Ярослав Гашек
Шрифт:
Однако и Неедлы и Фучик признают эпохальное значение образа Швейка лишь для периода первой мировой войны (Фучик — несколько шире). Думается, что оно несравненно шире. Такое противоречие сознания и воли у многих людей продолжало существовать позднее, существует и сейчас и будет существовать в форме коллизии — «ненавижу это общество, но не могу с ним бороться» — до тех пор, пока будет существовать само эксплуататорское общество.
Гашек намеревался провести Швейка в дальнейших частях романа трудным путем преодоления слабостей и ошибок к достижению политической ясности и определенности, т.е. таким путем, каким он прошел сам. Преждевременная смерть в 1923 году помешала писателю осуществить этот замысел.
В противоречиях сознания и поведения — основа высокого комизма образа Швейка. Известно, что в сатирическом произведении этический и эстетический идеал автора утверждается как антитеза к изображаемому, в том числе отчасти и по отношению к юмористическим персонажам, хотя они поданы в комично-сочувственной форме. Идеал Гашека по «Похождениям бравого солдата
В основной коллизии образа Швейка (жгучей ненависти к эксплуататорскому обществу при отсутствии готовности и воли с ним всерьез бороться) выражены распространенные противоречия человеческой натуры: противоречия сознания и воли, разума и чувства. Классики мировой литературы, воплощая в своих героях такие особенности человеческой натуры, создали замечательные трагические образы. Гамлету Шекспира, Альцесту Мольера, Де Грие Прево, Чацкому Грибоедова, Базарову Тургенева, Мелехову Шолохова — каждому из них по-своему, в особых ситуациях, свойственны эти противоречия, проявляющиеся разному в зависимости от их индивидуальности и исторических условий. Гашек создал великолепный комический образ. Его герой принимает участие в событиях величайшей исторической важности, обусловивших начало краха одной общественной системы и смены ее другой. Благодаря этому Швейк заслуженно стал g ряд великих литературных образов. От них его отличает то, что он образ комический: Швейк не осознает противоречия в своем сознании и действиях в отличие от трагических героев, у которых это осознание — источник глубоких душевных мук [33] .
33
Очевидно, имелось в виду именно такое сходство в изображении противоречий сознания и поведения. противоречий в самом сознании Гамлета и Швейка (конечно, при резком различии других особенностей), когда на Международной конференции в Праге 25 января 1973 года, посвященной гашековскому юбилейному году, на тему «Мировое значение творчества Ярослава Гашека» Швейка называли «комическим Гамлетом нового времени».
Для самого Гашека эта коллизия во время его работы над романом ощущалась особенно остро. Только недавно он нашел в рядах Красной Армии и РКП (б) отвечающий его идеалам образ жизни и деятельности. И вот он снова отброшен на довоенные позиции, когда выразить себя можно лишь в очередном дурачестве или в «Похождениях бравого солдата Швейка...». То прекрасное, что было в России, осталось в невозвратимом прошлом; однажды он с горечью в порыве самообличения сказал: «Там (т.е. в России. — Н. Е.) было прекрасно, но я к этому не имел отношения». Поэтому, видимо, он так и задержался с описанием продвижения Швейка на фронт [34] , так и не собрался описать его похождения в России: сковывала противоречивость поведения его героя, слишком мучительно было возвращаться к воспоминаниям о годах, когда он сам был активным бойцом, преодолевшим швейковскую половинчатость. Гашек психологически не был в момент написания романа подготовлен к тому, чтобы обратиться к воспоминаниям о своем участии в гражданской войне. А насколько мог быть интересен «Швейк в России», показывают и его «бугульминские» рассказы, и описание «швейкования» Гашека в окрестностях Самары (по воспоминаниям О. К. Миненко-Орловской [35] ).
34
Между тем план «Швейка» все более и более расширялся. В одном письме 1922 года он сообщает: «Хочу описать его возвращение на родину и первые неожиданности дома». Хотя бросается в глаза, что темп развития в четвертой части романа явно замедлен по сравнению с предыдущими частями и вообще четвертая часть уступает в художественном отношении (видимо, как раз из-за некоторой растянутости) предыдущим. По свидетельству секретаря Гашека Климента Штепанека, Гашек начал писать пьесу «Швейк на мировой конференции в Генуе», судьба написанной части неизвестна.
35
См.: Миненко-Орловская О. К. Воспоминания. Ярослав Гашек в Самарском подполье. — Дружба народов, 1961, № 11, с. 226.
Роман «Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны» представляет вершину творчества Гашека как по идейной значимости, так и по уровню художественного мастерства. В нем писатель впервые осуществил свое давнишнее намерение создать большое цельное повествование. Для осуществления этого он использовал некоторые компоненты из своих довоенных рассказов, в том числе рассказов о Швейке, особенно же из повести 1917 года «Бравый солдат Швейк в плену».
Прежние качества и особенности персонажей рассказов придаются действующим лицам романа, но видоизменяются в соответствии с характером нового персонажа. Вследствие этого изменяется характер комического изображения: вместо юмористического — сатирический. Углубляется и дается
Однако из довоенных рассказов о Швейке в роман перенесено очень мало, а вот повесть «Бравый солдат Швейк в плену», в сущности, можно считать первоначальной редакцией романа. Сравнение романа с повестью позволяет сделать еще некоторые выводы об идейном и художественном развитии Гашека за последние, самые значительные шесть лет его жизни, рассмотреть развитие реализма Гашека, переход его к социалистическому реализму: роман охватывает почти такой же период, как и повесть, но в нем в тех же примерно временных рамках изображение расширено за счет многих новых эпизодов (в особенности вставных новелл — рассказов Швейка, которые в повести совершенно отсутствовали), введения и углубления характеристик персонажей, и особенно главного героя; в роман перенесены с некоторыми изменениями несколько эпизодов из повести, каждый из них более детализирован, и это приводит к большей наглядности изображаемого.
Заслуживает внимания форма характеристик героев, которую применяет Гашек. Автор дает прямые характеристики лишь эпизодическим действующим лицам. Чем больше места в романе или в отдельном эпизоде занимает персонаж, тем чаще черты его характера выявляются через поступки и речь. Гашек предпочитает больше показывать своих героев в действии, в разговоре, иногда в рассказе их о самих себе, считая, что такой способ раскрытия характеров — самый эффективный и несравненно более впечатляющий, чем авторское повествование о них. Авторская речь в романе звучит либо в форме доверительного разговора с читателем, либо в виде кратких, острых политических оценок. Приведем два примера: «Здесь (в областном уголовном суде. — Н. Е.) в большинстве случаев исчезала всякая логика и побеждал параграф, душил параграф, угрожал параграф, убивал параграф и не прощал. Это были жонглеры законами, жрецы буквы кодексов, пожиратели обвиняемых, тигры австрийских джунглей, рассчитывающие свой прыжок на обвиняемого согласно числу параграфов» (с. 43). Или — «В то время, как здесь короля били тузом, то далеко на фронте короли били друг друга своими подданными» (с. 463).
Обращает на себя внимание стремление Гашека к большей конкретизации изображаемого, что хорошо заметно при сравнении соответствующих эпизодов повести и романа (например, демонстрации Швейка в инвалидной коляске). Некоторые отрывки перенесены из повести в роман почти буквально. Их Гашек, очевидно, справедливо счел достойными сохранения: колоритная биография прапорщика Дауэрлинга, краткая характеристика майора Венцеля, изображение издевательств немецких капралов и офицеров над чешскими солдатами. Об этих эпизодах в повести рассказывает автор, в романе же — вольноопределяющийся Марек [36] .
36
Автобиографическими деталями и авторскими чертами характера наделен не только Швейк, но и в еще большей степени вольноопределяющийся Марек. По мере описания движения 91-го полка на фронте происходит раздвоение авторского alter ego между этими персонажами.
Совершенствование формы романа по сравнению с повестью отвечало серьезным изменениям идейного содержания повествования о Швейке. Повесть посвящена критике Австро-Венгрии, хотя в ней уже намечается критика империализма в целом. Гашек в романе несравненно расширяет адрес критики: она направлена не только против Австро-Венгрии, но и против буржуазной Чехословацкой республики и буржуазного государства в период империализма вообще.
Но, применяя в романе широкое обобщение, сатирик стремился и к усилению жизненной достоверности, наибольшей конкретизации изображаемого, руководствуясь непреложным законом искусства: наивысшие художественные результаты достигаются тогда, когда самые широкие в своем обобщении идеи выражаются в наиболее конкретной форме, т.е. в резких конфликтах, индивидуализированных образах... Гашек в романе освобождается от условности, предпочитая ей художественную детализацию и конкретизацию — изображение общего через единичное. В описании Австро-Венгрии он отказывается от обобщенно-условного вывода и его художественного воплощения о безумии одряхлевшей монархии и дает разносторонний сатирический обзор разнообразных ее государственных, социальных и общественных институтов в типических характерах и обстоятельствах. Вместо прежнего «условного» Швейка из рассказов и повести перед нами — живой образ.
Вся художественная структура романа свидетельствует о том, что в период работы над ним Гашек решительно предпочитал жизнеподобие условности. Гашек сохраняет графическую манеру обрисовки своих героев, но вносит в нее больше деталей. В романе почти отсутствует портрет Швейка, однако автор упоминает о его голубых глазах, больших ушах. Одежда Швейка описана лишь раз: «Старый мундир, ранее принадлежавший какому-нибудь пузану, ростом на голову выше Швейка. В штаны... влезло бы еще три Швейка... грязная и засаленная гимнастерка I с заплатами на локтях, болталась на Швейке, как кафтан на пугале... фуражка... сползла на уши» (с. 113-114).