Ярополк
Шрифт:
Наклонясь над ручьем, отрок увидел змею. Змея встрепенулась и пропала из глаз. Была – и нет.
– Змея! – крикнул Баян, опасливо глядя на воду. – Она в воде сидела.
– Ручей не весь выпила? – спросил Благомир. – Чего-нибудь осталось?
– Осталось!
– Ну так черпай.
Волхв успел разложить на траве белый плат, на нем круглый хлеб, яйца, горку лущеных орехов.
Возблагодарил за пищу Сварога, положил на угол плата кусок хлеба и яйцо – Роду и пращурам.
Ложбина уходила в зеленый простор, было видно, как у горизонта она теряет берега, сливается с гладью степи.
– Словно
– Борозда и есть, – сказал волхв.
Баян тотчас вспомнил небесного пахаря, но услышал нежданное:
– Эту борозду оставил лед.
– Лед?
– В былые времена земля не знала зимы, но Чернобог хотел породниться с Белобогом. Хотел дочь свою, Марену – смерть, за него отдать. Белобог не пожелал такой жены, не взял Марену в свой пресветлый дом. Чернобог обиделся, столкнул гостя в колодец, колодец завалил горой. Черно стало на земле. Холод объял мир. Видишь камень? И там, далеко. Гор нет, а камни откуда-то взялись. Камни эти священные. Они принесены льдами с Рипейских гор.
Баян приложил руку к глазам, чтоб разглядеть Рипейские горы, но волхв улыбнулся:
– Святая гряда – на краю земли, там, где камень Алатырь.
Баян отвел руку от глаз и указывал в степь, не зная, как назвать увиденное.
– Да ведь это сам батюшка тур с семейством! – изумился волхв Благомир.
По другой стороне ложбины шел, лоснясь и светясь золотыми боками, огромный бык. Могущество его было столь неоспоримо на всю эту неоглядную степь, что казалось– небо над ним выше. Бык остановился, чуть поворотил голову на коров и телят, щипавших уж больно сладкую траву. Поворачивая голову, тур увидел людей и коротко рявкнул.
– Сиди спокойно! – услышал Баян быстрый шепот Благомира.
Тур смерил ленивым взором ложбину, отделявшую его от врагов, и отвернулся. Рога на полнеба, могучее тело покойно, а хвост с черной густой кистью так и хлещет по бокам.
Коровы и телята паслись беззаботно, тур стоял, ждал, пока его семейство съест вкусную траву, и пошел наконец, ни разу не оглянувшись. К большой воде повел стадо, на водопой.
– Любимец Дажбога! – с восторгом сказал Благомир. – Дивный зверь. Когда Дажбог родился и погнал лед из стран полуденных в полунощные страны, а льды были высотой до облаков, снега от них оставалось на земле много. Тогда Дажбог и родил туров. Они шли за льдами, поедая снег.
Баян посмотрел на облако.
– Неужто было столько льда? Уж и бело же было!
– Земля сверкала ярче алмаза. – Благомир катнул отроку яичко. – Ешь. Наш путь нынче долог. Белая земля, Баян, для богов, зеленая для людей, ибо она живая. Куда ни посмотри – звери, птицы, пчелы, муравьи, но слова, Баян, у людей.
– Еще осы, – сказал отрок.
– Осы? – удивился волхв.
– Ты сказал про пчел, про муравьев, про ос не помянул. Не придумал я заговор на ос. По-всякому говорил. Не слушают.
– Вещее слово дается тому, кто его ищет. Не отступает. Смотри.
Благомир опустил голову, руки. Все в нем стало расслабленно. Казалось, его колышет, как траву. И тут все суслики, какие только были в степи, выскочили из нор и засвистали друг перед дружкой.
Благомир посмотрел на Баяна, улыбнулся:
– А ведь
Рыбари
Солнце, пригорюнясь, клонилось к горизонту, когда Благомир и Баян пришли на реку. Поднялись на взгорье, а в распадке, скрытая от глаз, огороженная частоколом – весь [10] . Крыши тростниковые, почти на земле лежат.
10
…весь… – деревня, село.
Женщины, расположась на лугу, вязали огромную сеть.
Благомира узнали, обрадовались. Баяна приласкали. Всей деревней повели гостей в капище, в деревянную избу, где передний угол был выкрашен красной краскою. Рыбари поклонялись Роду и реке. Для Рода большой сноп с колосьями. Для матушки – три корчаги с молоком да круглый высокий камень, а на том кругу, на золотом деревянном ложе, устланном цветами, возлежала огромная, золотисто-песчаного цвета, живая змея.
Вместе с волхвом и Баяном в капище вошло четверо дев.
Поставили на стол все три корчаги [11] , круглый хлеб, блюдо с печенью налима, блюдо с солеными молоками, с икрой, пук зеленого лука, пук дикого чеснока да низкую корчагу с белыми лилиями. Для глаз.
Девы сняли крышки с корчаг, налили молока Роду, Благомиру, Баяну, нарезали хлеба. Посолили ломти крупной солью. Первый кусок опять Роду.
Молоко холодное, хлеб душистый, соль соленая. Вдруг Баяну померещилось, будто над корчагой мелькнула змеиная головка. Глянул на Благомира, тот пил молоко, одобрительно кивая волхвам.
11
…корчага… – большой глиняный горшок.
– Дивная сладость и радость! – сказал он, осушив кружку до дна. – Что было во мне черного, стало от молочка вашего белым.
И тут из корчаг поползли на стол златоголовые ужи. Баян обмер, но Благомир радостно взял одного, посадил себе на правое плечо, другого на левое. Ужи свернулись кольцами, головы подняли, глаза сверкают, язычки трепещут.
Благомир показал Баяну на блюдо с печенью.
– Ешь да чесночком прикусывай. Зело скусно!
Когда гости насытились, волхвы поклонились Благомиру:
– Дозволь покормить оберега матушки-реки?
– Покормите, – позволил жрец Сварога.
Самая юная дева стала посреди избы, а другие волхвы пошли вокруг нее, тихонечко, почти шепотом, припевая:
– На море, на океане ждет тебя, дева-кормилица, бел-горюч камень Алатырь, никем не ведомый. Под тем камнем сокрыта сила могучая, и силы той конца нет. Накорми кормящая кормящего, да приблизится день и час, и выберет сокрытая сила того, кого ждем во избавители от грядущего плена. Да будет племя славных живым, как пламя, да придет ожидаемый в оный день, в оный час, не раньше, не позже, а когда надобно.