Ярость ацтека

Дженнингс Гэри

Но ее отповедь нимало меня не смутила.

– Вам обеим придется научиться вести себя уважительно, если вы хотите работать под моим началом.

– Под твоим началом? Что это значит? – заинтересовались женщины.

– Это значит – быть секретными агентами, ясно? Может, я пока и не генерал, но зато главный шпион падре, начальник его разведки.

Ракель охнула.

– Так мы будем шпионить? То есть выведывать секреты?

– Как это ни назови, Ракель, но ты вернешься в Мехико, прикинешься верной сторонницей вице-короля и будешь держать глаза и уши открытыми. Все сведения о передвижении

войск и подготовке к обороне города, которые только удастся узнать, немедленно переправляй ко мне с гонцами. Постарайся найти для этой цели надежных друзей, кому можно доверять.

– Ну где это видано, чтобы женщины служили шпионами? – воскликнула она в величайшем возбуждении. – Такое возможно только у нас!

Я пожал плечами.

– Не знаю, но прежде чем так уж этому радоваться, хорошенько все взвесь. Имей в виду, если тебя поймают, ты проклянешь свою мать за то, что она тебя родила.

– А как насчет меня? – нетерпеливо встряла Марина.

– Падре нужны сведения насчет Гуанахуато: как идет подготовка к обороне, каковы дороги на подступах к городу, и все такое прочее.

– Мне предстоит отправиться в Селайю и Гуанахуато, чтобы шпионить?

– Нам с тобой предстоит там шпионить. Правда, в Гуанахуато меня знают, но, думаю, борода поможет изменить облик. Кроме того, кому придет в голову заподозрить Хуана де Завала, кабальеро и владельца гасиенды, в убогом ацтеке, трусящем на осле, тогда как его трудолюбивая жена плетется за ним, с узлом пожитков, время от времени кормит мужа тортильями и высматривает пулькерию, чтобы он мог утолить жажду.

86

Селайя

Мы с Мариной прибыли в Селайю к полудню следующего дня, опередив армию на несколько часов. Я ожидал увидеть баррикады, военные кордоны и часовых, опрашивающих всех, кто прибывает в город, однако все оказалось совсем наоборот. Караулов не было и в помине, и мы появились как раз вовремя, чтобы увидеть, как командиры выводят из города большую часть своих войск.

– Ополченцы и гачупинос покидают город, – сказал я.

– Некоторые жители берутся за оружие, – заметила Марина.

Креолы и их слуги возводили возле городской площади баррикады.

По всему городу циркулировали самые разнообразные, порой совершенно немыслимые слухи. Одни говорили, что повстанцы разгромят город и перебьют всех до единого его жителей, другие же возражали, что опасность грозит только гачупинос. Находились и такие, кто уверял, будто нашу армию ведет сама Пресвятая Дева и мы никому не причиним вреда.

Единственные достоверные сведения, которые я смог сообщить падре, заключались в следующем:

– Горстка храбрых креолов готова защищать город. Их всего несколько дюжин, но если они произведут залп, даже страшно представить себе, что могут натворить наши войска.

Развивать эту мысль никто не стал, но все, понятное дело, подумали о грабежах, насилии и убийствах.

Падре был доволен тем, что войска вице-короля обратились в бегство, а вот Альенде – нет: он надеялся убедить их перейти на нашу сторону.

* * *

После полуночи падре разбудил меня и вручил послание, которое я должен был передать городским властям, ayuntamiento.

–

Тебе предстоит доставить ультиматум с требованием капитуляции, а это может быть опасным, – предупредил он. – Случается, что парламентеров иной раз убивают на месте.

Я пожал плечами, не слишком веря в подобную опасность. Судя по наблюдавшейся в Селайе панике, ее власти будут только рады любой возможности кончить дело миром.

Однако тон обращения к отцам города меня поразил. Вот что было написано в ультиматуме.

Мы приближаемся к вашему городу с намерением обеспечить безопасность всех испанцев европейского происхождения. В случае добровольной сдачи им гарантируется гуманное обращение. Однако при попытке оказать сопротивление и открыть огонь наша кара будет неминуемой и суровой.

Да вразумит вас Господь, и да пребудет с вами милость Его во веки веков.

Поле битвы. 19 сентября 1810 г.

Мигель Идальго,

Игнасио Альенде

P. S. Если вы прикажете открыть по нашим войскам огонь, мы без промедления обезглавим семьдесят восемь европейцев, находящихся в наших руках.

Мигель Идальго,

Игнасио Альенде

Провожая меня к лошади, падре сказал:

– Меня печалит необходимость вести себя по-варварски. Хоть я и надел солдатский мундир, но я не первый слуга Господа, взявший в руки меч. Сейчас, когда мне приходится вести собственную войну, я с большим пониманием и терпимостью отношусь к Папе, который послал войска в Святую землю, зная, что погибнут тысячи людей, причем множество невинных.

Он сжал мою руку.

– Пожалуйста, Хуан, втолкуй им самым решительным образом, что они должны сдать город без единого выстрела. Боюсь, что если хоть кто-то нажмет на курок, я уже не смогу сдерживать армию.

Двадцатого сентября, перед рассветом, я вручил послание алькальду.

– Нам нужен ответ, pronto, – заявил я, сделав ударение на последнем слове, обозначавшем «скоро».

– Мы должны посовещаться, прежде чем принять решение, – ответил он.

Я указал на церковную колокольню.

– Сеньор, если у вас имеются сомнения, поднимитесь наверх и убедитесь собственными глазами.

С тем я и отбыл, опасаясь, вдруг у кого-нибудь из солдат сдадут нервы и он, нажав на курок мушкета, всадит пулю мне в спину.

Я не зря предложил алькальду полюбоваться нашим лагерем с высокой колокольни. Тысячи и тысячи походных костров произвели на представителей городских властей должное впечатление, позволив оценить, сколь велика грозящая им опасность. Альенде специально приказал не тушить костры в течение часа после того, как послание будет доставлено.

Наконец ближе к полудню из Селайи прибыл гонец, объявивший, что нас впустят в город без сопротивления, но просят дать «время на подготовку».

Падре согласился отложить вступление армии до завтра.