Ярость on-line
Шрифт:
Поднимаясь по ступенькам, Череп и «штатный киллер» стали свидетелями сцены, наводящей безобразную тень на благочестивые заявления о том, что посетители Офиса — невольные ли, вольные, — не застанут ни «гор огнестрельного оружия, ни трупов, раскиданных в творческом беспорядке». Неприглядная сцена состояла в следующем: двое «черепов», взяв мертвое тело за руки, за ноги, тащили свою ношу в неизвестном направлении. (Не на Кухню, нет.) Не исключено, боевики заблудились.
— Они мне ковры изгадят, мерзавцы! — прошипел Череп. — Уберите-ка это дерьмо!
Сомнений не оставляло одно — к процессу «умерщвления» приложил лапу Курт Страйкер. Бандиты несли Саймона С. Смита по прозвищу Снежный
Тем не менее, Волк обуздал рефлексы, протолкнув булку по пищеводу — к адресату. Эмоциональные переживания усиливали голод. Желудку было плевать на то, что творится снаружи. Что значит визуальная картинка по сравнению с утробным, жутким голодом? Кроме того, бандиты, застигнутые врасплох криком начальства, утащили труп в ближайший коридор (который вовсе не обязательно вел в морг).
Оказавшись этажом выше, Курт и Череп прошли очередной коридор. Причем Курт, озабоченный подносом, едва не проскочил мимо нужной двери. Сказать, что та была неприметна, значило ничего не сказать. Располагаясь отчего-то посреди коридора — не в начале, не в конце, — дверь (до идиотизма) гармонировала с интерьером. Ее также покрывали обои. На уровне пола был прибит плинтус. Присутствовал даже пасторальный пейзаж в скромной рамке — кладбище в лучах заходящего светила. Могилы, кресты, надгробия.
Зловещая шутка.
Ручка отсутствовала как таковая. О том, что сюда следовало обращаться по «личным вопросам», свидетельствовала небольшая медная табличка, где и говорилось о «приемных часах». Многие, однако, тщательно изучив пасторальный пейзаж, приходили к выводу, что их проблемы вполне могут подождать. До следующего раза.
Безволосый открыл дверь чип-ключом (щель маскировалась стыком обоев), вошел внутрь. Датчики идентифицировали личность и отключили «Alarm!». Вспыхнула люстра, настольный электронный хронометр. Беззвучно пробудился монитор. С учетом позднего времени автоматически задернулись пуленепробиваемые жалюзи.
Глава Ордена устремился к рабочему столу. Сел.
— Чего стоишь? В ногах правды не сыщется… — Оказавшись в привычной обстановке, Череп вновь обрел обыденно-раздраженное состояние духа, потому как «правильный» начальник всегда чем-то недоволен. — Так, что тут у нас… Вот мерзавцы!
Гангстер защелкал клавишами, снял трубку телефона, с грохотом опустил на место. Экран коммуникатора безжизненно чернел. Сигнал, разумеется, отсутствовал.
Курт, схватив с подноса кусок колбасы, осмотрелся.
Он бывал здесь пару раз, причем ни одно посещение не ассоциировалось с чем-то конкретным. За исключением Черепа, конечно. Его личность заполняла своей экспрессией, незыблемой конкретикой — без остатка, — любое помещение, не оставляя пустотам ни единой лазейки. Здесь же, в собственном кабинете, ничто не раскрывало сущности Черепа. Будто у него не было личности вовсе. Иные руководители стремились загромоздить кабинеты дорогими безделицами, антиквариатом, живописью, стеллажами с бумажными книгами (слишком дорогими, чтобы их читать). В кабинете же Черепа отсутствовали как картины, так и книги, не говоря о безделицах. К антиквариату можно было причислить древний телевизор «Panasonic», хотя Курт подозревал, что старомодному бандиту комфортней наблюдать двухмерное изображение, чем животрепещущую голограмму…
Не кабинет, а вакуум. Ничем не заполненная, бездушная пустота. Не оттого, что нечем. Череп обладал богатым, насыщенным внутренним миром. Будь гангстер
По здравом размышлении окружавший вакуум представлялся Волку столь же красноречивым, как и кричащая антикварная обстановка иных кабинетов. Их-то владельцам не посчастливилось удивлять посетителей чем-то иным. К примеру, экспрессией, незыблемой конкретикой собственного мироощущения. Кабинеты этих начальников трещали от распиравшего их вакуума. Чтобы заполнить пустоты, требовалась прорва антиквариата и «многозначительных» безделиц. Кабинет же Черепа говорил о скрытной, сосредоточенной личности, для которой доверие — роскошь.
Суровой и… одинокой.
Даже в своей крепости, в сердце могущественного Ордена, безволосый не мог расслабиться. Не мог отвернуться, не опасаясь вероломного удара в спину… Не мог излить душу. Курт никогда не видел жилых апартаментов Черепа, но отчего-то верил, что те в той же степени лишены показушной индивидуальности, как и кабинет.
Ни намека на слабину. Никаких безделиц. Книжки, антиквариат… Только броня.
В этом состоял трагизм ситуации. Череп, нужно полагать, добился всего, о чем мечтал (Череп-ребенок, Череп-подросток, Череп-юноша, необщительный, замкнутый парень, возникновение, прогресс, закрепление в психике фантазий о «гангстерской романтике», о создании могущественнейшего в Гетто криминального синдиката…). Вместе с тем, обретя все, чего желал, глава Ордена вряд ли был счастлив.
Поймав себя на этой мысли, Волк чуть не подавился колбасой. Ему-то что до трагичности Черепа?! Безволосый — его враг. Ничуть не лучше Тарана. Бандит держал метаморфа на той же цепи, что и владетель Подворья. Ошейник как таковой отсутствовал, но это не меняло сути вещей. Крохотная подлодка в голове, начиненная таким количеством взрывчатки, какого (все познается в сравнении) едва хватит для убийства муравья и, с лихвой, — для обширнейшего кровоизлияния в мозг.
Тем не менее некоторые вещи были непреложны, как блестящий затылок главы Ордена. Череп стремился к обществу «штатного киллера» — осознанно ли, неосознанно, — как Робинзон, закупоренный на необитаемом острове, стремился к Пятнице (сумрачный Робинзон кремниевого века, опаленный кислотой THE FUTURE IS NOW, презирающий любую собственность, кроме собственной). В драматизме ситуации Черепу следовало винить только самого себя. Ежеминутно окруженный помощниками, гангстер всегда был один. Доверять (с поправкой на то, как глава Ордена понимал доверие) он мог одному-единственному существу, имевшему, по иронии судьбы, весьма и весьма посредственное отношение к роду homo sapiens. Более того, Череп собственноручно посадил метаморфа на цепь. Это доверие (опять же, если можно говорить о доверии) заключалось в отношении хозяина к цепному псу (или, точнее, Волку). Пес разорвет любого, кто войдет в пределы досягаемости, воплотив формулу «длина цепи больше или равна дистанции». Разорвет любого, в том числе — хозяина. Поэтому тот начеку. Покуда цепь цела, хозяину ничто не грозит. Зато когда дело касается врага, цепь чудно растягивается.
Идея проста.
За работу пес получает кормежку.
Подумав об этом, Курт взглянул на кусок колбасы в своей лапе несколько иначе. Его отвращение к Черепу не знало предела (уступая разве что ненависти к Тарану и Ковбою), но, с другой стороны, какую это имело связь с… колбасой? Вести глубокие размышления на пустой желудок — никуда не годится. Кроме того, абстрактные цепи, философская снедь и прозаичная колбаса (она-то ни в чем не повинна!) — абсолютно разные вещи. Такой взгляд на вещи упрощал, систематизировал, группировал если не все материи, то очень, очень многие…