Ящеръ
Шрифт:
Уполномоченный Яшка кивнул, записывая этот разговор в список своих побед, одержанных им в немалом количестве сразу же, после назначения в новую должность. Определенно, ему нравилась революция и новый мир, который она за собой несла. Еще недавно он не имел ничего, а сейчас председатель выделил ему конфискованное у преступников жилье, за пару дней ему дали "подъем" куриц и обещали козу. Чего так не жить?
Митька и не знал, что Яшка сделался теперь милиционером. Странное это было явление, "революция". Какое-то искалеченное, выворачивающее все наизнанку. И вроде бы цели преследовались
Парень шел через село, погрузившееся в сон. Осенью, в ноябре, люд засыпал рано. Заняться мужику особо нечем. Это девки могут прясть себе в удовольствие, да языком молоть без удержу, а доброму христианину дело есть только при свете дня.
До дома оставалось рукой подать. Окошки не светились, мать поохала, да спать легла, думал Митек. Дел полно предстоит, в подпол лезть, извлекать на свет, что схоронено, если, конечно, чего осталось. Парень посмотрел на небо, вечно хмурое и даже какое-то злобное. Обернулся вокруг, но не увидел ничего, кроме тихого смирения перед наступающим роком. Что-то внутри него надломилось. Вот так вот просто. Без лишних переживаний, просто щелкнуло, и сломалось, и обратно приставить это уже никак было нельзя.
Ну а раз нельзя, стало быть, нечего и пытаться. Так они это у себя в Парижах представляют?
– парень улыбнулся и прошел мимо не до конца прикрытой двери в дом.
В сарае у Митька находился небольшой схрон с обрезом, который он берег как зеницу ока. Обрез был старый, но крепкий. Парень периодически доставал его, смазывал и начищал ствол. Оружие досталось ему от Петра Алексеевича. Мать была против, но он твердо сказал ей перед смертью: обрез Митьке оставлю, пусть он им распоряжается.
Разумеется, красным и в голову не пришло бы искать в нижних бревнах неприметную щель. А именно там, под сухими ветками дремало оружие, дожидаясь своего часа. Митек бережно размотал тряпку, пропитанную маслом, и проверил все механизмы. Обрез был исправен. Осечек быть не должно.
Петр Алексеевич, царство ему небесное, оставил целый патронташ. Загрузив в него патроны, сколько влезло, Митька перебросил его через плечо, а те, что остались, рассовал по карманам. Парню на одно мгновенье показалось, что сейчас он похож на белогвардейца какого-нибудь императорского полка, с обрезом да даренным патронташем через плечо!
Разный люд, проходивший через село, говаривал, будто сначала Колчак отступал к восточным фронтам, чтобы обосноваться там и уже оттуда нанести решающий удар по красным, а потом и вовсе передумал. Как знать, может, еще и договориться сумеют, просто разделят русское царство, как это уже не раз делалось, и заживем мы вновь в мире и согласии, хочешь с белыми, хочешь с красными. Простой-то люд воевать желанием не горит, а знатным голову подставлять по чину не положено. Еще бают, будто Казань взяли, да вроде опять отдали, пойди их разбери там, все уже смешалось, как кровь с молоком. От Самары до Симбирска ушкуйничали, да ушли оттуда за рипейские горы. Будто бы сейчас Каппель верховодит, но приказу Колчака верен, и ведет свое войско через ледяные степи в великий ледовый поход. А с ним и всю Русь былую уводит. И никому наперед неизвестно, изойдется ли она в холоде и пурге, или всплывет где-нибудь на аристократической пирушке с бокалом шампанского, чтобы лихо закрутить ус и грустно обмолвиться о былом.
Стало быть, горы рипейские, - подумал Митька. А что, почему бы и не махнуть? Армия-то со всем скарбом да домашними отступает, а он один-одинешенек, быстро догонит белых, ежели что. Вернется с победой, так и матери дом починит, и женку себе присмотрит, но для этого еще повоевать придется.
Накинув грязный, пропахший кислым потом тулуп, Митька враз сделался похож на беглого казака. Вид у него стал лихой и разбойный, отчего и на душе как-то отлегло. Выйдя на улицу, он вдохнул полной грудью холодный воздух. Затем тихо прошел мимо крыльца, стараясь издавать как можно меньше шума, чтобы не разбудить мать. Напоследок он трижды перекрестился и сделал земной поклон отчему дому.
Сталь приятно холодила и оттягивала ладонь. Митька спускался с пригорка быстрым шагом. Четкого плана действий у него не было, все происходило спонтанно, без раздумий. Пока он тут думать будет, красные дальше уйдут. Вот уж шиш им!
Митек снова стоял перед церковной дверью. За ней прятались сухость и тепло, а поп Порфирий тщательно следил, чтобы ни капли ни того, ни другого не просочилось за пределы храма. Тук-тук-тук. Дуло три раза ударило по сырому дереву.
Где-то за дверью долго ворчали благим матом, затем что-то грохнулось, ругани стало еще больше.
– Отец Порфирий, а, отец Порфирий?
– Вражье семя! Да что же вам, сатановьим угодникам, все неймется?
– Открой мне дверь, отец Парфирий, - тук-тук-тук.
– Это опять ты, Ящер? Аспидово семя! Ну, пеняй на себя, сейчас я тебе задам!
Разъяренный поп принялся дергать засов, плотно сидевший в щеколде не переставая при этом браниться. Через какое-то время он, наконец, справился с замком, и, что было мочи, толкнул тяжелую дверь.
– А ну, иди сюда, сученышь...
– Толстый приземистый поп хотел с ходу отвесить Митьке оплеуху, но тут же растерял былой пыл, когда увидел обрез, смотревший прямо на него.
– Ты... это... чего... это?
– невнятно пробурчал он.
– Я зайду, отец Парфирий?
– Дуло больно и неприятно ткнуло попа в живот, отчего тот скрючился и исчез в полумраке храма. Митёк последовал за ним.
Первые мгновения парень просто наслаждался теплом. Его озябшее тело все еще тряслось от холода, дыхание было тяжелым и сбивчивым. Где-то неподалеку, в потемках скулил и сулил все муки адовы поп, державшийся за живот.
– Больно тебе, отец Порфирий?
– Чтоб тебя черти на том свете так потчевали, Ящер! Говорил я мамке твоей, что не с тем спуталась, а она все глаза прятала...
Удар прошел по касательной, проредив правую челюсть. Поп завалился на бок, мычал, сопел, подвывал, но говорить перестал. Митек с удивительным для себя спокойствием принялся озираться по сторонам. В такое время, и уж тем более, при подобных обстоятельствах бывать здесь ему еще не доводилось.
Священнослужитель сплюнул на бетонный пол. От его губ протянулась тонкая кровавая ниточка слюны. На бетон выпало несколько зубов. Ничего, для скоромного зубов много и не требуется, а если и будет такая необходимость, пусть во всем полагается на господа и советские власти.