Ярослав Гашек
Шрифт:
В первой половине мая 1915 года запасные подразделения 91-го полка, в одном из которых числился Гашек, были перебазированы в город Брук. Здесь «воинственный» вольноопределяющийся продолжал проводить свою тактику уклонения от военной службы, симулируя различные болезни или отсиживаясь на гауптвахте за нарушения дисциплины. Пребывание писателя в Будейовицах и Бруке закончилось исключением его из школы прапорщиков. Это окончательно сблизило его с солдатской средой.
Гашек подружился со старшим писарем Ванеком и стал помогать ему по канцелярскому делу. Такое положение было закреплено после нового освидетельствования 25 мая. в результате которого он был признан годным лишь к исполнению нестроевых обязанностей на фронте. Как можно судить по последней редакции романа, в компании Ванека и его окружения — денщиков, ординарцев —
Во время пребывания в Бруке, а затем по пути на фронт и на позициях Гашек близко познакомился с капитаном Сагнером, майором Венцелем. подпоручиком Рудольфом Лукашем, кадетом Яном Биглером. с поручиком Дубом-Михалеком (одной из колоритнейших фигур будущего романа). Всех их, как и старшего писаря Яна Ванека, Гашек впоследствии увековечил в своем знаменитом произведении.
Арношт (Эрнст) Кодьман, известный чешский философ, рассказал автору настоящей книги, что во время своего пребывания в запасном подразделении 91-го полка в Будейовицах, вскоре после отъезда оттуда Гашека, он слышал о разных его проделках и видел фельдкурата Каца.
Подружился Гашек во время следования на фронт с денщиком Лукаша Франтишеком Страшлипкою. Эта дружба закрепилась на позициях. Умение Страшлипки рассказывать анекдоты по тому или другому поводу или без всякого повода сыграло, видимо, известную роль в сложном процессе конструирования образа Швейка из послевоенного романа.
На фронте будущий писатель стал ординарцем по связи командира роты одного из взводов. 1 августа он был произведен в ефрейторы. 13 августа Гашек был награжден серебряной медалью в числе 87 человек по полку и 15 по роте за «особенно стойкое поведение в бою с врагом». Массовое награждение было не признанием заслуг солдат 91-го полка, а средством побудить их быть стойкими в бою. Сам писатель так излагает мотив награждения его медалью: «Когда... под Сокалем обнаружились у нашего командира батальона вши. я их выловил, помазав своего начальника ртутной мазью, и получил большую серебряную медаль «За храбрость». По свидетельству же Лукаша и Ванека, приводимому чешскими гашековедами, медаль Гашеку дали за такой «подвиг»: в лесу он встретил группу русских дезертиров и. по всей видимости, хотел сдаться им, но они сами принудили его «взять» их в плен.
24 сентября рано утром Гашек вместе с Ф. Страшлипкою во время наступления русских сдался в плен.
* * *
После кратковременного странствия по этапам транспортировки военнопленных Гашек вступает в формировавшиеся на Украине чехословацкие части для действий в составе русской армии против австрийцев, в так называемые «легионы» [10] .
По поручению организаций, образованных проживавшими в России чехами, Гашек посещает места расквартирования пленных чехов и призывает их также вступать в чехословацкую бригаду. При посещении тифозных бараков он заразился сам и надолго слег; по выздоровлении сотрудничает в Киеве в издававшихся чехами различных изданиях: газетах «Чехослован», «Революция», в 1917 году — в журнале «Чехословацкий солдат» и др.
10
Легионами чехи называли воинские части, формировавшиеся в России, Франции и Италии для действий против австро-германских войск. Действия этих частей должны были являться вкладом в дело национального освобождения чехов и словаков из-под австрийского ига. В русских и других войсках легионы носили название частей соответствующих армий.
Статьи, очерки, политическая лирика (антиавстрийские и патриотические стихи), устные выступления, которые дошли до нас по записи, — все подчинено цели: идейному и организационному укреплению формировавшегося чешского войска.
Рассказы Гашека, печатавшиеся вперемежку со статьями, очерками и стихами, были органическим дополнением к его публицистике. Они заостряли ее положения, усиливали ее воздействие при помощи такого разящего средства, как сатира. В некоторых из этих рассказов изображаются и нравы Австро-Венгрии («Портрет Франца Иосифа», «Карел был в Праге»). Другие («Гарантия», «Судьба господина Гурта») обличают военнопленных чехов и словаков, уклоняющихся
Сатирический талант писателя поднялся на новую, высшую ступень. Усиление сатирической заостренности объясняется тем, что Гашека вдохновляло пламенное чувство ненависти к угнетателям своего народа, соединенное с волей к борьбе и верой в достижение великой цели — национального освобождения. Воодушевление, вызванное участием в антиавстрийском движении, способствовало появлению в творчестве Гашека новых, более ярких красок, большей четкости в обрисовке характеров. И ранее is рассказах мы встречаем присущие Гашеку разнообразные художественные комические приемы: пародию, стилизацию, каламбуры, двусмысленности. Однако существенно меняется назначению этих приемов в его творчестве.
Состояние здоровья, заверения соотечественников, что он гораздо больше принесет пользы чешскому делу пером, нежели винтовкой, — все это удерживало его в Киеве. Временами он бывал на фронте и присылал оттуда в «Чехослован» описания действий чехословацких подразделений. В 1917 году в издании «Чехослована» выходит его юмористическая повесть «Бравый солдат Швейк в, плену...».
Идея национального освобождения захватила Гашека. Наряду с рассказами в «Чехословане», едко высмеивавшими австрийские порядки, в апреле 1917 года в газете «Революция» писатель помещает уничтожающую сатиру на главарей чехословацких организаций в Киеве под знаменательным заглавием «Клуб чехословацких пикквиков».
По приговору суда полкового комитета (формально Гашек числился полковым писарем) он вынужден выступить в печати с выражением сожаления по поводу того, что так высмеял чешских политиканов. В заметке, содержащей это сожаление, он извещал, , что отправляется на фронт. Несколько месяцев он пробыл на , фронте, его корреспонденции изредка появлялись на страницах «Чехослована». Только в октябре Гашек возвратился в Киев и вновь активно начал сотрудничать в чешских газетах и журналах.
Гашек в это время еще не очень отчетливо понимает происходящее в России. Он не понял антивоенной агитации большевиков, так как надеялся, что с победой над Австро-Венгрией придет и национальное освобождение его народа. Однако он догадывался о контрреволюционных планах командования чехословацких войск и поэтому, когда с приближением немцев к Киеву чехословацкие части в начале 1918 года двинулись в восточные области России, чтобы там вскоре поднять мятеж против Советской власти, писатель отправляется в Москву.
В Москве Гашек вступает в члены чешской коммунистической партии которую организовали левые социал-демократы как секцию РКП(б).
В апреле 1918 года руководство чешской коммунистической группы по согласованию с советскими военными организациями направляет писателя в Самару для организационной политической работы среди чехов и словаков, следовавших через этот волжский город в железнодорожных эшелонах на Восток. В Самаре Гашек сплотил чехов, словаков и других славян-военнопленных в коммунистическую организацию и сформировал из них отряд, который с другими частями Красной Армии сражался в Заволжье с белогвардейцами.
25 мая вспыхнул чехословацкий мятеж. В момент захвата Самары контрреволюционерами Гашек перешел на нелегальное положение. Скитаясь по Самарской губернии под видом идиота, сына немецкого колониста из Туркестана (Гашек был мастер на подобные мистификации), он общался с чешскими солдатами и из разговоров с ним выявил характер, размах и многие другие подробности мятежа [11] .
В сентябре 1918 года он пробрался в освобожденный Симбирск [12] , а оттуда по назначению Реввоенсовета Восточного фронта 15 октября прибыл в Бугульму в распоряжение политотдела
11
Об этом эпизоде рассказывает старая коммунистка О. К. Мименко-Орловская в своих воспоминаниях (Дружба народов. 1961, № 11, с. 217-226).
12
О пребывании Гашека во второй половине августа в советских войсках, оборонявших мост через Волгу у Свияжска, упоминает Е. Я. Драбкина в своей книге «Черные сухари» (М., l961, с. 215-217).