Янтарная комната
Шрифт:
— Какая наглость! — закричал он, побагровев. — Ваши слова можно расценить как подрыв оборонной мощи! За это предусмотрена смертная казнь, если я о них доложу. Если я о них доложу! Немецкий солдат — это носитель культуры, ясно вам?!
— Не очень...
— Вы… вы предатель! — доктор Волтерс задохнулся от возмущения. — Вы обвиняете наши передовые части в вандализме?! Просто слов нет!
— Вам было бы интересно кое-что узнать. — Вахтер не видел предупреждающие жесты доктора Финдлинга и доктора Руннефельдта. Замолчите, Вахтер! Ради всего святого, не говорите больше ничего! Вы не представляете, к чему это приведёт! Если Волтерс разозлится, мы не сможем вам помочь. Никто не сможет… даже сам гауляйтер Кох.
— Какую? — взревел Волтерс. — Сделайте милость!
— Я могу представить вам одного свидетеля, герр ротмистр, которому можно доверять: генерала фон Коррте. Он лично видел, как солдаты бесчинствовали в Янтарной комнате. В грязных сапогах, облепленных комьями глины, они валялись на драгоценной мягкой мебели, штыками ковыряли мозаику и кусками выламывали из стены, чтобы оставить на память или отправить в качестве подарка жёнам, своими сапогами они испоганили бесценный наборный паркет. Я попытался предотвратить вандализм… И что они сделали? Ударили так, что я потерял сознание и чуть не умер, эти мерзавцы…
— Довольно! — вышел из себя Волтерс. — Описывать наших героических солдат, как бандитов… Господа, вы все это слышали! Будете моими свидетелями!
— Мы можем засвидетельствовать, что герр Вахтер, когда мы прибыли в Пушкин, носил на голове повязку. Также от генерала фон Кортте мы узнали о том, что после этого инцидента он приказал освободить Янтарную комнату, и войска разместились в другом месте. — Доктор Руннефельдт пожал плечами. — К сожалению, всё это правда, дорогой коллега… и вы это знаете. Вы тоже там были. Наши солдаты вели себя в Янтарной комнате, как в каменоломне.
— Не приувеличивайте, Руннефельдт! — Доктор Волтерс прошёлся несколько раз вокруг сложенной на полу настенной панели. — Я почти ничего не заметил.
— А я заметил значительно больше. — Вахтер не позволил себя запугать. Он был прав, за плечами у него лежала безупречно прожитая жизнь, и он был честен до конца. — Я находился там, хотел это предотвратить и меня в ответ чуть не убили.
— Наши пехотинцы не могли украсть весь настенный фриз.
— Верно.
— А речь сейчас идёт как раз об этом, а не о нескольких выковыренных камешках. Настенный фриз не был повреждён. Это так?
— Да.
— Тогда закройте рот, Вахтер и не превращайте мелкие проступки в клевету на немецких солдат! Прозвучало так, будто наша доблестная армия представляет собой свору грабителей произведений искусства!
— Нет… это случилось только один раз. Одно подразделение.
— Ну вот! Зачем делать из мухи слона? Нам безразличны ваши стоны…
Волтерс не замечал, что строевым шагом торопится в ловушку. Доктор Финдлинг и доктор Руннефельдт уже распознали двойной смысл слов. Они с интересом посмотрели на Михаила Вахтера, ожидая дальнейших событий, а Руннефельдт затаил дыхание, когда понял, что ротмистр не осознает готовящийся удар.
— Давайте оставим эту тему, господа, — предложил Руннефельдт. — Мы должны довольствоваться тем, что привезли из Пушкина. Кроме того, не все ящики ещё открыты.
— Но это же просто свинство! — возмутился Волтерс. — Из грузовиков ничего не могло пропасть, мы все это подтвердим. Если в Янтарной комнате что-то отсутствует, то эти фрагменты остались в Пушкине. Как такое возможно? Где эти ящики? Или, чтобы было понятнее: кто их украл?
— Если ящики исчезли здесь, то мы этого никогда не узнаем, коллеги. — Доктор Руннефельдт сел на край стоящего у стены открытого ящика. — Мы можем только отметить, что произошло. А после окончательной победы мы восстановим всё исчезнувшее по фотографиям. Задействуем самых известных резчиков по янтарю. Это не проблема… Но что меня раздражает, так это наглая изощрённость, с которой нас обманули!
— Это сделали не простые солдаты, — сказал Вахтер совершенно спокойно. — У них просто не было возможности.
— Увы, мы можем распрощаться с кое-какими важными фрагментами, господа, — вмешался доктор Финдлинг. — Из трёх бесценных дверей, резных и покрытых сусальным золотом пропали две! Прибыла только одна. Почему?
— Чёрт побери! — доктор Волтерс сжал кулаки. — Если сам за каждым винтиком не присмотришь...
— Две огромные двери трудно не заметить, — зло вставил директор музея. — При распаковке отдельных частей я сразу обратил на это внимание. Надо немедленно позвонить в Пушкин.
— Нам вряд ли предоставят линию для частного разговора. — Доктор Руннефельдт покачал головой. — Пушкин расположен в зоне боевых действий, а после приказа фюрера об окружении Ленинграда там проходит передний край линии фронта. Поэтому связь только для военных. Если удастся воспользоваться телефоном, мы должны поговорить с начальником службы снабжения 18-ой армии. Только он может найти эти двери и, возможно, настенные фризы, если они там, и отправить в Кёнигсберг.
— Ну так попробуйте, господа! — доктор Финдлинг обвёл рукой пустой зал. — Иначе как нам заполнить все эти пробелы?
— Гауляйтер должен помочь, — прошептал Руннефельдт.
— Да, гауляйтер. — Вахтер с надеждой кивнул. — Теперь он может показать, действительно ли имеет такую власть, как об этом говорят.
— Кто-нибудь может призвать этого старика к порядку? — раздражённо воскликнул Волтерс. — Теперь он критикует гауляйтера. Послушайте, во всём только ваша вина. Вам велели заботиться о Янтарной комнате еще двести двадцать пять лет назад, как вы сами заявляете! Вы обязаны были заметить пропажу! Почему же не заметили?!
Когда начальник чувствует себя загнанным в угол, он обвиняет подчинённых. Элегантным и всегда безопасным способом он возлагает вину на беззащитных. Клятвы обвиняемых не имеют значения. Прежде чем покатится его собственная голова, ее должны лишиться другие. Жертвенный агнец должен умереть. Но Вахтер не собирался становиться жертвенным животным. Одним предложением он сбросил ротмистра с коня.
— Как я мог это сделать? — спросил он спокойно и с сожалением пожал плечами. — Вы выгоняли меня из Янтарной комнаты десятки раз, пока занимались разборкой, герр ротмистр. Я не мог больше заниматься своим делом...