Ярослав Мудрый. Великий князь

Замыслов Валерий Александрович

Протест против решения отца перерос в заговор обиженных с участием Святополка, Ярослава и, вероятно, сидевшего в Тмуторокани Мстислава. О поведении остальных обойденных сыновей Владимира ничего не известно.

Узнавший о сговоре Владимир в первой половине 1013 года заточил в темницу Святополка. Планируемый Крестителем Руси в 1014 году поход на Новгород имел целью призвать к послушанию строптивого Ярослава, который, по точному замечанию С.М. Соловьева, «не хотел быть посадником Бориса в Новгороде и потому спешил объявить себя независимым».

Почти

шестидесятилетний князь киевский часто недужил, и выступление не состоялось. В связи с предпринятыми Владимиром против Святополка и Ярослава шагами показательно сообщение Титмара Мерзебургского о том, что киевский правитель «всё свое наследие полностью оставил двум сыновьям, тогда как третий пребывал в заключении».

Толковать Титмара можно по-разному, тем более что сведения саксонского хрониста отрывочны, но вес их достоверности особый, так как эти данные появились в хронике из-за беспокойства Титмара за судьбу его собрата и друга – епископа Рейнберна, угодившего в эту авантюру заодно со Святополком и умершего в заточении в Вышгороде.

Сама запись позволяет судить, что Титмар располагал этим известием еще при жизни князя Владимира.

К моменту кончины отца Борис находился в Киеве практически в роли соправителя.

Глава 4

Цесарица Анна

Двадцатипятилетняя «дщерь Священной империи» была довольно недурна собой и многими своими чертами лица напоминала свою мать, Феофану, и не только обликом, но, пожалуй, и нравом.

Сразу после обряда венчания в храме Владимир Святославич, любуясь новоиспеченной супругой, молвил:

– Поздравляю, Анна. Отныне ты великая княгиня.

Но супруга тотчас поправила:

– Не желаю называться великой княгиней. В Византии я была царевной, а теперь я стала цесарицей.

– Но здесь не Византия.

– Но и не Тмуторокань, а великая держава. Болгария намного меньше и слабее Руси, но правители ее именуются царями. Не пора ли и на тебя, супруг, возложить царский венец?

Тщеславия у Владимира Святославича хоть отбавляй, но слова Анны заставили его лишь усмехнуться:

– Чужеземные князья ныне взяли в обыкновение нарекать себя царями и королями, хотя у иных и земель – кот наплакал. Пусть потешатся, а мы посмеемся. Великий князь – князь над князьями, и это звучит куда царственней.

– И все же я не позволю себе согласиться с твоими насмешливыми словами. Русь превращается в империю, и, если нас судьба связала, я все силы приложу, чтобы ты стал монархом.

– Я и так единодержавный правитель.

– Не увенчанный короной.

– Ты упряма, Анна. Оставим этот пустой разговор.

Но Анна преследовала далеко идущие цели. Она привезла из Херсонеса не только иконы, кресты, богослужебные книги, но и многих греческих священников, а затем, шаг за шагом, ее двор наполнился византийскими вельможами.

Князь Владимир смотрел на «причуды» супруги сквозь пальцы. Анна скучает по родине, так пусть ее двор напоминает Византию. Ничего в том худого нет. Он и сам большой

сторонник империи.

Анна же сблизилась с греческим митрополитом Феопемтом, сидевшим в Киеве. Их душеспасительные беседы стали частыми и долгими, и через некоторое время Анна стала такой деятельной христианкой, что ей могла бы позавидовать и великая проповедница Ольга. Именно благодаря супруге Владимира в Киеве и в других южных городах Руси всё больше становилось храмов и верующих людей.

Но не все были довольны великой княгиней. Византийские вельможи постепенно оттеснили от двора ближних бояр Путшу, Еловита, Талеца и Ляшко.

– Царицей себя возомнила, – недоброжелательно толковали те меж собой. – Древние устои рушит. Наводнила двор византийцами, а на нас как на неотесанных мужиков смотрит. Надо великому князю пожаловаться. Пусть укротит свою строптивую супругу.

Но Владимир Святославич не внял уговорам бояр. Урезонил:

– Вы бы, господа бояре, вместо того, чтобы великую княгиню хулить, почаще бы ее Богом чтимые дела славили да мошной своей на возведение храмов помогали. Вам бы только языками чесать. Слушайтесь великой княгини!

– Какой? У тебя их много, – сорвалось с языка Путши.

Не хотел говорить, но сорвалось. Ныне ожидай беды: конь вырвется – догонишь, а сказанного слова не воротишь.

Владимир Святославич крепко осерчал:

– У меня, да и у вас – одна великая княгиня. С остальными же женами я в храме не венчан. Вы это на всю жизнь запомнить должны… А коль моя супруга вам неугодна, то перебирайтесь-ка в Вышгород. Мошной тряхните да крепость кое-где подлатайте. Там вам будет покойно.

Бояре позеленели. Вот и поговорили! Слова великого князя означают ссылку. Вышгород давно знаменит опальными людьми. Добро еще в поруб не приказал кинуть.

С отъездом самых знатных бояр в Вышгород влияние Анны во дворе князя еще больше укрепилось. А через полтора года после Крещения Руси, она родила Бориса.

Великий князь, глянув на сына, улыбнулся:

– Еще один княжич.

– Цесаревич, супруг, цесаревич! Племянник византийского императора Василия.

И Анна произнесла это так твердо, что у Владимира Святославича исчезла улыбка с лица.

– На твоей родине, в Византии, цесаревичем, как мне известно, нарекают наследника престола. Наследника!

Анна положила младенца в колыбель, подошла к мужу и нежно обвила его шею своими бархатными грациозными руками.

– Поверь мне, милый супруг, наш Борис будет самым любимым твоим сыном. И ты сам захочешь сделать его наследником престола.

– Сломав обычай?

– Не всякий обычай приносит государю радость. Тому пример – твой старший сын Святополк. Ну чисто волчонок.

– Не тебе судить, – нахмурился Владимир и добавил: – В каком народе живешь, того и обычая держись.

Анна, вельми умная Анна, не любила вступать в затяжной спор. Она просто промолчала и поцеловала мужа в губы. Ее оружие – ласка и терпеливое, но настойчивое (без назойливости) умение идти к своей заветной цели.