Ярослава и Грач
Шрифт:
Смеется, черт побери! Боги, что она должна сделать, чтобы он на нее все-таки наорал?! А ведь однажды она сделает, она в этом не сомневается… И от этого еще страшнее.
Яра снова разворачивается к нему лицом.
— Это ты прости, — шепчет она, не глядя на него. — Я не должна была всего этого говорить… Я просто… Ну, не знаю… Ждала, что ты меня как-то по-иному представишь. Чтобы стало понятно, что я не просто Яра. В общем, глупость сделала.
— Бывает, — кивает Григорий. — Только больше так не делай, а то мало ли с кем я разговариваю. Но мы оба хороши. Я чего-то смутился, когда надо было сказать…
И
— Ты как так быстро меня нашел? — спрашивает она.
— Я хотел тебя у Сокола перехватить, но не успел. Пришлось брать след.
— Чего? — обалдевает Яра.
Григорий смеется.
— Я безопасник, — отвечает он. — У меня свои фокусы. А мы нехорошо расстались, неправильно. Не стоит расходиться, поругавшись и не помирившись.
Но Яра пропускает это мимо ушей, потому что…
— Да ты сбежал ради меня с работы! — с восторгом понимает она.
— Угу, — улыбается Грач. — Все, мне светят выговор с занесением в личное дело и последующее увольнение. Так и знал, что ты не доведешь меня до добра.
Яра несильно бьет его кулаком по груди. Сильно чревато ушибом кисти. Проходили уже. Григорий снова смеется. Что-то уж очень у него хорошее настроение сегодня.
— Ты так рад встречи с этой Юлей? — ревниво интересуется Яра.
— Да нет, — усмехается он, — просто все вспоминаю взгляд, которым она одарила меня, когда ты ушла. Я на курсе самый тихий был. Много учился и почти не развлекался. Мне после смерти отца еще долго не хотелось развлекаться. И все быстро уверились, что я ботаник и ни на какую дерзкую выходку не способен. Хотя, честно говоря, в какой-то момент я и сам в это поверил. А потом в мою жизнь ворвалась ты.
— Значит, так меня в следующий раз и представляй, — предлагает Яра. — «Ярослава — моя самая дерзкая выходка». Меня устроит.
— Яра…
Грач гладит ее по голове, а Яра вдруг понимает, что в квартире слишком тихо.
— А где мама? — недоуменно спрашивает она.
— Ушла за хлебом, обещала вернуться через пару часов, — снова смеется Григорий. — Дорога до булочной нынче далека и терниста, в мое время такого не было.
Орать «мама!» сейчас некому, и Яра просто возмущенно краснеет. А потом понимает одну вещь, которой до этого как-то не придавала значения. Вот сейчас Гриша в ее комнате. Сидит на ее кровати. И это странно. Словно он ворвался туда, где ему нет места. Это как если бы его детская все еще была где-то, и она пришла бы туда и стала осматриваться, перебирать вещи. Это как-то чересчур лично. И в то же время, она готова его сюда впустить.
Но зря мама ушла, заниматься здесь сексом все равно, что осквернять святое место. Она бы не смогла. А он и подавно. А вот просто полежать рядышком… Что-то в этом есть.
И она протягивает ему телефон.
— А включи что-нибудь, что ты в моем возрасте слушал, — просит она.
Грач долго роется в поисковике, потом уверенно делает выбор и протягивает ей наушник. Яра тянет его за руку, укладывает рядом.
«Песен еще ненаписанных сколько?
Скажи, кукушка, пропой.
В городе мне жить или на выселках,
Камнем
Они лежат, прижавшись друг к другу, потому что кровать узкая, а Грач большой, и смотрят в потолок, и слушают молча, и Яре кажется, они стали ближе друг к другу еще на шаг, а значит, обязательно со всем справятся.
Ведь не может быть иначе... Правда?
_________________________________
* В. Цой "Кукушка"
История третья
полгода спустя
В десять часов вечера территория Конторы тиха и безлюдна. Грач возвращается с полигона, на котором час выбивался из сил, гоняя себя по кругу, и натыкается в раздевалке на Яру. Она сидит на скамейке в позе лотоса, вперив взгляд в его шкафчик.
— Ты как сюда попала? — хмурится Грач.
Не отводя взгляда от шкафчика, Яра поднимает вверх руку и несколько раз прокручивает на пальце кольцо со связкой ключей.
— Стащила у отца, за полчаса сделала дубликат в ближайшем ларьке и незаметно вернула обратно, — безо всяких эмоций поясняет она.
— Давай сюда.
Яра послушно кладет связку в протянутую ладонь. Григорий не видел ее месяц и не может не заметить перемены. Она выглядит уставшей, лишенной своей безумной энергии и разом повзрослевшей. Ему выть хочется. Это он виноват. Он старше, и ответственность за нее и за их отношения лежала на нем. А он не справился, не уберег. И вот теперь она расхлебывает его ошибки.
— И зачем такие сложности, если так просто отдаешь?
Он садится рядом на лавку, прислоняется спиной к стене.
Присутствие Яры не смущает и не мешает. Она никогда ему не мешала. Ему просто хотелось немного тишины и покоя. Что ж, вот теперь она тиха, как никогда.
— Хотела увидеть тебя.
Она похудела. Волосы не распущены как обычно, а собраны сзади в низкий хвост. А вот одета чересчур тепло даже для конца августа. Джинсы, черная футболка без принта, ветровка. Берцы эти ее, и как носит, тяжелые же. Зато вытащила все сережки из левого уха. Правое ему не видно.
И в этом тоже виноват он.
— Сокол говорит, ты живешь отдельно.
— Угу, — кивает Яра, а потом ее прорывает. — Я хотела снять комнату в коммуналке, но отец запретил. И поскольку всю эту мою самостоятельную жизнь оплачивает он, пришлось согласиться на его условия. Он нашел старушку — божий одуванчик, снял у нее одну комнату, и, судя по всему, наказал следить за мной. Не удивлюсь, если она ему докладывает, во сколько я домой возвращаюсь и спать ложусь. А еще, если он ей доплачивает, чтобы она меня терпела. Мы когда с ней пересекаемся, у нее лицо такое становится... В общем, я сейчас у этой старушки живу, а в сентябре надеюсь в общагу перебраться. Мне обещали, если места будут, их же в первую очередь иногородним выделяют. Я на работу устроилась в кафе на дневные смены. В общепите больше никогда есть не буду. Зато по вечерам там мастер-классы по кулинарии, для своих бесплатно, ну, я хожу, учусь понемногу. А в сентябре стипендию выплатят, и оксфордская еще при мне, так что деньги будут…