Япония в эпоху Хэйан (794-1185)
Шрифт:
Потому что старые друзья соединили бокалы.
Сугавара-но Митидзанэ (845–903)
Записки из кабинета учёного «Сёсайки» (893 г.) [214]
В квартале Сэнфу восточной половины столицы [215] есть один дом. В юго-западном углу [этого] дома располагается галерея. На южном окончании [этой] галереи находится комната. Открываешь ее — а там квадрат [размером] чуть более одного дзё [216] .
214
Данное сочинение позднее было включено в состав придворной литературной энциклопедии «Хонтё мондзуй» (свиток 12), собрания сочинений Сугавара-но Митидзанэ «Канкэ бунсо» (свиток 7) и энциклопедии «Сэйдзи ёряку» (свиток 95). Перевод сделан по изданию: Хонтё мондзуй. Указ. соч., с. 79–81. Считается, что «Сёсайки» было написано по образцу одного из многочисленных китайских сочинений, описывающих «кабинет» учёного мужа. К примеру, в китайской династийной хронике «Цзю Тан шу» есть такие слова: «Цзедуши (военный губернатор — М.Г.) провинций Хэбэй и Шаньдун по имени Лю Гун-чо даже среди аристократов более других прославился соблюдением семейных установлений. К востоку от главных ворот родовой усадьбы дома Лю располагался маленький кабинет, и Гун-чо имел обыкновение всегда, за исключением разве что дней высочайших аудиенций, с раннего утра отправляться туда, а потому все его многочисленные сыновья, облачившись в парадные одеяния, подходили к главным вратам с северной стороны, дабы осведомиться о настроении [отца]. В этом кабинете [Лю Гун-чо] и занимался делами, и встречал гостей, и ужинал с младшим братом Гун-цюанем и другими гостями. На закате же своих дней он практически не покидал свой маленький кабинет. Когда с наступлением сумерек зажигали свечи, он проводил время следующим образом: сначала давал указания одному из своих сыновей или младших братьев, дабы они читали канонические или исторические сочинения. После того как сочинения были прочитаны, он слушал рассказы своих родственников о правилах служения императору и управления родом. Когда рассказы завершались, он обсуждал со своими младшими родственниками прочитанные сочинения. Наконец, по окончании обсуждения [Лю Гун-чо] слушал цитру. Только к часу Змеи (9:00–11:00 — М.Г.) он возвращался в дом и, сидя на полу, углубленно размышлял о сути своих недавних рассуждений. В это время его сыновья снова подходили к главным вратам с северной стороны, дабы еще раз поприветствовать своего отца. Так продолжалось на протяжении 20 лет, и говорят, что за это время [Лю Гун-чо] ни разу не отклонился от заведенного распорядка… Даже после смерти [Лю Гун-чо] его сын [Чжун-ин] придерживался установленных правил этикета. Дома он никогда не пребывал в безделье и праздности, а в кабинете отца никогда не снимал парадных одежд. Именно поэтому он трижды становился „Великой опорой государства“. Одежды его не благоухали ароматами, но днем и ночью он корпел над составлением славных трудов». Такэда Рюдзи. Тодай сидзоку-но кахо-ни цуйтэ (Семейные установления знатных домов периода Тан). / Сигаку. т. 28. № 1, 1955. с. 102.
215
В трактате «Сюкайсё» сказано, что Пятая линия столицы Хэйан в восточной половине называлась «квартал Сэнфу», а в западной половине — именовалась «квартал Сэнги».
216
Дзё — мера длины равная 3,03 м.
Те, кто отверг такой удел, [находят] опору для своих деяний. Те, кто нашел здесь пристанище, сокрылся от обыденной жизни. Если сосчитать всех, кто вышел из этой комнаты и получил [учёную] степень «сюсай», то получится около ста человек. По этой причине учёные дали комнате название «Рёмон» — «Врата Дракона» [217] . Еще [эта комната] именовалась «Санъинтэй» — «Беседка на тенистом склоне гор», потому как находится к западу от небольших гор.
[На западе] перед входом растет одинокая слива, а если подойти к дому с восточной стороны, то в нескольких шагах от него имеются несколько побегов бамбука. Каждый раз, когда наступает пора цветения, дуют благоприятные ветры и на сердце становится легко и радостно, а душа возвышается.
217
Согласно хронике «Хоу Хань шу» и литературной энциклопедии «И вэнь лэй цзюй», в верхнем течении реки Хуанхэ были Врата Дракона. Речные рыбы не могли преодолеть силу течения и добраться до Ворот Дракона, но если им это удавалось, то по поверью они превращались в драконов. Позднее выражение «Ворота Дракона» стали использоваться для обозначения местопребывания знаменитых ученых. По китайской традиции успешно сдать экзамены и в результате занять желаемую должность называлось «преодолеть Ворота Дракона». Цы юань. Указ. соч., т. 4, с. 3607. Также см.: Шэнь Ко. Мэн си би тань (Записи бесед в Мэнси). Пекин, 1957, № 207, с. 127–128.
Перед тем как я стал «сюсаем» [218] , мой отец [219] , давая мне наставления, сказал: «Эта комната — особенное и примечательное место. Упорно постигая учение и убеждаясь в его необходимости [220] , ты на [некоторое] время поселишься в [этой] хижине». Тогда я перенес циновку и обустроил комнату, перевез книги и обосновался здесь. Хоть обстановка и была тесной, но [я] возвысился над своими чувствами. Ведь есть друзья, а есть родственники. Потому, даже если нет общения близкого настолько, чтобы царило полное единодушие, то создаешь [хотя бы] видимость хороших отношений. И если [в душе] испытываешь сомнение и недоверие, то в речах стараешься быть дружелюбным. Одни при этом без умолку болтают о просвещении, самовольно открывая книги из тайного хранилища, другие говорят только о получении аудиенции, запросто ломая сиденье для отдыха.
218
Известно, что Сугавара-но Митидзанэ получил свою первую ученую степень в 867 году в возрасте 23 лет.
219
Сугавара-но Корэёси (812–880). В 835 году в возрасте 24 лет получил свою первую учёную степень. Спустя шесть лет написал литературный шедевр (яп. тайсаку, аналог современной диссертации) и был назначен заместителем главы столичной школы чиновников Дайгаку. В 853 году становится профессором изящной словесности (яп. мондзё хакасэ) и в том же году возглавляет Дайгаку. Позднее осуществил успешную придворную карьеру, занимая ряд ключевых должностей (управитель Левой половины столицы, заместитель главы Палаты цензоров, глава Министерства Наказаний, старший помощник главы Министерства Церемоний). В 872 году был назначен придворным советником (яп. санги). Помимо этого, Сугавара-но Корэёси принимал участие в публичных чтениях китайских литературных и исторических сочинений («Вэнь сюань», «Хань шу», «Гун шу цзи яо») при дворе государей Монтоку и Сэйва, а также составлении законодательного свода «Дзёган кякусики» (Внутриведомственные установления и служебные инструкции период Дзёган) и «Нихон монтоку тэнно дзицуроку» (Истинные записи о государе Японии Монтоку). Сугавара-но Корэёси считался одним из непревзойденных мастеров стихосложения, который оттачивал свое мастерство в поэтических состязаниях с Оно-но Такамура (802–852) и Оэ-но Отондо.
220
Перифраз из «Лунь юй»: «Чем больше [я] всматриваюсь в учение [Учителя], тем возвышеннее оно кажется; чем больше я стараюсь проникнуть в него, тем тверже оно оказывается». Переломов Л.С., Указ. соч., с. 365.
Стило — орудие для того, чтобы переписывать книги и удалять ошибки [221] , но в толпе, подобной птичьей стае, не знают, как пользоваться этим предметом [222] . Орудуя острием, царапают стол и [в конце концов] приводят его в негодность. Развлекаясь кистью, только пачкают книги. На пути учения главным становится только лишь переписывание текстов [223] , а для применения сделанных выписок основой являются черновики [224] .
221
Цитата из «Хоу Хань шу». Хонтё мондзуй. Указ. соч., с. 80.
222
Выражение из литературной энциклопедии «Вэнь сюань». Вэнь сюань. Указ. соч., т. 2, с. 1131.
223
Неточная цитата из «Вэнь сюань». Вэнь сюань. Указ. соч., т. 1, с. 2.
224
В данном случае Сугавара-но Митидзанэ выражает мнение высокообразованного человека о проблеме падения престижа образования, которое может привести к необратимым последствиям и грозит гибелью государству (похожие рассуждения можно найти и у других хэйанских авторов, например, Миёси-но Киёюки, Сугавара-но Фумитоки, Фудзивара-но Ацумицу). Хорошо известно, что знание письменного китайского языка (кит. «вэньянь», яп. «камбун») было насущной необходимостью для представителей как придворного, так провинциального чиновничества. Эта необходимость обуславливалась в первую очередь тем, что именно «вэньянь» был языком официальной документации. К тому же, в среде аристократов на китайском литературном языке было принято составлять дневники и различные документы частного порядка, что подтверждается огромным массивом актовых и эпиграфических материалов, сохранившихся от периодов Асука-Хэйан. Однако открытым остается вопрос: насколько глубоки были знания китайского языка среди древне и раннесредневекового японского чиновничества? Что касается выходцев из семей, профессионально занимающихся изучением китайской изящной словесности (Ки, Мияко, Миёси, Оно, Оэ, Сугавара и т. д.), правовой мысли (Киёвара, Окивара, Аябэ и т. д.), а также астрологии и календарного дела (Абэ, Камо, Имибэ и т. д.), то можно говорить о хорошем знании «вэньяня». Другое дело — степень освоения китайского языка представителями тех родов, чья профессиональная сфера деятельности не была связана с постоянным штудированием китайских текстов. В хэйанских источниках сохранились многочисленные упоминания о том, насколько тяжело шел процесс изучения китайского литературного языка, который, ради справедливости, необходимо сказать, был иностранным для японцев. Помимо этого, достаточно часто встречаются примеры плохого знания «вэньяня» уже взрослыми аристократами: неспособность прочесть один или несколько иероглифических знаков; написание иероглифов с ошибками; неумение сделать разметку текста (т. е. незнание основ грамматики). Напр., см.: (Годансё. Тюгайсё. Фукэго (Записи и размышления О[э-но Масафуса]. Заметки Нака[хара-но Моромото]. Речи богатых домов). Сер. «Син Нихон котэн бунгаку тайкэй». Токио, 1997). Представляется, что в слабом знании китайского языка чиновниками отчасти было виновато и само государство. Известно, что уже в начале IX столетия начали составляться энциклопедические справочники по праву, придворным ритуалам, системе составления государственной и частной документации и т. д. Каковы бы ни были задачи составления такого рода сводов (стандартизация законов, ритуальной практики, форм документации или необходимость уподобления китайской придворной культуре), но именно они стали использоваться придворными и провинциальными чиновниками в качестве своеобразных «шпаргалок» при составление различных письменных творений. К тому же, обособление самых знатных аристократических родов (Фудзивара, Минамото и некоторые др.) от остальных придворных фамилий породило обычай, когда высокопоставленный чиновник при составлении официального документа или частного послания пользовался услугами знатока изящной словесности, что, разумеется, не способствовало лучшему пониманию китайских классических текстов.
Я не обладаю соответствующими талантами, и все еще никак не могу преодолеть препятствия по пути совершенствования манеры письма. Поэтому находящиеся здесь мои скромные записи — это только черновики с выписками из книг.
Людям со стороны трудно вникнуть в такой настрой, а те, кто обладают знаниями, получив подобные записи, прячут их за пазухой. Люди непросвещенные, овладев [такими записями], просто рвут их и выбрасывают. Такие случаи уже получили распространение. Да и других мелких забот и затруднений не счесть.
Но среди друзей есть люди, без которых трудно обойтись. В зависимости от того, насколько [такие люди] необходимы, они проходят за шторы. Те же, кто пришел без приглашения, не могут взять в толк, что пришедшие до них находятся здесь по делу, а потому бесцеремонно входят, хотя в этом нет никакой необходимости. Как это печально и горестно!
Опускаю полог [по примеру] господина Дуна [225] и отбиваю ритм на стене [подобно] Сюэ-цзы [226] . Хотелось бы не просто постичь глубины учения, а снова стать беспечным и беззаботным. Сейчас я пишу этот текст, но разве данные размышления призывают прекратить общение с другими людьми? Это только сочинение, рассеивающее скуку [227] . Мне стыдно за то, что не соорудил за вратами гостевой домик, ибо бессмысленно, сидя за шторами, вводить меры против незваных посетителей. Это относится и к тем, кто меня не знает, поскольку я известен только трем людям. Боюсь, что, уклонившись от мелкой сети для ловли ласточек и воробьев, птица феникс [высоко] взлетит и растворится в небесах [228] . От страха даже замирает дыхание.
225
Автор намекает на обыкновение знаменитого философа и государственного деятеля периода Хань Дун Чжун-шу (179–104 гг. до н. э.) опускать полог во время проведения занятий со своими учениками.
226
Известно, что знаменитый литератор периода Суй Сюэ Дао-хэн писал свои произведения, отстукивая ногой ритмы на стене. В его биографии, помещенной в хронике «Суй шу», к примеру, описан следующий эпизод: «Дао-хэну, когда он занимался совершенствованием горизонтального стиля письма, было необходимо сокрыться в уединенном кабинете. Однажды он лежал и как обычно притопывал по стене, но услышал, что за дверью кто-то есть. Хотя [Дао-хэн] очень разгневался, но это навело его на глубокие размышления». Хонтё мондзуй. Указ. соч., с. 81.
227
Автор намекает на сочинение Чжу Му (I–II вв. н. э.) «Цзюэ цзяо лунь», которое стало объектом подражания для многих более поздних китайских литераторов.
228
Здесь автор, опираясь на примеры из китайских произведений («Ши цзи», «Вэнь сюань»), высказывает опасения, что система защиты от назойливых незваных посетителей, сравниваемых с ласточками и воробьями навсегда оттолкнет от его дома истинных друзей, олицетворяемых фениксом.
Написано в седьмой лунный месяц года мидзуното-уси.
Классифицированные нормативные установления трех периодов
«Руйдзю сандай кяку» (нач. X в.)
Составлен согласно государеву указу чиновником третьего старшего ранга, старшим государственным советником, старшим военачальником Левой личной государевой охраны и управителем-«адзэти» [230] провинций Муцу и Дэва Фудзивара-но Асоми Фуюцугу и подан им с помощниками [на высочайшее имя].
229
Руйдзю сандай кяку. Указ. соч., т. с. 1–3.
230
Должность «адзэти» приблизительно соответствует понятию «генерал-губернатор».
«[Ваш] подданный слышал, что уголовные законы-„рицу“ почитают за главное наказания и наведение [должного] порядка; гражданские законы-„рё“ берут за основу убеждение и наставление; нормативные установления-„кяку“ определяют границы нынешней [правовой] системы в соответствии со временем; внутриведомственные инструкции-„сики“ восполняют недостатки [в законах „рицу“ и „рё“] и добавляют упущенное» [231] .
Эти четыре [основы] взаимозависимы и потому заслуживают сохранения из поколения в поколение. Это также как холод и жара, сменяя друг друга, приводят к урожаю, день и ночь попеременно способствуют развитию всего сущего. Придерживаясь устоев, мы осуществляем преобразования, а потому могут возникать трудности. На самом деле, для равновесия в управлении государством, существуют узда и кнут, управляющие народом.
231
В Японии периодов Асука, Нара и Хэйан существовало четыре основных типа законодательных актов: основные законы «рё» (установления относительно государственно-бюрократического устройства и системы землепользования) и «рицу» (предписания, устанавливающие соответствия определенных социально нежелательных поступков определенным наказаниям), а также «кяку» и «сики». К примеру, в китайском кодексе «Тан лю дянь» («Свод уложений для шести [министерств периода] Тан», 739 г.) различие между этими четырьмя типами законодательных актов объясняется следующим образом: «Люй (яп. „рицу“) определяют преступления с указанием точных мер наказания; лин (яп. „рё“) утверждают [административную] систему посредством создания образцов; кэ (яп. „кяку“) исправляют сделанное неправильно, путем запрещения нарушений; ши (яп. „сики“) устанавливают нормы для ведения дел посредством указания правил». Рю Рэн Ан. Тохо Тодэн (Законы [династии] Тан и [дальневосточная традиция). / Хорицу сэйдо (Законодательство). Под ред. Икэда Он и Лю Цзюнь-вэня. Токио, 1997, с. 17.
В древности в эпоху простоты общих нравов, законодательство ещё не появилось: управляли, не действуя, стремились к культурности, не применяя строгих наказаний. В двенадцатом году правления государыни Суйко наследный принц из верхнего дворца — Сётоку-тайси самолично составил уложение из 17 статей [232] . С этого началось установление законов нашей страны. Позднее в первом году правления государя Тэнти обнародовали свод законов в двадцати двух свитках. В народе они известны как законы государева двора Оми [233] . Затем в первом году Тайхо [234] во время правления государя Момму Фудзивара-но Асоми Фухито, посмертно возведенный на должность Дайдзё дайдзина [235] старшего первого ранга, согласно государеву указу составил свод законов-«рицу» в шести свитках и свод законов-«рё» в одиннадцати свитках. Во втором году Ёро [236] опять же министр [Фудзивара-но Асоми] Фухито, исполняя государево повеление, вновь составил кодексы законов «рицу» и «рё» по десять свитков в каждом. Эти кодексы действуют и поныне. Поэтому в государевом рескрипте от 20-го дня 5-го лунного месяца 9-го года Тэмпё сёхо [237] , сказано: «В последнее время, отбирая людей, ранги присуждаются в зависимости от их положения. Людей высокого ранга не годится назначать на несоответствующий пост. Поэтому далее следует придерживаться нового указа. В прошедшие годы Ёро [238] Мы отредактировали свод законов „рицурё“, составленный по государеву рескрипту нашим дедом по материнской линии покойным Дайдзё дайдзином [Фудзивара-но Асоми] Фухито. Повелеваем соответствующим управлениям незамедлительно ввести этот [свод законов] в действие».
232
Нихон сёки, Суйко, 12-4-3, 604 г. Перевод «Уложения» на рус. яз. см.: Нихон сёки — Анналы Японии. Указ. соч., т. 2. с. 94–98.
233
По всей видимости, речь идет о законах, которые, согласно «Нихон сёки», были составлены в 10-м году правления государя Тэнти, т. е. в 671 году. Нихон сёки, Тэнти, 10-1-6, 671 г.
234
701 г.
235
Т. е. Главный министр.
236
718 г.
237
757 г. Текст указа также см.: Сёку нихонги, Тэмпё ходзи, 1-5-20, 757 г.
238
Ёро (7171-724) — один из девизов правления государыни Гэнсё (715–724).
Добродетель предыдущего императора [Хэйдзэя] равна Небу и Земле, а его сияние подобно Солнцу и Луне. Пространство между четырех морей умиротворено, а в восьми направлениях нет никаких происшествий. Однако чувства сосредоточены на способах организации государства, мысли отданы мерам управления страной. Смиренно полагаю, что [законы] «рицурё» являются основой для соблюдения принципов управления. Дополнительные правила, таким образом, необходимы для выполнения служебных обязанностей.
Однако сейчас осуждают то, что законы «рицу» и «рё» постоянно изменяются и корректируются, а [собрания] «кякусики» [239] не сведены воедино и не отредактированы. Когда размышляли об этом в связи с управлением государством, то стало очевидно ранее сокрытое от взора. И тогда Левому министру Фудзивара-но Асоми Утимаро, первый младший ранг, и покойному придворному советнику и управителю провинции Хитати Сугано-но Асоми Мамити, третий младший ранг, а также прочим [чиновникам] была передана воля государя, чтобы они заново составили [собрания] «кякусики». Однако начинание не было завершено, его приостановили в связи с общегосударственным трауром после смерти правителя и более им не занимались.
239
См. соответствующие примечания к переводу предисловия к «Рё-но гигэ».