Ярмо Господне
Шрифт:
«Не напрасно она учится на четвертом курсе истфака, ей сам Бог велел показывать эрудицию, из рака ноги…»
Не без ехидства Филипп слушал, как сестры Сосонок дружно, эрудировано настаивали на несомненных светлых и радостных культурных свершениях эпохи Возрождения, враз-де наставших после темных веков мрачного средневековья. Они наперегонки бойко сыпали именами художников, скульпторов, архитекторов. Хотя, как положено истым гуманитариям-лирикам, об историках, политиках, королях, военачальниках, естествоиспытателях и философах обе интеллигентно умолчали.
Самоочевидно,
Верочка, правда, с подходом не забыла о путешественниках-коммивояжерах и торговцах-колонизаторах, совершавших во времена оны великие географические открытия новых сырьевых рынков драгоценных металлов, пряностей и рабов. Видимо, так практически и прагматически сказалась ее собственная коммерческая деятельность.
Вера и Надежда очень обрадовались, зааплодировали, когда Филипп, приглушив свет в гостиной, стал гостеприимно поначалу в разбивку выводить на экран 64-дюймового монитора великолепные изображения ренессансных шедевров зодчества, ваяния и живописи, которые они заочно и доселе голословно превозносили.
Эту дидактическую наглядную подборку Филипп Ирнеев специально сделал для Вани Рульникова в субботу, готовясь к уроку. Послужила она ему отличным пособием в критическом вводном монологе, впоследствии в коммуникативном диалоге с целью обсудить увиденное при изучении учебной темы «Искусство периода псевдо-Возрождения» на английском языке.
Также не поленился он виртуально придать большую реалистичность некоторым особо характеристическим наглядностям. Само по себе, не касаясь оригиналов, но добавив трехмерности, кое-где фактурности музейным, церковным, монастырским интерьерам, где помещаются сюжетные тематические изображения. В ряде случаев он усилил освещение скульптур и архитектурных сооружений той эпохи, подчеркнул тени. «Оцифруем помаленьку, и все будет в ярком солнечном свете. Без прикрас…»
Филипп показал Ване в субботу далеко не всю богатую художественную коллекцию, целевым образом им скопированную, набранную по интернетовским сусекам. Кое-что оставил на будущее для религиозного воспитания и эзотерической катехизации ученика. Нынче же все у него могло открыто пойти в ход и в пользование.
Сначала на экране появились энциклопедически упомянутые Верой и Надей храмовые здания, возведенные в период XV–XVII веков. За сопутствующий компетентный комментарий по праву взялась Анфиса — как-никак у нее за плечами искусствоведческий факультет питерской Репинки и два года работы в Эрмитаже.
Тут могли бы начаться извечные споры о вкусах, но тяжеловесные громады ватиканских католических соборов, базилик, помпезные капеллы, несмотря на всю их соразмерность, композиционную уравновешенность, пропорциональную симметричность, неожиданно произвели гнетущее впечатление. Грандиозные архитектурные идеи Брунеллески, Браманте, Буонарроти, Паладио возымели вполне определенный эффект.
С одной стороны, этому способствовало сухое, сквозь зубы и брезгливо поджатые губы, академичное изложение инквизитором-дознавателем Анфисой особенностей архитектуры представленных к ее рассмотрению культовых сооружений. Душевную инквизиторскую неприязнь к той эпохе и к римско-католическим понтификам, клирикам того времени она и не подумала как-то замаскировать.
С другого же ракурса, сверхъестественно постарался рыцарь Филипп. Он коварно обыграл светотени в антураже, выделил главное, чтобы продемонстрировать, как давит на окружающий городской пейзаж и на непредвзятого наблюдателя высокомерное мирское возвеличивание не Бога, но превознесение церковных властей, архипастырей, первосвященников, надменно претендующих на непогрешимость в трактовке и в исполнении предначертаний Божьих.
Преобладающее настроение гостей, коих развлекали показом многокрасочных картинок, в какой-то мере выразил православный апостол Петр:
— Папистская гордыня и сплошное ультрамонтанство. Во, гляньте, даже древнеегипетский языческий обелиск для имперской пропаганды приспособили, гуманисты чертовы…
Нечто нечленораздельное, неодобрительное по адресу папистов, три века возрождавших античное язычество и гуманистическую ересь, буркнул себе под нос православный апостол Андрей.
Двум одиноким защитницам эпохи Возрождения крыть было нечем — как ни крути с историческим образованием, обе они истово православной веры. И католичество недолюбливают, пожалуй, побольше Петра с Андреем.
«Так-так-так… — чуточку позлорадствовал Филипп, — ренессанческие черепашки-ниндзя… массовая культурка, из рака ноги… Сей же час перейдем к общечеловеческой шедевральной живописи, милостивые государи и государыни… Арт-шоу маст гоу он, лейдиз энд джентлмен…»
Последнюю мысль Филипп не замедлил привести во всеуслышание по-русски насчет художественного спектакля, каковой обязан продлиться, и принялся открывать одну за одной картинки с инженерными набросками неимоверно прославленного в веках Леонардо да Винчи.
За техническими пояснениями и справками обратились к пилотессе Прасковье, которая ограничилась лапидарными презрительными репликами:
— Такое летать не может…
— Такая фигня типа не в состоянии работать…
— Вон та чушня — типичный проект вечного двигателя первого рода…
Павел Семенович вроде бы пожалел совсем уж сникших однородных гуманитариев, то есть Верочку с Наденькой, попросив гостеприимного хозяина:
— Филипп Олегыч, друг мой, поелику возможно, нижайше просим вас перейти к более реалистическим искусствам и художественным промыслам.
Они, друзья мои, безусловно находят себе место, подобно парадоксальной толике прекрасного в безобразном. Будь то даже в самые мрачные годины человеческой истории, когда сон разума рождает нежизнеспособных чудовищ и ужасных уродцев, эстетические чувства питаются из разных истоков…
На немудрящую или же хитромудрую, — «как посмотреть, из рака ноги», — булавинскую провокацию Филипп не поддался. Он не перемахнул к показу возрожденческих ужасов в работах Иеронима Босха или к демонстрации корявых гуманистических уродов и выродков Питера Брейгеля Старшего.