Японский парфюмер
Шрифт:
— Тебе уже тридцать один, — сказала я себе. — Пора замуж, детей, а ты дурью маешься. Вот уже и кошмары снятся.
— Смотри, Катерина, — говорит моя бабуля Мария Александровна, — пробросаешься. — Это про спорт-смена Владика, который звал замуж. Я только хихикала. И дохихикалась до тридцати с хвостиком. Есть еще, правда, друг сердечный Юрий Алексеевич… Но это отдельная песня.
Я стояла под струями воды, такими горячими, что дух захватывало, пока не согрелась…
Противный базарный голос будильника выхватил
— Сегодня мы с вами поговорим об азартных играх, в частности, о проблеме казино, — бодро возвестил мой утренний радиодруг Сева Миркин. — Хорошо это или плохо? Итак, ваше отношение к казино! С нами Зина. Слушаем вас, Зина!
— Мой мужик из казино не вылазит, — поделилась Зина озабоченным голосом, — какие деньги ни есть, все туда.
— Выигрывает?
— Если бы! Не выигрывает и никогда не выигрывал. Нет, вру, раз было, мелочь какую-то. Прямо крыша едет! Я ему всю плешь проела, а он: «Вот как выиграю, все купим! И стиралку, и холодильник, и шубу!» Он продул уже пять стиралок! Лучше б пил! И не слушает, зараза, что говорят! Не слушает! — Женщина говорила громко и возбужденно.
— А вы хотите, чтоб он вас слушал? — обрадовался ведущий, — буквально из воздуха наклевывалась новая тема толковища: «Кто в доме хозяин?»
— Да не хочу я, чтоб он меня слушал! — с досадой отвечает женщина, уже остывая. — Что он, ребенок, что-ли? Я хочу, чтоб он пон я л! Понимаете? Он же хозяин, на нем семья, а он, как шкодливый кот, в казино шастает! Скоро по миру пойдем.
— Ну, вот, есть мнение, что казино — явление отрицательное, — бодро подбил бабки Сева. — А что думаете вы, уважаемые слушатели?
Слушатель по имени Вадим считал, что казино — увлекательная игра. Играют же люди в шахматы, шашки или лото. Чем казино хуже? Или взять спорт! Вот и казино тоже вроде спорта, расслабляет…
— Закрыть надо эту заразу! — завопил новый слушатель. — Только людей разлагает! Старых — ладно, не жалко, а детей? Ничего святого! Деньги зарабатывать головой и руками надо, а не в казино!
— А разве туда детей пускают? И вообще при чем тут дети?
— Дети ни при чем. Сегодня мы обсуждаем развлечения для взрослых.
— А давайте в следующий раз обсудим подпольные дома терпимости, — ехидно предложил еще один, — тоже развлечение и тоже для взрослых!
— У нас маленькая рекламная пауза! — поспешно объявил Сева.
Я допила кофе и выключила радио. Тоска. Да и ночной кошмар не дает покоя. Женщиа без лица… Меня передергивает.
За окном — туман, промозглость и сумеречность. Мир накрыт мокрой подушкой. Солнце наверху едва угадывается… как тусклая серебрянная монетка на дне колодца.
Погода как из романов о комиссаре Мегрэ.
«Комиссар Мегрэ, в тяжелом длинном пальто, впитавшем всю влагу парижского беспросветно-дождливого осеннего дня, входит в кабачок «Четыре мушкетера», что на Рю де Плесси-Мусси-Кусси, и заказывает кружку анисовой водки. Достает
И так далее.
Знакомый дом. Утренняя серость так и не рассеялась. Верхние этажи тонут в тумане. Я прошла мимо пустой скамейки, на которой старый актер развлекал меня стихами. Вечность назад. Вчера.
Набирала код. Поднялась на последний этаж. Остановилась перед знакомой дверью. Достаю из сумочки ключ. Я и техника — вещи несовместные. В моих руках ничего не хочет работать — от мобильных телефонов до ключей. Тем более чужих. Открыла! Вошла. Знакомый слабый аромат сушеных трав, тепло и особая тишина пустой квартиры, усиленная осознанием того, что это чужой дом…
В комнате было сумрачно и печально. За стеклянной стеной — пелена тумана, в центре — сгусток блеклого болезненного солнца. С высоты птичьего полета угадывался змеиный извив реки, но ни деревень на противоположном берегу, ни леса было не видно. Мир тонул в миражной белесости. Декорации из ночного кошмара. Но действующее лицо лишь одно — я. Женщины-птицы нет. Постояв у окна и физически ощутив сырость и неуют осеннего дня, я скомандовала себе: вперед!
С чего же начать? С чего начинают сыщики в романах? Перво-наперво — осматриваются орлиным взором. Можно прищуриться — подталкивает воображение. Можно почесаться. Затем подходят к письменному столу, выдвигают ящики, просматривают бумаги, пробегают пальцами внутри ящиков в поисках тайника и, как правило, находят. Только нужно представить себе, что именно ты хочешь найти.
— Ну-с, и что же мы ищем? — вылез Каспар.
— Не знаю.
— У тебя, как у всякого уважающего себя детектива, должна быть гипотеза или рабочая версия.
— Рабочая версия есть. Даже две. Первая. Елена покончила жизнь самоубийством. Проводила мужа, прошлась по магазинам, вернулась домой, нагруженная покупками, сварила кофе, поужинала, вымыла посуду, приняла яд, который держала завернутым в листок из блокнота, запила апельсиновым соком, легла в кровать и умерла.
И не оставила ни строчки, ни полстрочки, которые пишут обычно… решившись. В состоянии истерики, страха, безнадежности, пытаясь объяснить или оправдаться. Или оградить своих близких от подозрений в убийстве.
Что же это? Жестокость? Желание отомстить? Кому? Нетрудно догадаться! Может, она узнала о том, что у Ситникова есть любовница… Тогда тем более оправдан прощальный упрек. Что-нибудь вроде: «Я не могу вынести твоей измены!!» Или: «Будь проклят!!»
Не то. Мелодрама, дешевка. Кто сейчас кончает самоубийством из ревности? Да и что она могла узнать? Допустим, увидела их вместе, ну и что? Подошла бы, Ситников представил бы их друг дружке… такой не растеряется в критической ситуации! Милая и простодушная, сказал о ней старый актер. Лапочка, сказал Добродеев. Обмануть такую милую и простодушную — пара пустяков. Это моя коллега, соврал бы Ситников, и всего делов-то. Что же заставило ее… что случилось?