Ярость
Шрифт:
— Я ходил сюда в детскую библиотеку, — сообщил Берут, когда они переходили через улицу.
— Куда?
— Сейчас там депутатское представительство Платформы,[117] — указал Берут на висящую на доме вывеску.
— О времена, о нравы,[118] — прокомментировал Шацкий, на что полицейский покивал головой со свойственной себе печалью.
— Красивый дом, правда? — полицейский понимающе вздохнул, останавливаясь перед дверью и обводя взглядом украшенный, богатый фасад.
— Был, — буркнул Шацкий и толкнул входную дверь. Старую, оригинальную, украшенную мягким сецессионным орнаментом, заметным, несмотря на лущащиеся
Был когда-то анекдот о том, как черт схватил поляка, русака и немца, дал каждому по два металлических шарика. И неделю, чтобы те разучили с ними какие-нибудь необычные фокусы. Кто покажет лучший, того черт отпустит, еще и наградит. Через неделю, немец удерживал пирамиду из шариков на носу, русак ими жонглировал, а поляк один шарик сломал, а второй потерял.
То же самое случилось и в этом доме. Фасад поляк испортил и поломал, а интерьер — потерял. Определение лестничной клетки «запущенная» не передавало масштаба разрушений, тем более досадного, что из-под эффектов польского хозяйствования, из-под гадости, грязи, отбитой штукатурки и очередных слоев краски самого отвратительного желтого и коричневого оттенка еще проявлялась давняя красота: столярная работа поручней и дверей, потолочные украшения, орнаменты карнизов, расписные стекла с мягкими линиями art d'eco. В средине коридора стена над слегка сводчатой дверной нишей была украшена деликатным, невысоким барельефом, изображавшим лицо малолетнего мальчонки в обрамлении растительных элементов. Шацкий вздрогнул: мало того, что бледное алебастровое лицо в этом интерьере вызывало жутковатое впечатление, так еще и робко улыбающийся пацан очень напоминал ему маленького Петра Наймана. Та же самая пухлая, квадратная рожица, те же самые волнистые, густые волосы.
— Какой этаж? — хрипло спросил он, чтобы перебить свои мысли.
— Четвертый, к сожалению, — ответил Берут.
После подъема по нескольким десяткам скрипящих деревянных ступеней оба мужчины остановились перед коричневой дверью, надеясь, что им кто-то откроет. Шацкий размышлял над тем, как могут выглядеть замки в доме человека без рук. Или, возможно, кто-то производит специальные устройства, благодаря которым можно открыть засов зубами?
— Кто там? — спросил женский голос.
— Полиция, — гробовым тоном ответил Берут, прикладывая свой значок к дверному глазку. — Ничего серьезного, просто мы хотим задать пару вопросов.
Шацкий знал, что так говорят даже тогда, когда собираются забросить вовнутрь гранату со слезоточивым газом, а за стучащим стоит очередь амбалов из специализированного подразделения.
Засов щелкнул. Дверь открылась и стоявшая за ними женщина лет пятидесяти пригласила их жестом войти. Опрятная, худенькая, однотонная. Седеющие волосы до плеч, старая водолазка, черные брюки. Она была похожа на преподавательницу в университете. Причем, скорее уже из Сорбонны, чем из Варминьско-Мазурского, который злорадные языки называли «сельско-городским».
Шацкий не торопился войти, поскольку все сейчас было не так. Он ожидал увидеть мужика без рук, хозяйничающего на малине в серой от грязи майке. А застал элегантную женщину с полным набором конечностей, хозяйку жилища интеллигентного человека. Уже из коридора было видно, что если в этом доме чего и не хватает, то, скорее, места для книг, чем книг как таковых.
— Прокурор Теодор Шацкий, — представился он. — А это подкомиссар Ян Павел
— То есть, моего бывшего мужа, — спокойно ответила женщина.
— Быть может вам известно, где он в настоящее время пребывает?
— Ну конечно. Поперечная 9Б, квартира 21.
— Благодарим.
Шацкий отвесил поклон и повернулся, чтобы сбежать по лестнице, как Берут схватил его за плечо.
— Это адрес коммунального кладбища, — сообщил тот.
Женщина улыбнулась и сделала книксен.
— Надеюсь, господа меня простят. Мужа нет и, по счастью, не будет, но если я могу в чем-нибудь помочь, то приглашаю на чай. Тем более, если вы разыскиваете его, к примеру, в связи с неожиданным наследством. Так я его с удовольствием приму.
Мужчины вывели ее из приятного заблуждения, но приглашение приняли.
10
Чай был просто превосходным, приготовленным по-восточному, заваренный вместе сахаром и свежей мятой в бронзовом чайничке. Наверное, это был самый лучший чай, который Шацкий когда-либо пил. Ядвига Корфель же сразу же рассказала им историю о том, как ее муж полтора года назад потерял ладони в результате несчастного случая на охоте, и его настолько потряс тот факт, что никогда он уже самостоятельно не подотрет задницу и никогда уже не потянет спусковой крючок, что решил покончить с собой. По вполне очевидным причинам пальнуть себе в голову он не мог, в связи с чем по пьянке утопился в Лыне.
Прокурор Теодор Шацкий спросил у хозяйки прямо, потому что у него не было времени на предварительные игры, бывала ли та жертвой домашнего насилия. Та, не колеблясь, ответила, что была, потерянные на охоте руки избивали ее столь часто, что за пятнадцать лет она потеряла счет. После более тщательных расспросов хозяйка рассказала настолько классическую историю, что ее можно было помещать в учебник. Цикл всегда выглядел одинаково. Сначала нарастало напряжение. Со дня на день все больше в ней было страха, а в нем — агрессии, злобы, раздражения. Наконец первый предохранитель перегорал, и женщина становилась жертвой вербальной агрессии, ругани и угроз. Потом перегорал второй предохранитель, и женщина получала головомойку с избиением. Головомойку с мордобоем мастерскую, с неким уважением заявила она, утверждая, что ее не святой памяти супруг, даже если и не был чемпионом Польши в данной дисциплине, то уж воеводства — наверняка. Ему случалось выпить, случалось по пьянке ее оскорбить, но когда в течение нескольких дней он избегал даже конфет со спиртным, она знала: этот день приближается. Бил он ее отдохнувши, на трезвую голову, в нужные места, как будто принимал участие в соревнованиях: как доставить как можно больше боли и оставить как можно меньше следов. Потом исчезал на пару дней и возвращался с букетами, золотыми украшениями, билетами на заграничную экскурсию и обещаниями, что это было уже в последний раз. Она верила, принимала цветы, ехала на экскурсию, радовалась новому счастью, а потом возвращалась домой и чувствовала, что атмосфера накалена сильнее обычного.
— А как он потерял ладони на охоте? — задал вопрос Шацкий.
— Несчастный случай. Споткнулся и упал так неудачно, что руками попал в поставленный браконьерами капкан. Лето, на нем была только тонкая рубашка. Сам он был худощавый, да что там — просто худой. Трах-бах, капкан, и ручкам хана.
Берут с Шацким обменялись взглядами.
— А почему не удалось ладоней пришить? — спросил Шацкий из любопытства.
— А звери забрали. Вы же знаете, варминьские леса могут быть очень даже дикими.