Японский парфюмер
Шрифт:
Ситников так глубоко ушел в свои воспоминания, что, похоже, забыл обо мне. Лицо его напоминало гротескную маску — запрокинутая на спинку дивана голова, нахмуренные брови, сжатый в тонкую полоску рот, задранный кверху упрямый подбородок. И кулаки на коленях. Я сидела тихо, как мышь под веником. Я уже жалела, что пришла. Дурацкая затея! А этот Ситников… тот еще персонаж! Жесткий, неприветливый, грубиян! У его жены, красивой, молодой, было все, о чем только может мечтать любая женщина — прекрасный дом, спокойная размеренная жизнь, деньги. И она тем не менее смертельно напуганная обратилась ко
Мелодичная трель звонка заставила нас вздрогнуть.
— Какого черта! — проворчал сквозь зубы Ситников. С силой провел по лицу ладонями и поднялся с дивана. Помедлив, направился в прихожую. Мне показалось, он раздумывал, впустить ли нового гостя.
— Картина Репина «Не ждали»! — раздался из прихожей радостный сочный бас. Затем — грохот опрокинутой вазы, топанье, шлепки. — А это я, старинный друг Добродеев, собственной персоной. Решил заглянуть, проверить, как ты, старик. Запросто! Без звонка, без галстука, так сказать! Как не позвоню, отвечают: «Хозяин уехамши». Дай, думаю, зайду, повидаю друга Сашку! А вдруг ты дома? И оказался, как всегда, прав. Как ты, старик?
— Нормально, — неохотно отозвался Ситников. — Проходи, Алеша.
— Э, да тут дама! — вскричал тот, кого назвали Алешей. Он рванулся ко мне, схватил мою руку и смачно поцеловал. Щелкнул каблуками, склонил голову и упер жирный подбородок в не менее жирную грудь: — Алексей Добродеев!
Был это большой, толстый, очень подвижный человек с любопытными глазами, небрежно и дорого одетый, и от него изрядно попахивало спиртным.
— Екатерина Берест.
— Екатерина! Катюша! Вы позволите мне называть вас Катюшей? Рад, рад! Как это мы раньше не пересеклись? — Он плюхнулся на затрещавший диван рядом со мной, схватил ситниковский стакан и залпом выпил. Пошарил глазами по столу, крякнул, пробормотав: — Ох уж эти бедные богатые, поправиться есть, а закусить — извините!
Взял мои руки в свои большие, мягкие и горячие ладони и сказал, заглядывая мне в глаза:
— Ну, Сашка, ну, негодяй, и что они только в тебе находят? Кто вы, прелестное дитя?
Голос у него был бархатный, выражение лица самое благодушное, но внимательный острый взгляд диссонансом. Его колено уперлось в мое, и я отодвинулась.
— Прелестное дитя — владелица «Королевской охоты», — буркнул Ситников.
— Что такое «Королевская охота»? Кафе? Элитный клуб?
— Неужто не знаешь? Ты же у нас завсегда в курсе! Это детективное бюро.
— Ты нанял детектива? — В голосе Добродеева проскользнули недоверчивые нотки.
— А то! — хмыкнул Ситников.
— Но ведь… ведется следствие, при чем тут частная контора? Или ты хочешь сам…
— О чем ты? Какое следствие?
— Ну, как о чем… — Добродеев слегка смутился. — В связи с… — он замялся, — с Еленой.
— При чем здесь Елена?
Добродеев, похоже, растерялся. Побагровев, он переводил недоуменный взгляд с Ситникова на меня.
— Я не детектив, — вмешалась я. — «Королевская охота» — это охранное агентство, и я здесь потому, что…
Закончить я не успела, так как Ситников, потянувшись за салфеткой, опрокинул мой бокал. Я ахнула. Добродеев проворно отодвинулся.
— Черт! — буркнул Ситников, промокая салфеткой
Некоторое время мы сидели молча, наблюдая, как мягкая ткань неторопливо впитывает красную жидкость.
— Охрана? — опомнился Добродеев. — Зачем тебе охрана? Ты думаешь, что тебе что-то угрожает?
— Всем нам что-то угрожает, — ответил философски Ситников. — Я слышал, Рубова ограбили и чуть не убили в собственном подъезде.
— Рубова? — оживился гость. — Не слышал! Когда? И много взяли? Ужас какой! Из дома выйти нельзя! А вы меня, ребята, не дурачите? Прекрасная дама — начальник охраны! Или начальница? Как вы сказали? «Королевская охота»? Что-то знакомое, вроде роман такой был, вспомнил — «Королевская рать». Такая красавица! — затараторил Добродеев — похоже, пришел в себя. — И я узнаю об этом последним? Я должен написать о вас! Непременно! Екатерина-амазонка!
— Господин Добродеев — журналист, пописывает в различные печатные органы, от красных до коричневых, включая зеленые и синие…
— Синие?
— Ну да, дамские журналы.
— Почему — «синие»? — спросила я.
— Издевается, «синие чулки» имеет в виду, — фыркнул Добродеев. — Ну и что? Истинный писатель вне политики! — Он уселся поудобнее, и было видно, что уйдет он не скоро. — Хорошо сидим. А по маленькой? За прекрасных дам!
— Есть водка, — сказал Ситников. — И все.
— А нам ничего больше и не надо! — обрадовался Добродеев. — Омни-а а ме-а-а мекум порто-о-о! [3] — пропел он низким, не без приятности батюшкиным басом. Он легко вскочил с дивана и побежал в прихожую. Вернулся через минуту с необъятным кожаным портфелем, откуда тут же принялся вытаскивать и метать на стол свертки и сверточки. По комнате поплыл запах копченого мяса. — Саша, давай тарелки!
3
Omnia mea mecum porto (лат .) — Все свое ношу с собой.
Ситников распахнул дверцы серванта…
— Классный закусон! — приговаривал Добродеев, разворачивая еду. — А мы вот попросим прекрасную охотницу поухаживать за двумя голодными мужиками, ммм, как? — Он с улыбкой заглядывал мне в глаза.
Я принялась раскладывать мясо в тарелки, они внимательно наблюдали. Мне показалось, у меня дрожат руки. Часы где-то в глубине квартиры принялись плоско отбивать время. На шестом ударе я сбилась. Должно быть, одиннадцать! Или полночь. Ну и что? Меня ведь никто нигде не ждет…
Добродеев был в ударе. Самые невероятные истории, героем которых выступал он сам, сыпались как из рога изобилия. Мы молча внимали. Он размахивал руками, таращил глаза, делал драматические паузы. Говорил он о себе в третьем лице, называя по фамилии, и казалось, речь идет о каком-то незнакомом ловком парне по имени Алексей Добродеев. Действие происходило в разных странах, упоминались известные имена. Сюжет был довольно однообразен: Добродеев и Кто-то Ужасно Знаменитый. Добродеев сказал (сделал, написал) что-то необыкновенно замечательное, Кто-то Ужасно Знаменитый был потрясен!