Ярослав Гашек
Шрифт:
«Косогоры и склоны Карпат были изрыты окопами, тянувшимися от долины до долины вдоль железнодорожного полотна с новыми шпалами. По обеим сторонам пути огромные воронки от снарядов. Над впадавшей в Лаборец речкой, извивам которой следовал железнодорожный путь, виднелись кое-где новые мосты и обгорелые устои старых пролетов.
Вся Медцилаборецкая долина была разрыта и перекопана, как будто здесь работала армия исполинских кротов. Шоссе за речкой было разрыто, разбито, и было видно, как истоптаны поля, где прокатились войска.
Ливни и дождевые потоки обнажали по краям воронок клочья австрийских мундиров.
За Новой Чабиной на старой обгорелой сосне в густом сплетении поломанных ветвей висел башмак австрийского пехотинца с куском его голени...
Здесь буйствовал артиллерийский огонь; леса стояли без листьев, без
Поезд медленно Шел по недавно сделанной насыпи, так что весь батальон мог досконально воспринять и ощутить военные удовольствия, разглядеть братские могилы со свежеоструганными крестами, которые белели на равнинах и на склонах опустошенных холмов, и подготовить себя понемногу, но успешно к полю славы, увенчанному грязным австрийским кепи, болтающимся на белом кресте» (с. 586).
Назначение подобных «интерьера» и «пейзажа» очевидно и не требует пояснений.
* * *
«Похождения бравого солдата Швейка...», безусловно, высшая ступень в идейно-художественном развитии Гашека. Но с таким утверждением согласны не все. Так, Зденек Неедлы писал: «Признаюсь, что я больше люблю его мелкие рассказы. В них Гашека больше всего. «Швейк» — последующая проекция его в великие события мировой войны». Несомненно, новеллистическое наследие Гашека в целом шире но тематике, чем «Похождения бравого солдата Швейка...», хотя сатирик явно стремился рассказами «к случаю» Швейка и других персонажей преодолеть известную узость тематики своего произведения как антивоенного романа. Однако отдельные проблемы современности, разработанные в рассказах, в романе или совсем не затронуты (деятельность политических партий, состояние просвещения, искусства, литературы и другие), или освещены не с такой разносторонностью, как в рассказах (гримасы буржуазной демократии, бессилие парламента и его депутатов, буржуазная семья, буржуазная мораль и др.). Но зато такое тематическое ограничение и концентрация отдельных тем вокруг главной — войны и ее последствий в самых различных областях общественной жизни и сознания людей — дали Гашеку возможность художественно выявить важные черты такого крупнейшего события в истории человечества, как первая мировая война. Глубокое осмысление виденного и пережитого за годы войны, идейно-политический кругозор, несказанно расширившийся в результате активной деятельности в Красной Армии и РКП(б), богатый литературный опыт— все это способствовало созданию замечательного произведения, заслуженно причисляемого к величайшим памятникам мировой литературы, введению в галерею «вечных» типов нового художественного образа.
В «Похождениях бравого солдата Швейка...» с наибольшей отчетливостью и определенностью проявились особенности реалистического метода Гашека, были развиты и усовершенствованы его прежние художественные приемы.
Роман в значительной степени обладает почти документальной достоверностью, хотя и не буквальной в деталях. В этом выражается неизменное тяготение писателя к подлинным фактам и лицам. Большинство, едва ли не каждый эпизод романа имеет реальную основу. Вот некоторые примеры: проделка старшего писаря Ванека, наклеившего на бутылку с ромом надпись «чернила», чтобы никто не приложился к ней, действительно имела место; даже служанка Швейка пани Мюллер списана Гашеком с кухарки его семьи.
Разумеется, он отбирал факты и лица сообразно их значимости, в зависимости от того, насколько существенные явления действительности или социальные черты поведения, они отражают, т г, постольку, поскольку они являлись типическими обстоятельствами или типическими характерами. Остроту реалистического чутья Гашека можно увидеть, например, при таком сопоставлении. Раскроем «Историю Чехословакии», раздел «Политическая обстановка в Чешских землях и Словакии в первый период войны». Какие факты признаются важными, достойными внимания, показательными для этого времени? Специальное отделение пражского полицейского управления, созданное для выявления и учета государственных изменников, в начале мая 1915 года составило списки, в которых значилось 1400 «подозрительных» лиц в пражской военной прокуратуре к этому времени было разобрано 48 дел по обвинению в «измене», 148 дел об «оскорблении величества» и 449 дел о «нарушении спокойствия и порядка». В первый год войны... глухой протест выражался в саботаже организуемых властями патриотических манифестаций, распространении
39
См.: История Чехословакии, в 3-х т. М., 1959, с. 244-247.
Это самое пражское полицейское управление, которое составляло списки «подозрительных», очень живописно изображает Гашек в начале своего романа. Среди этих сотен обвиняемых были такие, как трактирщик Паливец, Швейк и их компаньоны по камере. Отношение народа к «патриотической» манифестации Швейка передано с исчерпывающей ясностью в коротком замечании: Швейка на призывной пункт везет в коляске его служанка, на углу Краковской улицы был избит какой-то бурш в корпорантской шапочке, закричавший Швейку: «Хайль! Долой сербов!» (с. 75). И недаром полиция разогнала манифестацию, так как отлично поняла, что толпа воспринимала проделку Швейка, как намек на использование «могучей» Австро-Венгрией ее последних резервов. Разговоры Швейка с крестьянами во время «Будейовицкого анабазиса», eгo встречи с дезертирами, напутствия щедрого господина, подарившего бравому солдату пять крон, все это выразительно передает настроения чехов. Кажется, нет ни одного важного исторического факта, который не был бы упомянут в романе: казни чешского запасного Кудрны; приказы Франца Иосифа и эрцгерцога Иосифа-Фердинанда о расформировании 28-го полка, два батальона которого во главе с офицерами под звуки полкового оркестра перешли на сторону русских; вступление в войну Италии и др.
Чешский историк Беранек в своей книге «Австрийский милитаризм и борьба против него в Чехии» не раз с горячим одобрением отзывается об исключительно метком изображении Гашеком в «Похождениях бравого солдата Швейка...» типичных черт офицеров и солдат австрийской армии. К этим типичным чертам он относит: австрофильство офицеров-чехов, их равнодушие, даже пренебрежение к культуре и образованию, моральный упадок офицерства, тиранство офицерства но отношению к солдатам, деморализацию денщиков.
В фактах писатель выделял и описывал преимущественно то, что имело социально-политический смысл; в лицах — отбирал и воспроизводил преимущественно такие черты, которые выявляли социально-психологические особенности изображаемого персонажа.
По-новому в романе проявился и главный стилистический прием Гашека — искусственно наивный тон повествования. Занимая в стиле Гашека важное место, этот прием органически входит в систему сатирического изображения действительности Гашеком, способствуя достижению главной его цели: выявлению разительного несоответствия истинного содержания исторически изжившего себя общественного строя с его помпезной внешней формой. Деланно наивное усердное следование Швейка кардинальным принципам этого строя делает очевидной несостоятельность этих принципов: почитания монархии, начальников, духовенства, соблюдения законов, явно ущемляющих интересы народа, и т. д.
Талантливое сатирическое произведение убедительно вскрывает, насколько назрело противоречие между общественным базисом и его надстройкой, насколько необходим революционный очистительный вихрь, способный привести их в новое соответствие на более высоком уровне.
Положив в основу романа контраст между подлинной сущностью изображаемой действительности и ее внешней видимостью, Гашек использует контраст и для целей комического повествования в романе. Но контраст для Гашека, как и все его комические примеры, не является просто средством смешить во что бы то ни стало. Писатель преследует одну цель — показать, что за внешним фасадом кажущейся мощи и несокрушимости современного буржуазного государства таятся внутренняя слабость и разложение составляющих это государство институтов.
На контрасте философско-политической и бытовой лексики построен, например, такой комический пассаж, как оценка автором проповеди предшественника фельдкурата Отто Каца: «Его проповедь была абстрактного характера и не имела никакой связи с текущим моментом, т.е., попросту сказать, была нудной» (с. 100). Комизм проповеди Отто Каца создается контрастом возвышенного и низменного, выспренного языка увещания и грубостей казармы. На этих примерах несостоятельность религиозных догматов становится еще более очевидной.