Ярослава и Грач
Шрифт:
— Вам помочь? — раздался голос над ухом. Чужая ладонь легла на талию. — Потанцуем?
Приятный мужской голос. Почему бы не расслабиться и не послушать его подольше? Только вот отчего он совсем не похож на бархатистый баритон с легкой хрипотцой, который она так любила?
Баритон. Гриша. Стоп.
— Нет, я не одна, — заплетающимся языком пробормотала Яра, сбрасывая с себя чужую руку.
Получилось вяло. Тело отказывалось подчиняться. Яра воззвала к силам, просто чтобы убедиться, что они при ней и она в безопасности, но те внезапно не ответили. Она прислушалась к себе и ощутила в венах их рваный, несвязный поток, будто что-то раздирало их в клочья, как ветер туман.
Ладно.
Здесь все равно слишком много людей, и использовать силу, значит рассекретить себя, то есть подставиться не только самой, но и подставить отца, и Гришу. Нет, нельзя.
— Ну и что, — снова произнес голос над ухом, — давай потанцуем.
«Танцуй», — шепнул дурман в голове.
Яра помотала головой. Нет.
— Я не одна, — выдохнула она.
— Конечно, теперь ты со мной, — ответили ей, и Яра обернулась и попыталась сфокусировать взгляд на лице говорившего.
Совсем молодой мужчина. Лет двадцать пять, может чуть больше. Правильные черты лица. Блондин, длинная косая челка свисает вниз.
Дальше вглядываться стало сложно. Яра попробовала проморгаться, но это не помогло. Все внутри требовало перестать сопротивляться, ни о чем не волноваться, позволить дурману подарить ей немного блаженного забытья… Разве она не заслужила чуть-чуть отдыха от своих переживаний?
— Отпусти, — из последних сил потребовала Яра.
— Зачем? — спросил мужчина. — Тебе понравится.
Яра попыталась дернуться, но он притянул ее к себе. Прижиматься к чужому телу было неприятно. Ей показалось, что даже сквозь аромат дурман-травы она уловила чужой запах, и от этого окончательно стало противно. И страшно. Чужие руки полезли под майку, Яра попыталась оттолкнуть его, но он держал крепко.
Мерзко, гадко… Не надо…
— Не надо, — выдохнула она, все еще веря, что это может помочь.
Гриша всегда останавливался, если она просила. Она могла сказать «нет» в любой момент и считала это чем-то самим собой разумеющимся. Но, видимо, это было не так.
— Вот же стойкая, — усмехнулся мужчина. — Ведьма, да? Ну ничего, так даже интереснее. И тебя возьмет.
«А ведь он не под кайфом», — поняла Яра.
Как так?
Но дурман все-таки сделал свое дело. Мыслить связно уже не получалось, на нее напала апатия, вызванная легкостью бытия. Все неважно. Получай удовольствие, пока есть возможность…
Яре вдруг почудилось, что она кукла. Красивая, фарфоровая, с удачно намалеваным лицом и ручками и ножками на шарнирах. Но она ничего не решает, не может себя защитить, не вправе потребовать перестать, ею можно играть как захочется. Даже вот так.
Одинокая слезинка скатилась по гладкой фарфоровой щеке.
Чужая ладонь сжала ее за ягодицу, чужие губы прижались к ее шее…
«Гриша…» — с ей самой неясной тоской позвала про себя Яра, уже почти не помня, кому принадлежит это имя.
И в этот момент мир наполнился громкими неприятными звуками, обрушился на голову, ее отпустили, и она расслышала…
— Работает спецназ! Все на пол! Лицом вниз! Не дергаться!
Спецназ… Чудовищным усилием Яра продралась сквозь наркотический туман в своем сознании, пытаясь понять, что происходит. Точно! Все не так, как нужно. Она послушно упала на пол и едва не расплакалась от облегчения. Все. Ей повезло. Теперь хотя бы не изнасилуют. Несколько часов в КПЗ, а потом выпустят до выяснения обстоятельств. И пусть никто и никогда об этом не узнает. Она уже совершеннолетняя, все повестки будут приходить ей.
— Проветрить бы здесь, — раздался голос над головой. — Надо их в чувство приводить. Вот же… молодые ж совсем девчонки. Жаль, что в этом
Голос отца отрезвил лучше свежего воздуха. Яра представила, что будет дальше. Их всех поставят к стеночке, будут разворачивать по очереди лицом вперед, и отец конечно же ее увидит. Или кто-то из его воробьев. И еще неизвестно, что хуже.
— Да я бы сам, — ответил отцу ее любимый баритон с хрипотцой. — Блин, они ж по возрасту как Ярка.
Гриша.
Гриша! Туда, к нему, в безопасность…
И Яра перекатилась с живота на спину.
— Девушка, а вам что, особое приглашение надо… — начал Сокол, но осекся, разглядев лицо.
— Привет, пап. Гриша, — постаралась улыбнуться Яра и сама почувствовала, насколько жалко это вышло. — А можно мне на свежий воздух досрочно? А то что-то мутит.
Эффект от дурман-травы Яра все-таки прочувствовала в полной мере, ибо надышалась она знатно. Стоило оказаться в безопасности и наконец расслабиться, и ее накрыла эйфория, которая держалась почти сутки. А вот потом началась ломка, и это было ужасно. Днем ее выхаживала мама, а по вечерам приезжал Григорий, всю ночь держал за руку и менял мокрое полотенце на голове или укутывал в одеяло, а ее бросало то в жар, то в холод, тошнило, она никак не могла напиться, малейший свет вызывал страшную боль в глазах, мышцы без конца сводило судорогой, в голове ритмично бил набат, и от каждого удара она разлеталась на части, и все внутри требовало вдохнуть сладковатый аромат и прекратить эту пытку. И, кажется, она то ластилась к Грише, умоляя помочь, то кляла, заявляя, что ему доставляет удовольствие смотреть, как она мучается, и что она ненавидит его. Отец раздобыл для нее какой-то абсорбент магического толка, настоящее пойло, от него рвало и было еще хуже, но он сказал, что это ей только кажется, что нужно не допустить привыкания. И Яра послушно пила в те моменты, когда у нее получалось вспомнить, что стать наркоманкой никак не входило в ее жизненные планы. А потом спустя вечность, хотя прошло всего двое суток, отец принес ей что-то алое в маленьком стеклянном флакончике с темными стенками, и когда ее наконец отпустило, он начал орать. И орал с час, пока не охрип, и мама не пыталась его остановить, и Яра только радовалась, что Григория в тот момент рядом нет и он этого не видит и не слышит. Думать связано все еще было тяжело, и она никак не могла понять, что сделала не так. Она же не знала. А потом ее наконец отпустили домой, и Гриша забрал ее от родителей и молчал всю дорогу.
— Ладно, — сказала Яра, когда они переступили порог их квартиры. — Давай, ругай, кричи.
— Насколько я знаю, Сокол уже сделал это за меня, — мрачно ответил Григорий, ставя на пол спортивную сумку с ее вещами.
— Тогда хотя бы объясни мне, в чем я виновата, — твердо попросила она. — Я ведь не знала, что там. Я просто хотела потанцевать.
— Виновата? — переспросил он. — Яра, мы испугались за тебя. Сокол до сих пор отойти не может, а твоя мать по ночам пила сердечные капли.
— Испугались… — повторила Яра.
Такое простое объяснение почему-то не приходило ей в голову. Ведь она так и не смогла рассказать ни отцу, ни маме про то, что едва не случилось.
— Зачем ты вообще туда пошла? — спросил Григорий.
Именно спросил. Отец орал вопросительно, но в его варианте этот вопрос был чисто риторическим, и ответ был всем ясен.
Яра прислонилась спиной к стене и сползла вниз. Посмотрела на свои руки.
— Захотелось развлечься, — честно ответила она. — Сижу как сыч в четырех стенах. Не хотелось в очередной раз куковать одной дома.