиться нам некуда. Давайте, господа, с самого начала. Итак, Тетюхин, вы этого господина знаете? – Петр показал на Хайновского.

– Первый раз вижу.

– Тогда скажите – кто вас просил освободить Хайновского с этапа? Кто вас просил скупать векселя купца Дюжева и кто просил грабить его обоз и магазины?

– Я ничего не знаю! – толстые, обвислые щеки Тетюхина в мелких кровяных прожилках затряслись, в глазах плеснулся страх, и недавняя попытка горделиво вскинуть голову и расправить грудь мгновенно испарилась. Трусоват оказался Тетюхин на строгий спрос.

– Теперь к вам вопрос, Хайновский. С кем вы здесь поддерживали связь и кто, через чиновника Тетюхина, готовил вам побег?