Янтарное море
Шрифт:
Ну, а если оставить этих троих на свободе? Давай-ка прикинем, товарищ генерал, во что обойдется нам с тобой и нашим с тобой помощникам эта их «свобода»…
Дело не в напряженности работы. Пусть они и расползутся из своей щели, как клопы, в разные стороны, — весь их маршрут установить нетрудно. Может быть, они еще и помогут своими передвижениями, наведут на следы где-то спрятавшихся одного-двух иностранных агентов. Но появление их среди честных людей, их подлая работа над душами могут поколебать чье-то неустойчивое равновесие… А сколько вреда это принесет тем, кто всерьез воспримет их лживые сказки? Человеческая душа — вот главное богатство в нашей стране, а души-то как раз эти людишки и научены калечить…
Павел Михайлович глубоко задумался. Он вспоминал разные случаи, когда перед ним вот так же вставала дилемма: обезвредить ли преступника сразу или дать ему походить на коротком поводке, вспоминал случаи из недавней истории, когда то немцы подлавливали англичан в тайной войне, то англичане ловили немцев на такие же хитрые трюки. Англичане ухитрились однажды заслать к немцам просто мертвое тело, продержав его предварительно в леднике целый месяц, пока для мертвеца шили мундиры и подделывали документы…
Да, Павел Михайлович знал много подобных историй, но сейчас перед ним стояли другие задачи, другие люди, — свои, советские, которых он обязан охранять.
Он поймал удивленный взгляд Егерса и спохватился: слишком задумался!
— Первичные мероприятия в отношении шпионов я одобряю, — сказал он. — Но не следует забывать, что английскую разведку создавали хитрые и умные люди. Это вам не немцы, их не упрекнешь в прямолинейности мышления. Англичане наверняка предусмотрели и такой вариант, что эти люди могут провалиться или попасть в наше поле зрения… Вот почему я спросил, как организована негласная охрана. Если шпионы обнаружат слежку, они могут принести нам, как известно, много вреда…
— Каким образом? — спросил один из присутствующих на совещании у Павла Михайловича. — Мы их арестуем — и все!
— Ну, арестовать шпионов, попавших в поле зрения, совсем не трудно. Но ведь английская разведка могла дать и такое задание: шпионы, поняв, что они провалились, должны продолжать работу как ни в чем не бывало, а меж тем дать знать условным сигналом, что положение опасное.
— Товарищ генерал, но ведь от этого мы тоже ничего не теряем! — сказал начальник следственного отдела. — Мы почувствуем, что игра не дает результатов, что англичане активности не проявляют, и просто прекратим ее, арестовав шпионов…
— Вот тут вы неправы! Мы можем многое потерять! Представьте на минуту, что англичанам стало известно: их шпионы находятся под нашим наблюдением. Тогда в своих телеграммах, которые, — как они будут предполагать, — мы прочитываем, они станут давать ложную информацию, например дадут явку к честному советскому человеку и, наоборот, обелят своего подшефного. И таких телеграмм мы будем получать по нескольку штук в месяц. Против кого тогда повернется игра? Органы безопасности будут тратить время, расследуя эти фальшивки. А самое страшное — это то, что англичане могут бросить тень на честных советских людей. И если мы берем на себя ответственность за такое обоюдоострое мероприятие, так нам необходимо быть особенно бдительными, анализировать малейшие детали поведения шпионов, знать все их мысли… И не дать им заметить нас…
Егерс, усмехнувшись, сказал:
— Почему эти проклятые англичане не могли выбрать другой участок для заброски своих шпионов?
— Не надо думать, что разведки атакуют только побережье Латвии! Из наших ориентировок известно, что разведки стран — участниц НАТО — заметно активизировали заброску своей агентуры в Советский Союз по всем каналам, легальным и нелегальным. В последнее время мы обнаруживали и ловили шпионов и в Белоруссии, и на Украине, и в Краснодарском крае, и на Дальнем Востоке. И дело не обходилось без жертв. На территории Эстонии погиб начальник пограничной заставы старший лейтенант Козлов. Там же, при захвате американских агентов-парашютистов Кука и Тоомла, был тяжело ранен работник Комитета госбезопасности республики…
Из всех участников совещания Голубев несомненно имел самый большой опыт по отражению тайных шпионских атак на Советский Союз. Он начал эту борьбу еще в годы Отечественной войны, воевал сначала против немецкого шпионажа, потом, по мере передислокации шпионских армий к англо-американским кормушкам, против разведок этих стран.
— У меня есть несколько предложений, товарищи, — медленно заговорил Голубев. — Первое, как это ни парадоксально, — помочь оказавшимся в Риге английским шпионам. Они очень хотят создать здесь, в Латвии, безопасный плацдарм для заброски новых шпионских групп. Вероятно, они хотят открыть здесь ворота не только в самую Латвию, но и дальше — на восток, на юг, на север. Это общая мечта всех разведок мира. Так не проще ли нам создать здесь, в Латвии, где уже «приземлились» английские шпионы, все необходимые условия для тех, кто пойдет по их следам? Устроить им «переправы» через границу, организовать опорные пункты для приема этих будущих «посетителей»?.. Не менее важно и другое обстоятельство. Этот контроль позволит нам дезинформировать противника по вопросам, которые его больше всего интересуют в нашей стране, даст нам возможность вовремя узнавать кое-что из их планов подрывной работы против Советского Союза, позволит определить техническую оснащенность их агентуры. С другой стороны, если рассудить, эти трое шпионов сами идут к нам в руки. Почему же не воспользоваться этим обстоятельством? Полковник Балодис уже сообщил, что шпионы почти что с первой минуты знакомства с Приеде просят связать их с «лесными братьями», которые, по мнению англичан, до сих пор бродят по лесам Латвии. Мы можем пойти навстречу этому желанию англичан и, в частности, начальнику прибалтийского отдела английской разведки господину Маккибину.
Присутствующие заулыбались, кто-то вспомнил похожие случаи из времен Отечественной войны и ликвидации бандитизма в Латвии, когда деятельность шпионов иностранных разведок была тоже довольно оживленной: «лесными братьями» интересовались и американцы, и англичане, и шведы…
Павел Михайлович продолжал:
— Между прочим, товарищи, этим мы в какой-то степени воскрешаем славные традиции чекистов времен Феликса Дзержинского. Как вы помните, — если не по опыту работы, так из истории, — в те годы иностранные разведки тоже проявляли повышенный интерес к нашей стране. Тогда чекисты Феликса Дзержинского организовали ряд переправочных пунктов на границах панской Польши и буржуазных республик Прибалтики, и большинство иностранных агентов шло в нашу страну по каналам, которые контролировались органами Чека. Даже такой опытный конспиратор, как Савинков, до самого ареста не подозревал, что находится все время под контролем. А ведь он устраивал даже парады своих агентов! Помните историю о том, как он принимал на Тверском бульваре в Москве торжественный марш своей «подпольной организации»!..
Что ж, если англичане этого хотят, мы создадим для них «лесную группу». Когда все будет подготовлено, Приеде может сказать шпионам, что разыскал старого знакомого, который имеет связь с лесом. В роли этого знакомого должен выступить кто-то из наших людей, он же примет на себя ответственность за всю дальнейшую связь со шпионами, организует им передачи в эфир, станет снабжать их «информацией», разбавив данные некоторыми дезинформационными сведениями. Вот, примерно, тот план, который мы должны обсудить со всей тщательностью… Причем надо все время помнить, что Маккибин послал сюда довольно опытных людей. Особенно это касается руководителя группы Вилкса, в котором мы предполагаем одного из офицеров-летчиков буржуазной Латвии.
Павел Михайлович умолк, сел и положил тяжелые руки на стол. Пальцы непроизвольно постукивали по столу, словно выбивали барабанную дробь, что-то вроде сигнала: «Слушай!» — каким в старину караульные предупреждали друг друга о бдительности. Он старался ничем не воздействовать на своих слушателей, даже взглядом, и смотрел прямо перед собой, словно видел в полированной доске массивного чернильного прибора, сделанного из местного камня, изображение будущего.
Он только теперь рассмотрел, наконец, блистательный чернильный прибор, на который так долго поглядывал. Прибор изображал Лачплесиса, сталкивающего ладью в море. В ладье было три отделения — трюмы, что ли, и в них налиты разные чернила: зеленые, красные и синие. Лачплесис опирался одной ногой в гранитный берег, другая была по колено в море, состоявшем из трех волн с барашками. Камня много, художества — чуть, а стоит такой прибор, наверно, бешеных денег…