Яростная Калифорния
Шрифт:
Какой смысл спешить? — злился я, ерзая перед телевизором.
Какой смысл спешить, Уолтер? Что за баловство — за большие деньги арендовать электронные мозги, чтобы при одном проценте они делали один прогноз, а при шести — другой? Какой прок в прогнозах, если они отомрут через несколько часов— всего через несколько часов, когда все голоса будут подсчитаны? Что за детская игра в «угадай-ка» с применением новейшей техники и на глазах у десятков миллионов взрослых людей?
Но не будем пытать Уолтера неприятными вопросами. Я и сам могу кое-что разъяснить. Ищи деньги, а не женщину! — вот американская поправка к французской разгадке тайн, как ни банальна вся эта материя. Ищи деньги — и
Кто победит — Кеннеди или Маккарти? Эта затейливая карусель уже была насажена на ось коммерции, для которой не столь уж важно, кто победит, — кто бы ни победил, телезритель, следящий за драматическим подсчетом голосов по каналу Си-Би-Эс, запомнит мимоходом и кое-что другое. Что же на этот раз?
Исчезая с экрана, знаменитый Кронкайт время от времени уступал место безымянной и очень любвеобильной бабушке из рекламного фильма. Стоя у аккуратно выкрашенного беленького заборчика, бабушка сокрушалась, что внучек не идет гулять с ней, а мудрая ее соседка произносила магическое слово «листерин» — превосходное средство от дурного запаха изо рта. Другие кадры у того же аккуратного заборчика, но каковы перемены: наша бабушка ласково треплет льнущего к ней мальчика, обретя последнее, может быть, счастье в жизни. А почему? А потому, что благоухает бабушкин рот, старческое ее дыхание уже не озадачивает и не пугает внучка. ЛИСТЕРИН во весь телеэкран.
А то вдруг еще из одной рекламы, как из жизни, занесло на экран лохматого политикана с выпученными глазами — пародийный намек на всем известного сенатора-республиканца Эверетта Дирксена — и хриплым, натруженным, дирксеновским голосом этот новый, из небытия выпрыгнувший чертик церемонно провозглашал:
— Великий штат Кентукки с гордостью представляет нашего кандидата полковника Сандерса, который клянется обеспечить каждому избирателю жареного цыпленка каждый день!
Торжественный туш, маханье плакатами, пляска воздушных шаров — все как взаправду, как на предвыборных съездах, хотя, конечно, и не так шумно, как было, помнится, в Коровьем дворце. И к восторгу толпы, верные паладины на плечах выносят благообразного старичка в белом костюме южанина, со старомодной, клинышком, седенькой бородкой и галстучком бабочкой, у которой, усохнув, повисли длинные крылышки.
Смакуя восторги, раскланиваясь, рассылая воздушные поцелуи, старичок плывет по экрану.
«Полковник Сандерс».
Любимец народа.
Мифический творец жареного цыпленка по-кентуккски.
Я впервые познакомился с ним на его родине, в штате Кентукки, весной 1965 года. Добродушный на вид полковник кидался на нас с огромных рекламных щитов. Некуда было спрятаться от его бородки клинышком, белого галстучка и от соблазна пламенных призывов отведать — всего за 1 доллар 19 центов! — жареного цыпленка по-кентуккски.
Однажды в придорожной «стекляшке» мы поддались искусителю, ткнули в меню туда, куда он повелевал, и официантка доставила на наш стол нечто заманчиво большое по массе, но невозможно скучное на вкус — обвалянное в сухарях изделие фабричных конвейеров по производству цыплят. Так я покончил с мифом о жареном цыпленке по-кентуккски.
А полковник Сандерс с успехом продолжал крестовый поход во имя своего бройлерного цыпленка и, бывало, нападал на меня с рекламных щитов за нью-йоркскими уже поворотами, а теперь вот подстерег и на телеэкране в Сан-Франциско, приспособив к своей агитации репортаж о выборах
Так тянулся вечер у телевизора.
Встреча с полковником позабавила, но не перебила раздражения. Хватит зрелищ и прогнозов, дайте факты — и проверенные, — кто же победил, как и почему победил? Дайте сырье фактов для двух, максимум трех страничек. А в мозгу уже привычно щелкало: здесь десять вечера — значит, в Москве восемь утра. Одиннадцать вечера — значит, девять утра, оживают редакционные коридоры. Время не терпит.
Ржавели остатки кока-колы, горки пепла и окурков росли в пепельницах, а блокнот еще чист, телефон с Москвой не заказан.
И новое препятствие, с которым не мне сладить, выросло на пути к двум-трем страничкам. ЭВМ, арендованные телевизионной корпорацией Си-Би-Эс, крутились теперь вхолостую, потому что без дела были ЭВМ, арендованные муниципалитетом Лос-Анджелеса.
Гигантский город, где почти половина калифорнийских избирателей и где не хотят отставать от технически быстрого и точного века, первым из американских городов перешел на электронную систему подсчета бюллетеней, о чем успели сегодня прожужжать все уши. Но к электронно-вычислительному центру бюллетени везли с избирательных участков на обыкновенных грузовиках, а те мешкали, держа прожорливые ЭВМ на скудной диете, да и в самом центре случились какие-то неувязки. Все застопорилось, как на реке во время лесосплава.
Потерпите? В Сан-Франциско близилась полночь, а в Москве — на исходе был десятый час утра, и строчки на второй полосе «Известий» разбирают куда быстрее, чем устраняются помехи на электронно-вычислительном центре Лос-Анджелеса.
Я проклял несостоявшиеся две-три странички и пожалел впустую пропавший вечер.
Но сенатор от штата Нью-Йорк верил прогнозам.
Он решил не откладывать ритуал victory speech — победной речи. Как и фирме, производящей листерин, ему нужна была телеаудитория, — да побольше, а между тем она катастрофически редела, разбегаясь по спальням, особенно на Восточном побережье, в штате Нью-Йорк, где было уже около трех часов ночи.
Я вдруг увидел его на трибуне Большого бального зала отеля «Амбассадор». Уверенно-усталый, он жестами рук гасил ликование толпы. Но толпа продолжала ликовать, ибо в этой экзальтации был смысл ее многочасового ожидания в зале, нагретом телевизионными юпитерами.
Стремясь в объективы, вокруг тесно стояли его помощники, но, полуобернувшись, не гася улыбки, Бобби сказал несколько слов, и они расступились. Из-за мужчин показалась бледная, страдальчески улыбающаяся женщина с безукоризненной прической. Его жена Этель. Мать десятерых его детей. Она была беременна одиннадцатым, всего два месяца оставалось до родов, но разве можно уклоняться от предвыборных тяжких испытаний. Шансы кандидата всегда возрастают, если рядом с ним маячит перед избирателем верная жена, многодетная, беременная, самоотверженная.
Она встала рядом с мужем, чтобы с застенчивой улыбкой взглянуть на него и получить свою долю аплодисментов.
Он построил victory speech в традиционном духе — без официальщины, по-семейному. В меру юмор, максимум благодарностей. Он благодарил политических союзников — Джесса Унру, лидера калифорнийских демократов, и Сесара Чавеса, вожака мексиканских издольщиков, друзей в «черной общине», помощников-студентов, 110-килограммового негра Рузвельта Грира, профессионального регбиста и добровольного телохранителя, который «позаботится о каждом, кто не голосует за меня», сенатора Маккарти — за «великие усилия» в организации оппозиции президенту Джонсону, жену Этель — за фантастическое терпение, свою собаку Фреклес: «Она уже отправилась спать, потому что с самого начала знала, что мы победим».