Ящер страсти из бухты грусти
Шрифт:
Тео поднял голову:
– Привет, Гейб. Вы не знакомы с Вэл Риордан? Она наш местный психиатр.
Гейб протянул женщине руку, и она пожала ее, не отрывая глаз от его заляпанных грязью сапог.
– Извините, – сказал он. – Я весь день в поле. Приятно познакомиться.
– Гейб – биолог. У него лаборатория на метеостанции.
Гейбу стало неловко. Женщина не произнесла ни слова. Она была привлекательна, как любая хорошо накрашенная женщина, но казалась немного не в себе. Словно ее чем-то оглушили.
– Извините, что помешал. Мы можем потом поговорить, Тео.
– Нет-нет, садись. Вы ведь не возражаете, правда, Вэл? А наш сеанс мы можем завершить позже. Мне кажется, у меня еще двадцать секунд в запасе.
– Все в порядке, – ответила Вэл. Похоже, туман у нее в голове рассеивался.
– Может, и вам это будет интересно, – сказал Гейб, втискиваясь на свободный стул и поворачивая ноутбук экраном к психиатру. – Вот посмотрите. – Как и многим ученым, Гейбу оставалось неведомо, что всем остальным людям научные исследования глубоко до крысиной жопки, если их нельзя выразить в долларовом эквиваленте.
– Зеленые точки? – спросила Вэл.
– Нет, это крысы.
– Смешно. А так похожи на зеленые точки.
– Это топографическая карта Хвойной Бухты. Вот это – помеченные крысы. Видите, какая дивергенция? Вот эти десять никуда не пошли вместе с остальными, помнишь?
Вэл перевела взгляд на Тео, желая объяснений.
– Гейб отслеживает крыс с микрочипами внутри, – объяснил Тео.
– Это одно из многого, чем я еще занимаюсь. Преимущественно я считаю всякую падаль на берегу.
– Пленительное занятие. – Вэл даже не пыталась скрыть презрения.
– Да, это очень здорово, – подхватил Гейб и вновь обратился к Тео: – Как бы там ни было, вот эти десять никуда не пошли.
– Да, ты уже говорил. Ты еще думал, что они сдохли.
– Они не сдохли. По крайней мере, те шесть, которых я нашел. Их не смерть остановила, а секс.
– Что?
– Я отловил живьем двадцать особей из той группы, которая ушла, но когда пошел искать тех, что остались, их даже ловить не пришлось. Там было три пары, и все занимались совокуплением.
– Так отчего тогда ушли остальные?
– Не знаю.
– А остальные, значит, это... размножались?
– За одной парой я наблюдал целый час. Они сделали это сто семнадцать раз.
– За час? И крысы так могут?
– Могут, но не делают.
– Ты же сам сказал, что они это сделали.
– Это аномалия. Но это делали все три пары. Одна из самочек умерла, но самец продолжал ее обрабатывать, когда я их нашел.
Лицо Тео окаменело от усилия понять, что, к чертям собачьим, Гейб пытается сказать и зачем он это вообще говорит.
– И что это значит?
– Понятия не имею, – ответил Гейб. – Я не знаю, почему началась массовая эвакуация первой группы, и я не знаю, почему меньшая группа осталась совокупляться.
– Ну, спасибо, что поделился с нами.
– Пища и секс, – сказал Гейб.
– Может, тебе тоже следует что-нибудь съесть, Гейб? – И Тео поманил официантку.
– Что вы хотите этим сказать – пища и секс? – спросила Вэл.
– Все их поведение нацелено на пищу и секс.
– Это Фрейд.
– На самом деле – Дарвин.
Вэл склонилась к нему, и Гейб ощутил запах ее духов. Вот теперь, казалось, ей действительно стало интересно.
– Можно ли это утверждать? Поведение – гораздо сложнее.
– Вы думаете?
– Я знаю. И чем бы ни были ваши исследования радиокрыс, они говорят о том же. – Вэл развернула к ним монитор. – У вас шесть крыс занимаются сексом, но если я все правильно понимаю, то... в общем, гораздо больше крыс просто снялись с места без всякой видимой причины. Так?
– Причина есть, я просто пока ее не знаю.
– Но это не пища и, очевидно, – не секс.
– Я еще не знаю. Может, они насмотрелись насилия по телевидению.
Тео сидел, откинувшись на спинку стула, и с удовольствием наблюдал, как два человека с тремя десятками лет образования на двоих пыхтят и толкаются, точно задиры на переменке.
– Я психиатр, а не психолог. А наша наука за последние тридцать лет больше сместилась к физиологическим причинам поведения, слыхали? – Вэл Риордан уже откровенно ухмылялась.
– Я в курсе. Проанализирую мозг особей из обеих групп на предмет нейрохимического объяснения.
– А как ты это делаешь? – спросил Тео.
– Перемалываю им мозги и смотрю химический состав.
– Это же, наверное, больно, – сказал Тео.
Вэл Риордан рассмеялась:
– Если бы я могла так ставить диагнозы моим пациентам. Хотя бы некоторым.
Вэл
Вэл Риордан не могла припомнить, когда она в последний раз получала такое удовольствие, но подозревала, что это случилось на распродаже “Нойман-Маркус” в Сан-Франциско два года назад. Вот уж точно – пища и секс. Парнишка такой наивный. Но все равно – она со времен мединститута не видела человека, столь страстно относящегося к чисто исследовательской работе, очень приятно поболтать о психиатрии не только с точки зрения финансов. Она поймала себя на мысли: интересно, как Гейб Фентон выглядит в костюме – после того, как примет душ, побреется и прокипятится, чтобы извести всех паразитов. Неплохо, решила она.
– Мне, кажется, – рассуждал Гейб, – пока не удается идентифицировать ни одного внешнего стимула подобного поведения, но приходится исключать возможность того, что этот стимул – химический или относится к окружающей среде. Если же он воздействует на крыс, то и на другие виды должен. А я видел кое-какие признаки этого.
Вэл подумала о волне блуда, захлестнувшей ее пациентов в последние два дня.
– Может, все-таки что-то в воде, вы как считаете? И воздействует на всех нас?
– Может. Если дело в химии, то для млекопитающего размером с человека потребуется больше времени. Вы оба ничего необычного в последние дни не наблюдали?