Ярмо Господне
Шрифт:
«До них мы еще, быть может, доберемся, патер ностер. На своевременные иллюстрации Дюрера к Апокалипсису от Святого Иоанна Богослова тоже, думаю, со временем взглянем при случае…»
Пока же Филипп со своего планшетного компьютера совсем не случайно вывел на весь большой монитор ту самую «Монну Лизу» ради оживления атмосферы радушия и гостеприимства в его доме.
Тут уж официально попросил слова евангелист Матвей. Как дизайнер и компьютерщик, он мигом оценил апостольский замысел Филиппа. Тем более они как-то обсуждали, автопортрет ли это самого художника в женском экстерьере?
Тогда как сейчас, объяснив в чем хайтековская фишка, Матвей всем желающим предложил поменяться с Джокондой лицами и телами в графическом редакторе. За художественное качество моментальной цифровой съемки, а также органичность импровизированных коллажей, он головой ручался.
Для почина Филипп в первую голову сам подставился, за что и был подвергнут информационно-технологическому издевательству. Матвей ему и загадочную улыбку изобразил. Тем самым «Монна Филиппа» у него вышла на славу, заслужив смех в зрительном зале.
Из мужественного Петра Джоконда не шибко-то получилась. Совсем не вписалась в женский портрет Катя, хотя Матвей весьма реалистично увеличил и оттопырил оригинальный леонардовский бюст.
Обличье Джоконды с огромной натяжкой подошло Вере. И совершенно не нашло какого-либо органичного соответствия с чертами лица и бюстом Нади, так же как и с женскими статями Ники.
Зато Андрюша Жмудский, наверное, по старой дружбе с автором дизайна Матюшей Кургузкиным, идеально соответствовал изображению, за исключением декольте. Но с уплощенной до мужских приличий грудью он сию же секунду стал выглядеть не менее привлекательной женщиной, чем Филька Ирнеев.
Обоих тут же дружески обсмеяли, назвали трансвеститками, только притворяющимися сильным полом. С чем категорически не согласилась Верочка:
— Хорош ржать! Фил и Андрей — настоящие мужчины, каких еще поискать надо. А этот ваш средневековый козел недовинченный — просто старый педик и лизоблюд придворный.
Разделавшись с одним ненавистным культовым изображением, — «массовая культурка, из рака ноги», Филипп взялся за осуждение иных, на сей раз чисто женских музейных портретов кисти Леонардо да Винчи:
— Атеисты, гуманисты и онанисты до сих пор называют их мадоннами. Право слово, эдаких приснодев-богоматерей с голыми сиськами нынче ни один гуманист не рискнет разместить в католическом храме или в женском монастыре, как бывалоче четыре века тому назад. Чай, не псевдо-Возрождение, а третье тысячелетие эры Христовой на дворе, судари мои…
Наибольший интерес, не очень смешанный с отвращением, у гостей Филиппа вызвала леонардовская «Мадонна Бенуа». Нимбы, осеняющие девочку лет тринадцати-четырнадцати и раскормленного, голого и лысого то ли двухлетнего, то ли трехлетнего младенца у нее на коленях, никого не смутили.
В наши времена путать атеистическую светскую живопись с христианской иконописью истинно верующим не пристало. Кощунства в этой картине, также называемой присяжными искусствоведами «Мадонна с цветком», не усмотрели.
Зато красноречиво обсудили, в каком таком возрасте эта божья, твою мать, тварь должна была разродиться сим колоссальным дитятей. Если он, смотрите-ка, ее сын, много ли знал о беременности, родах, о маленьких детях художник Леонардо да Винчи, коего почему-то полагают реалистом?
— Во всяком случае гуманист из него образовался отменный, что в лобок, что по лбу, — авторитетно высказала свое мнение доктор Вероника Триконич. — Забеременеть эта девочка-подросток так-таки могла, порочно или непорочно. Благополучие ее преждевременной беременности сомнительно, однако возможно.
Но вот извлекать весьма крупный плод пришлось бы путем кесарева сечения. Мальчик мог бы выжить, мать вряд ли, учитывая уровень гуманного родовспоможения полтысячелетия тому назад…
После критического обсуждения богохульных портретных версий тайной вечери Христовой в интерпретации Леонардо да Винчи и особенно, Паоло Веронезе, святотатственно живописавшего венецианскую «пьянку-гулянку на полсотни рыл», сестры Вера и Надя бесповоротно отреклись от греховной ереси возрожденческого гуманизма, поныне насаждаемой осознанно или же неосознанно обожателями приснопамятной эпохи западноевропейского возрождения античного поганства.
Сей незначительный грех библейское общество им охотно отпустило, если они больше не видели нетленного света и вечной радости в живописных работах старых мастеров. Пасмурный сюрреализм Босха и Брейгеля Старшего нашему герою не понадобился для того, чтобы доказать, как на самом деле воспринимали неприглядный мир разумные души людские, жившие в ту горькую уродливую эпоху разврата, разброда, разлада, распрей и раздоров.
Все же Филипп не отказал себе в эстетическом контрастном удовольствии развернуть на экране перед почтеннейшим библейским обществом «Богоматерь с младенцем Иисусом» Жана Фуке, изобразившего вырвавшуюся на волю из тесного корсажа порнографическую левую грудь придворной дамы Сорель, записной любовницы французского короля-возрожденца Франциска I.
Его гостям также приглянулась своим уродством обнаженная в полный рост тяжко беременная праматерь Ева из алтарной росписи церкви Святого Бавона в нидерландском Генте. При этом они никогда не станут преклонять колени и молиться перед Гентским алтарем братьев ван Эйк, коим по сю пору сумбурно восхищаются мнимо верующие и совсем неверующие гуманисты.
Право же, Богу изначально требуется духовное поклонение, а людям — мирское и телесное, оставляемое за папертью, вне храма Божьего. И среди всякого прочего, за компанию — грешное естество женское и мужское.
Самым естественным образом, — Филипп технологично тому поспособствовал, — компанейская дискуссия перешла к сексуальной ориентации авторского творчества, к бодибилдингу и первичным половым признакам, представленным в скульптурных и живописных образах Микеланджело Буонарроти.
Знаменитые гениталии царя Давида в юности доктор Ника Триконич со знанием дела раскритиковала как малореалистичные:
— …Махонький мужской размерчик у него, конечно, был весьма распространен в эпоху Микеланджело. Но мошонка расслаблена, меж тем придатки яичек вздулись, а пенис вопреки им скукожился, словно из-под холодной воды… И не обрезан ни на миллиметр, в противоположность правде жизни и закону Моисееву, хотя пастушок Давид вроде бы еврей…