Янтарная комната
Шрифт:
В этот день в книге учёта боевых действий 50-го армейского корпуса дежурный офицер сделал следующую запись:
1.10.1941 г., Красногвардейск.
Для изъятия произведений искусства, находящихся в районе дислокации корпуса, высшим командованием назначены ротмистр доктор Волтерс и зондерфюрер доктор Руннефельдт.
В этот вечер — и это можно понять — Михаил Вахтер впервые за многие годы напился. Последнюю бутылку водки он прятал в спальне императрицы Марии Фёдоровны, в кровати
Запись в книге боевых действий 50-го армейского корпуса:
14.10.1941 г., Красногвардейск.
Вывоз под руководством искусствоведа, ротмистра Волтерса, и зондерфюрера доктора Руннефельдта изъятых в Пушкине произведений искусства, в том числе настенных панелей Янтарной комнаты из дворца в Пушкине (Царское Село), в Кёнигсберг.
Прошло две недели, и все это время Михаил Вахтер так много работал, что валился от усталости на походную кровать и три часа беспокойно спал прямо в Янтарной комнате. Походную кровать из спальни Александра I ему принес солдат из тех, что разбирали комнату. До этого кровать стояла в спальне в стиле барокко — довольно спартанское место отдыха царя-воина.
Доктор Руннефельдт требовал, чтобы у его помощников были чувствительные пальцы, и потому происходило всякое.
Например, состоялся примечательный диалог, когда старший фельдфебель построил свою роту, прибывшую в Пушкин с фронта на отдых.
— Всем внимание! — скомандовал фельдфебель Макс Химмерих и оглядел строй. — Среди вас есть люди, связанные с искусством?
Никто не отозвался. Солдаты хорошо знали Химмериха. Если кто-нибудь отзовётся, то может последовать: «Ты кто? Скульптор? Шагом марш в сортир срубать засохшее дерьмо со стен!».
— В чём дело? — проворчал Химмерих. — В моей роте нет ни одного человека, связанного с искусством? Одни невежды? Все, кто имеет отношение к искусству — шаг вперёд!
Немного помедлив, из строя вышли три человека. Фельдфебель Химмерих прищурился. Трое — это уже что-то.
Он подошёл к первому добровольцу и смерил его взглядом. Эти трое не походили на людей искусства, хотя Химмерих и сам не представлял, как они должны выглядеть.
— Вы кто? — проскрипел он.
— Стрелок Эберхард Гнайзл, герр фельдфебель.
— Я спросил, кто вы, — прорычал Химмерих, — а не ваше звание!
— Импрессионист.
— Ага! — Химмерих нахмурился. Импремист? Что это? Наверняка что-то неподходящее.
— Встать в строй! — скомандовал он. Второй «искусствовед» широко улыбнулся, когда фельдфебель шагнул к нему.
— А вы?
— Гончар, герр фельдфебель.
У Химмериха перехватило дыхание.
— Идиот! — заорал он, побагровев. — Делает горшки и называет себя художником!
Третий со смешанным чувством ожидал вопроса фельдфебеля и встал по струнке, когда Химмерих остановился перед ним.
— А вы? Тоже какой-нибудь художник-пачкун?
— Нет, герр фельдфебель. Глазуровщик.
Химмерих оторопел. Он совершенно не знал, относится ли это к искусству, как он себе представлял. Не пианист, не певец, не художник, и даже не маляр. Ну что за свинская рота!
— Встать в строй! — буркнул он и посмотрел на длинный ряд солдат. — Мне нужен человек с чуткими пальцами.
— У меня такие, герр фельдфебель! — раздался голос из середины строя.
— Шаг вперёд!
Из строя вышел ефрейтор.
— Профессия? — спросил Химмерих.
— Портной, герр фельдфебель.
Химмерих громко вздохнул. Портной! Портной без чутких пальцев ни на что не годен! Иначе зачем все портные носят напёрстки? То, что нужно!
— Через полчаса жду в канцелярии с вещами, — с облегчением в голосе сказал Химмерих. — Отправитесь на работу в царский дворец. Рота, разойдись!
Довольный, он широким шагом направился в канцелярию. Всего один человек, но всё же честь роты спасена. Люди искусства встречаются так редко. Чёрт знает, куда их отправляют служить.
Тем временем во дворец из Пушкина прибыли десять человек с чуткими пальцами, их представили доктору Руннефельдту. Надеясь на то, что в армии четко выполняют приказы, он не стал расспрашивать каждого, а собрал всех в Янтарной комнате. С янтарных панелей уже сняли три фанерных щита, и они проявились во всём великолепии. Все восторженно их рассматривали.
— Это Янтарная комната, — тихо произнес один из этого десятка.
Доктор Руннефельдт пристально на него посмотрел.
— Вы о ней знаете?
— Только по фотографиям, но они не передают всего. Эта красота ошеломляет.
— Кто вы по профессии?
— Скульптор, герр зондерфюрер.
— Вот и замечательно. Во время отсутствия ротмистра Волтерса или меня будете старшим. Как вас зовут?
— Людвиг Гронау, герр зондерфюрер.
— Хорошо, Гронау. Будете подчиняться мне. — Он кивнул на Вахтера, который смотрел на скульптора критическим взглядом. — Это герр Вахтер. До сих пор именно он заботился о Янтарной комнате и неотделим от неё. Если у вас будут вопросы, обращайтесь к нему. И ещё: если герр Вахтер что-то предложит, расценивайте это как приказ. Он знает каждый камешек на стенах.
Доктор Волтерс держался теперь в стороне от доктора Руннефельдта. Он целыми днями занимался регистрацией оставшихся в Екатерининском дворце произведений искусства. С каждым часом он волновался всё больше. Количество ценных предметов во дворце превосходило все ожидания. С колотящимся от предвкушения сердцем он снова и снова просматривал длинный список. В нём было записано:
Свыше двухсот произведений искусства, среди которых известные в кругу искусствоведов весенние букеты из позолоченной филиграни и драгоценных камней;