Ярополк
Шрифт:
– Бледнехонькую?
– Ярочка и впрямь бледнехонька. Но в давние времена, когда землю покрывали сверкающие белизною льды, – центром мира была она, ныне тихая, а в те давние времена пылала такими звездными пламенами – днем, при солнце не гасла. – Волхв замолчал, и Баян молчал. Ему было стыдно за свое сердце, уж так громко стучало.
– Это – половина тайны, – сказал Благомир, – а другая половина в том, что через многие тысячи лет придут времена, и повернется небо, и опять засияет эта тихая росинка, и небо покорится ей и будет ходить вокруг нее. Когда придешь в лета седовласой мудрости, Баян, передай тайну дивных наших пращуров умноглазому отроку. Ты ведаешь, кто пращуры-то
– Скифы [14] ! Мне матушка о скифах сказывала.
– Скифы – наши дедушки. Великомудрые греки поныне зовут Русскую землю Скуфь, а нас с тобой – скифами. Мы, Баян, от корня ариев [15] !
– Ариев?
– Арий – значит благородный. Хозяин колесниц. Наследник сокровенного знания.
– Скифом быть хуже? – упавшим голосом спросил Баян.
Благомир засмеялся.
– Молодец, Баян. Никому не уступай имени дедовского. Ты – скиф, повелитель просторов. Земля скифов от великого Восточного моря и моря Индийского до Истра, от страны вечного снега, от Рипейских гор до самого Нила египетского. Се – Скифия! Но никогда не гордись попусту. Скифы не хвастали первородством перед другими народами. Зело древние, а называли себя – молодым племенем.
14
…скифы… – древние племена в Северном Причерноморье (VII–III вв. до н. э.), которые делились на «царских», «кочевников», «земледельцев», «пахарей». В IV в. до н. э. создали Скифское государство, но после разгрома готами растворились среди других племен. Скиф – легендарный потомок библейского Иафета (сына Ноя), имя Скиф – символ связи между древними славянами и скифами.
15
…арии… – арийцы – название народов, принадлежащих к индоевропейской языковой общности.
– Как же мы стали русскими?
– Промыслом Сварога. Скифы – не муравьи, в муравейники не сбивались. Родит отец трех сыновей, вот и три племени. Один в лесах живет, другой в степи, третий морем кормится. Кровь одна, а века прошумят крыльями, встретятся правнуки единого прадеда да и не поймут друг друга. Один говорит: се – солнце, а другой говорит: се – офтоб, се – шамс, гюн. Один говорит: се – небо, а другой: се – тенгри.
Замолчал Благомир. Баян пождал, пождал, что еще скажет, и услышал покойное дыхание: уснул.
Лег и Баян.
Явор огромный, в иной роще нет столько листьев, как на этом яворе, но ни единый листок не шелохнулся, оберегая сон старого и малого.
Утром в лесу они встретили олениху с двумя оленятами. Олениха поклонилась волхву, а резвые детки ее подбежали к Благомиру.
– Погладь олешек, – сказал волхв ученику.
Баян погладил, почесал одному и другому шейку:
олени, лошади, коровы любят такую ласку.
– Знакомая моя, – сказал волхв об оленихе. – Было время, набирался я силы в лесу. Нашел олешка еле живого: ногу сломал. Вот тебе и урок: на доброе зверь памятлив. Но и другое знай: человек за самый щедрый твой дар, за верную службу, даже за спасение от гибели может отплатить черной неблагодарностью. Но не сделаешь добра, отвернешься от страждущего – сам станешь черным. Нет у доброго человека выбора. Твори добро, не ожидая ни похвалы, ни награды.
– Не зазорно ли ждать злое? – спросил Баян.
– Твори добро без оглядки.
Вошли в розовое, в пылающее озеро кипрея. Возликовало сердце Баяна. Маму вспомнил, ласку пламени в ладонях. Ярополк встал перед глазами. Мелькнула, как ядовитая змея, быстрая мысль: «Не предал ли семейной тайны я, недостойный, показав диво кипрея княжичу?»
– Вот и выбрались! – воскликнул в то же мгновение Благомир, выходя из кипрея на простор.
И увидел Баян – они на той самой горе, куда приводила его матушка.
Кинулся глазами по голубым далям, ища свою родную весь.
Волхв, обняв его за плечи, сказал тихонько, ласково:
– Потерпи. Разлука наполнит твое сердце – любовью. Без любви слова неживые, как прошлогодние листья. Потерпи – ради вещего всемогущего слова.
Они пошли с горы в другую сторону, и Баян ни разу не оглянулся. Трепетало сердце, билось в тоске, как бьет птица крыльями над выпавшим из гнезда птенцом, – не оглянулся.
Они шли лугом, по синим да по голубым цветам. Спустились в пойму. Здесь трава была скошена, и люди вдали копошились муравьишками: ставили огромный стог. На небо надвигалась из-за реки лохматая, как бродячий пес, туча.
– Не успеют! – ахнул Баян, прибавляя шагу: вспомнилось, как дома спасали от дождя высохшее сено.
Волхв тоже прибавил шагу. Стало видно: люди мечутся неистово, но гром уже погромыхивал.
– Не успеют! – простонал Баян.
– А мы с тобой на что? – волхв грозно сдвинул седые брови и сам сделался тучею.
Ударил посохом оземь, вскинул руки к небу, одежда на нем заплескалась, словно его объял сильный ветер.
– Гей, орлица! – закричал волхв зычным голосом. – Твое гнездо не здесь! Лети туда, где птенцы ждут тебя не дождутся. Дождь-косохлест – ты нынче не про нас. Стой, говорю! Не то пресветлый ярый Дажбог иссушит тебя досуха.
Туча будто споткнулась о преграду, на дыбы взмыла, громоздя облако на облако. И покатилась вся эта громада краем неба. Было видно: стеной дождь стоит, да река ему, как застава неодолимая.
– Ступай! Ступай! – ласково говорил волхв туче. – На молодых пролейся. Молодым дождичек – на счастье.
Люди глядели то на тучу, то на волхва с отроком. И когда путники подошли к незавершенному стогу, все дружно поклонились своему заступнику.
«А ведь когда мы шли под дождем, Благомир и не подумал развеять тучи», – вспомнилось Баяну.
– Завершайте стог, потом поговорим, – сказал Благомир людям, – а нам водицы дайте попить.
– Квасу откушайте! – поклонились женщины.
Квас был с анисом, крепкий. В нос ударял.
– Хорош? – спрашивали женщины, улыбаясь отроку.
– Хорош.
Вдруг раздался пронзительный истошный крик.
– Зорюшка никак не разродится, – заохали женщины. – С утра кричит. И работать не работала.
– Пошли поможем, коль по силам будет, – сказал Благомир Баяну.
– Ему-то, дитю, зачем на такое глядеть? – изумились и даже испугались женщины.
– Се – мой ученик, будущий помощник ваш. Для волхвов – нет ничего в человеке тайного, нет и стыдного.
Зорюшка была бледна, как первый снег, до голубизны. Благомир осмотрел роженицу, ощупал плод. Достал из котомки снадобья, дал Баяну смешать три лекарства в серебряной ступке. Напоил болезную. Вздохнув, шепнул Баяну:
– Делать нечего, надо тучу назад звать.
Отошел от стога. Ударил посохом в землю. И снова трепетала на волхве одежда, как от бури.
Туча, укатившаяся на край неба, заворочалась, двинулась к реке. Полетели быстрые облака над косарями. И пришел черный, как пропасть, небесный вихрь. Сверкнула молния, разразив небо, и уж так грянуло – оглохли все, наземь попадали, но закричал ребенок.