Ярослав Мудрый, князь Ростовский, Новгородский и Киевский
Шрифт:
2
И, должно быть, следовал бы этой простонародной, демократической вере всегда и во всем, если бы не наложил он сам на себя тяжкий крест государя, стоящего на страже Русской земли.
Уже к христианину, вероятно, ещё не зная об этом, обращается к нему надменный император Василий за помощью. Владимиру предоставляется единственный случай разом превратиться в глазах всей Европы из князя язычников в великого государя, и в обмен на военную помощь он требует в жены царевну, сестру императора. Так высоко не может вознестись никто из всех этих европейских королей, князей и маркграфов. Даже германский император Оттон 11 женат всего лишь на племяннице Иоанна Цимисхия, узурпатора, самозванца, убийцы
Правда, Владимир уже дважды женат, однако с его женами творится что-то неладное. Вдова Ярополка, монашка, плененная Святославом, родит ему несколько сыновей и пропадает неизвестно куда. Рогнеда из ревности, возможно, как только узнала о его намерении взять в жены сестру императора, пытается зарезать его во время сна. Внезапно он пробуждается и видит над собой занесенный кинжал. В бешенстве бросается он на неё, чтобы тут же убить. Однако между ними встает их сын Изяслав, мальчик семи-восьми лет, обнажает свой детский меч и говорит:
– Ты не один.
Гнев Владимира утихает. Он собирает бояр и отдает Рогнеду в их руки. Бояре судят и рядят и приговаривают: простить грех разгневанной женщине, Изяславу, проявившему мужеству, отдать в вечное владение Полоцк и отправить туда вместе с сыном Рогнеду.
Разумеется, Владимир и без этой истории мог бы жениться, ведь это был языческий брак, недействительный по христианским законам. И Василия смущает не этот языческий брак. Всё существо императора возмущается насущной необходимостью отдавать сестру в языческую страну. Он выдвигает условие, по его мнению, должно быть, неисполнимое:
– Не пристало христианам выдавать жен за язычников. Если крестишься, то получишь и ей и Царство Небесное воспримешь и станешь единоверен с нами. Если же не сделаешь этого, то не сможем выдать сестру за тебя.
Владимир соглашается и велит так сказать в Цареграде:
– Скажите царям вашим: я крещусь, ибо ещё прежде испытал закон ваш и люба мне вера ваша и богослужение, о котором поведали мне посланные вами мужи.
Ничего не остается Василию, как согласиться, ведь мятежные войска уже в Хризополе. Он настаивает ещё и на том, чтобы Владимир крестился сам и крестил всю Русскую землю:
– Крестись, тогда сестру свою пришлем к тебе.
Владимиру ничего не остается, как покориться. А как же учительство, просвещение? Теперь ему не до этого – слишком значительна награда и для него самого и для Русской земли, которую ему предстоит получить.
Начинает он с идолов, которым ещё вчера поклонялся он сам и граждане Киева. Одних он велит сжечь, других изрубить, а Перуна привязать к хвосту коня и влачить с горы по Боричеву взвозу к ручью, приставив двенадцать мужей, подобно апостолам, колотить его жезлами для поругания беса, который морочил людей в этом образе. Пока тащат Перуна к Днепру, его оплакивают те, кто остается верен язычеству. Мужей, приставленных Владимиром, никакие причитанья и слезы не останавливают. Они бросают бывшего бога в воды Днепра, а Владимир им говорит:
– Если пристанет где к берегу, отпихните его. А когда пройдет пороги, тогда только оставьте его.
И легенда гласит, что не принимают его воды Днепра, что там за порогами выбрасывает Перуна ветром на отмель, отчего с той поры то место зовется отмель Перунья.
Владимир же посылает глашатаев сказать всему городу:
– Если не придет кто завтра на реку, будь то богатый или бедный или нищий или раб, будет врагом мне.
Доброта Владимира, принявшего христианство, действует на киевлян сильнее угроз. Многие из них говорят:
– Если бы не было это хорошо, не приняли бы этого князь и бояре.
С тем идут они на берег Днепра. Там ждет их Владимир с попами, призванными из церкви святого Ильи. Киевляне входят в воды Днепра до шеи или по груди. Некоторые держат младенцев. Попы совершают молитвы.
«И была видна радость на небе и на земле по поводу стольких спасаемых душ», – уверенно заключает свой рассказ монах-летописец.
Правда, радость на небе и на земле видят не все киевляне. Сколько-то их упрямо остаются в язычестве, однако не смеют открыто выступить против воли всеми любимого князя, тайно уходят из города и прячутся по лесам, где продолжают поклоняться кто Перуну, кто Дажьбогу, кто Мокоши.
И чем дальше от Киева, тем упорней становятся русские люди. Русская земля не принимает Христа, не понятного ей. В Турове приходится действовать силой. Происходит нечто вроде избиения невинных младенцев, так что позднее в Турове складывается легенда, будто приплывает к городу каменный крест и тотчас воды Припяти краснеют от пролитой крови.
Наученный горьким опытом Турова, Владимир направляет в Великий Новгород дружину под командой Добрыни, всего десять лет назад с той же дружиной принуждавшим новгородцев поклоняться Перуну. Новгородцы принимают это повеление как новое посягательство малопочтенного Киева на их независимость. На Торгу само собой собирается вече. На вече единодушно, великая редкость для Великого Новгорода, дают друг другу клятву не впускать в город Добрыню и «не дати идолы опровергнути». Их клятва не расходится с делом. Они разрушают мост через Волхов и укрепляются на западной стороне. Добрыня вступает на восточную сторону. Его люди в течение двух дней обходят торги и улицы, уговаривая новгородце креститься, однако добром соглашаются принять неизвестную веру только несколько сот.
Тем временем на западной стороне лютует возмущенный народ. Разгневанные язычники нападают на дом Добрыни, разоряют и грабят его, избивают сродников и жену, разметают церковь Преображенья Господня и грабят и разносят в щепы дома тех, кто крестился прежде, тихо и мирно, ни у кого не вызывая вражды.
В ответ противная сторона открывает правильные военные действия. Под покровом ночной темноты Путята, княжеский тысяцкий, во главе пятисот воинов в ладьях переправляется на западный берег и занимает Людин конец, точно занимает вражеский город. До пяти тысяч новгородцев устремляются на него, «и бысть междо ими сеча зла». Добрыня переправляется на помощь Путяте и повелевает зажечь дома, стоящие на берегу. Жители бросаются тушить и спасать свое достояние. Тех, кто остался, избивают доблестные воины Киева. Сломленные новгородцы просят пощады и мира. Добрыня дает им мир и сокрушает идолы, сжигая деревянных кумиров, бросая, изломав, каменных в речку, и «бысть нечестивым печаль велика». Свергнув тех, кого ставил сам, воевода посылает во все концы с приказом идти ко крещению, а тех, кто упорствует в своем староверстве, его воины тащат и крестят силой. Кое-кто исхитряется, уверяет, что прежде принял крещение, однако Добрыня, тоже не прост, повелевает всем крещеным надеть крест, «и иже того не имут, не верити и крестити».
И льется кровь непокорных по всей Русской земле.
3
Страшную цену приходится заплатить Владимиру за царевну, но он все-таки платит её и посылает в Константинополь сказать, что условие исполнено им и что пришло время Василию исполнять свое обещание.
Василий не в силах исполнить свое обещание, которое вынудили у него обстоятельства. Теперь к нему приплыли варяги, присланные Владимиром, и под их ударами Варда Фока вынужден отступать. Смертельная опасность его миновала. Он вспоминает свое императорское достоинство. В высокомерии византийской гордыни он повторяет, что дочь рожденного в пурпуре сама рожденная в пурпуре с варваром в брак не может вступить. Что-то в этом роде он велит передать тому, кто спас его корону, а вместе с короной, возможно, и жизнь.